Подари мне себя… до боли
Шрифт:
«Боже, что он делает?! Как стыдно… и невозможно горячо!»
– Ты невероятно вкусная, Соня. Терпкая и пряная. Как дорогое вино.
Моронский ослабил захват Сониных запястий. Наконец, совсем отпустил ее руки. Чуть отстранился, дав ей вздохнуть. Провёл обеими руками по груди через ткань рубашки, немного задержавшись большими пальцами на сосках. Мягко поцеловал в губы. Совсем без напора. Почти невесомо.
– Спокойной ночи, Соня. – прошептал Макс, отступил назад и, нащупав дверь, вышел прочь из квартиры.
Соня стояла пригвожденной к стене
Придя в себя, девушка кое-как нашла в себе силы оттолкнуться от стены и на ватных ногах подошла к двери, чтобы закрыть ее на замок.
– Соня! – вспыхнул верхний свет. В коридоре возникла сонная Вера Александровна и с беспокойством смотрела на дочь. – Что случилось, ты почему не спишь?
– Все в порядке, мама – просипела Соня, – просто показалось…
***
Моронский знал, что оставил Соню в состоянии дикой фрустрации. Потому что сам находился точно в такой же. Это когда вот-вот, но нет…
Но ничего, пусть она тоже узнает, каково это – не получать то, что хочешь.
Подходя к машине, он похлопал себя по карманам брюк. В одном все так же лежали скомканные Сонины трусы. В заднем он нащупал пару квадратиков фольги.
– Давай обратно в клуб – распорядился Макс, надевая маску.
Это, конечно, будет совсем не то. Совсем! Но лучше, чем ничего.
Глава 13
Вот уже три дня у Сони было стойкое ощущение, что ее преследуют. Преследуют запахи, звуки и образы. Трио: мята, табак и парфюм. Стоило только Сониному носу уловить это сочетание, или воскресить его в памяти, как она зависала над простейшими задачами, такими, как умыться, почистить зубы, расчесать волосы, помыть посуду, поесть, наконец. Она надолго замирала, глядя куда-то перед собой в пустоту и густо краснела.
Не помогал даже народный женский способ отвлечения от навязчивых мыслей – тотальная уборка жилища. Все валилось из рук.
Да и на сон особо надежды не было. Он стал поверхностным, тревожным, наполненным одним и тем же кошмаром – темным и небритым. Каждую ночь она просыпалась в горячке, вставала, шла на кухню, жадно пила там воду. Потом долго смотрела на себя в зеркало в ванной и изучала своё пылающее лицо.
Музыку вообще не воспринимала ни в каком виде. Даже рингтон на телефоне раздражал. И особенно песни. Особенно, в которых про чувства. Ни одну композицию в плеере или на радио дослушать не могла. Раньше никогда в слова не вслушивалась. А теперь они сами настырно лезли в голову.
И всюду мерещился Моронский. Она чувствовала его обжигающее дыхание возле своей шеи, его губы на своих губах, его язык у неё во рту. И горячие его руки везде.
И в голове сутки напролёт красной табличкой маячили два вечных русских вопроса: «что делать?» и «кто виноват!»
Она подолгу выбирала, что надеть. Перетряхивала весь гардероб, вываливала на кровать
В четверг нужно было ехать на встречу с заказчиком. Осталось всего полчаса, а она бегала по дому в одних трусах и с полотенцем на мокрой голове.
В итоге натянула на голое тело простую белую футболку и джинсы скинни. Еще влажные волосы собрала в высокий хвост. Сунула ноги в кроссовки и понеслась.
На дороге, то и дело, вздрагивала от чёрных машин, маячивших в зеркалах обзора. Хоть и понимала, что это совсем не взрослое поведение. Но ничего поделать с этим не могла – ключ от собственных эмоций был потерян где-то на той злосчастной выставке…
Соня катастрофически опаздывала. Ехала с превышением. И слишком поздно заметила, как догнавший ее чёрный Гелик, встроился впереди в ее ряд и, как ей показалось, слишком резко сбросил скорость. Уже понимая бесполезность манёвров, она вжала в пол педаль тормоза. Шины протестующе завизжали, лёгкую Кию протащило по инерции несколько метров и с треском впечатало Гелику в задний бампер.
– Моронский, чтоб тебя! – Соня с досады шлёпнула ладошками по рулю и застонала в отчаянии! – на встречу она опоздала, – Кончится это когда-нибудь?
Зато она сейчас его увидит – пронеслась в голове чья-то чужая мысль. Ну, уж явно не Сонина!
Однако, двери «мерина» медленно открылись и вместо Моронского из салона Гелендвагена вывалились два бритоголовых, похожих друг на друга, словно однояйцевые близнецы, братка. Водитель остался сидеть в орущем шансоном автомобиле.
– Ничёсе! Какая бикса! – цокнул языком один лысый верзила, подойдя к водительской двери Сониной Кии. – Выходи, цыпа, приехала! Конечная.
– Я звоню в Гаи. – Показала Соня пальцем на мобильник, прижатый к уху.
– Да звони, малая, куда хочешь. Из машинки выходи, оценишь ущерб, – прогундосил тот.
Соня выбралась из своей машины, обошла спереди искореженный капот, вздохнула, краем глаза заметив, что бритый с ног до головы непристойно рассматривает ее.
Этого ещё не хватало!
– Тут кусков на пять! – пробасил второй, показывая на едва различимую на бампере Гелика царапину.
– Да не, на восемь! – заржал первый, стоя у Сони за спиной. Второй похабно подхватил, глядя Соне поверх плеча. Она успела повернуть голову в тот момент, когда стоящий за ее спиной амбал доделывал поступательные движения бёдрами в ее сторону.
– У меня нет таких денег, – тихо промямлила Соня. Вся эта ситуация уже не столько злила ее, сколько пугала. Какие-то смутные сомнения закрадывались в затуманенный Моронским Сонин мозг.
– А что есть? – бритый разглядывал девушку своими сальными глазками.
– Страховка, – пискнула она.
– Ну, это половина. А остальное как отдавать будешь?
– Мы добрые. Если чё. По бартеру возьмём, – вякнул тот, что стоял у бампера.
Соня непонимающе хлопала глазами.
– Да не менжуйся, нормально все отработаешь, мы тебе ещё на тушь с помадой отслюнявим!