Подари мне себя… до боли
Шрифт:
Макс был в последнем привате. Она разглядела его за «шторкой» из кристаллов, нанизанных на тонкие цепочки.
Моронский странно полулежал-полусидел на невысоком кожаном диванчике. Правая его кисть была обёрнута салфеткой. Голова запрокинута на спинку дивана.
Соня уже сделала шаг к ложе, как вдруг заметила какое-то шевеление и застыла. И даже поморгала несколько раз. Перед развалившимся на диване Максом ползала на коленях девушка в платье, едва прикрывающим ягодицы. Ее голова, словно футбольный мяч, подпрыгивала над
«Нормально дядя отдыхает!» – опешил Сонин внутренний голос.
«Беги, дура!» – кричал другой.
Но Соня, как прибитая, стояла на месте не в силах оторвать взгляд от происходящего.
Затылок Моронского был откинут назад, глаза закрыты, челюсть сжата, верхняя губа вздёрнута. Похотливо покручивая бёдрами, девушка буквально навинчивалась ртом на его член. А он ещё и управлял ее головой, держал за волосы и насаживал на себя, задавая темп и амплитуду.
Соня, наконец, отвлеклась от разглядывания девушки и перевела взгляд на Макса.
Мамочка…
Он смотрел на неё! Смотрел на Соню и улыбался. Абсолютно непристойно. Пошло. Порочно.
Она растерялась, заметалась, резко развернулась и почти побежала обратно против течения, барахтаясь и застревая в людском потоке. Кому-то наступила на ногу и чуть не подвернула щиколотку, когда пропустила ступеньку.
«Идиотка, о чем думала? Что хотела увидеть? Увидела? Бежать! Бежать отсюда, из этого места, подальше от него, чтобы никогда не видеть. Никогда в жизни не вспоминать. Прочь из этого клуба. А может, даже из города? Из страны. С планеты! Господи, как стыдно!»
– Я хочу домой! – сказала она Нельке, найдя ту у бара.
Глава 8
Как провалилась в сон она не помнила. Небо уже посветлело, когда Соня, наконец, перестала метаться по постели и уснула. Снился Моронский, развалившийся на диване вип-ложи. Только девушка теперь сидела на нем и совершала характерные движения бёдрами, попадая в такт музыке. Соня, как заворожённая, не могла заставить себя не смотреть на них. Голова Девушки была откинута назад, волосы разметались по спине и обнаженным плечам. Руки ее то взмывали вверх, то падали на бёдра, то она проводила ими вдоль тела вверх-вниз, лаская себя, трогая грудь. Моронский держал ее за талию, направлял, задавая темп «танцу» и смотрел на неё, хищно скалясь.
Музыка, вдруг, стала тягучая, движения слитых тел резко замедлились, как будто кто-то сильно затормозил скорость смены кадров. Только в этот момент Соня поняла, что девушка на Моронском – это сама Соня.
Она закричала и резко села на кровати. Крик эхом пульсировал в ушах и Соня даже не сразу поняла, что это вовсе не эхо, а трель дверного звонка.
Как была в длинной футболке и босая бросилась к двери, плохо соображая, который сейчас час. Который вообще день. Год.
Из соседней комнаты вышла Сонина мама, запахивая на ходу халат.
– Кого принесло в такую рань?
– Орлова
– Да.
– Вам посылка. – Соня посмотрела в глазок и приоткрыла дверь, не снимая цепочки.
– Распишитесь вот здесь и позвольте коробочку занести, – сказал парень-курьер.
– Что это? – спросила Соня, глядя на коробку почти с ее рост, перевязанную красной лентой. Холодильник?
Парень-курьер пожал плечами.
– Поняти не имею.
Соня машинально поставила закорючку в том месте, куда ткнул пальцем курьер. После чего он втащил коробку в прихожую и, не сказав ни слова, удалился.
Соня дёрнула за ленту и стенки коробки распались по всем четырём сторонам.
– Соня… это что? – Мама тихо ахнула.
– Не видишь что ли? Розы.
Внутри коробки, оказывается, был букет. Который занял все пространство их маленькой прихожей. Длинные ровные стебли едва не доходили до Сониного плеча. Темно-бордовые. Почти чёрные. С идеальными, как на подбор, будто клонированными бутонами, усыпанными мелкими капельками влаги.
Сверху торчал конверт.
«Здесь ровно 101 мое «прости» за то, что было в клубе…».
Соня перевернула карточку и прочитала «…ты не должна была этого видеть».
Придурок. Конченый. Она отшвырнула записку на трюмо и приложила к пылающим щекам ладошки.
– Соня, это от кого такие? – недоумевала мама. – Они вообще настоящие?
– Настоящие, мам. С чего ты взяла, что это не от Лёвы?
– Тот, кто дарит такие букеты – страшный человек! – тихо заключила Вера Александровна.
– Это почему?
– Боюсь представить, на что способен мужчина, который дарит такие розы сразу в вазе!
Соня посмотрела на высокий цилиндр темного, почти чёрного матового стекла, и подумала, что не будь этой вазы их просто некуда было бы поставить. У неё даже ведра подходящего размера бы не нашлось!
Ты смотри, какой прошаренный тип!
– Доченька, скажи, что у вас с Левой случилось? И от кого, все-таки, эти цветы?
– Ох, мам, если б я сама знала, – проговорила Соня, размышляя, стоит ли рассказать маме (упуская, разумеется, некоторые подробности) про Моронского или соврать что-нибудь.
– Я же вижу что ты последнюю неделю сама не своя. Вздрагиваешь от каждого звонка. – Мама с беспокойством заглядывала в глаза дочери.
Соня вздохнула.
– Давай лучше втащим эту клумбу в комнату. Надо решить, где она будет произрастать, чтобы не мешать нам передвигаться. А потом пойдём пить кофе, и я попробую тебе рассказать.
– Да где елка стоит у нас каждый год, туда, давай, и поставим.
У Сони было всего две подруги. Нелли и мама. С ними двумя она могла поделиться всем, даже самым личным и интимным. Но, если Нельке она рассказала все без цензуры, то маме описала ситуацию в двух словах, не вдаваясь в технические детали.