Подарок Тартини
Шрифт:
«… и, если бы не стеклянные шкафы, полные всяческих химикалий, она показалась бы самой обычной и непримечательной комнатой во всём Лондоне.
Посреди неё на полу, скорчившись, лежал человек – его тело дёргалось в последних конвульсиях. Они на цыпочках приблизились, перевернули его на спину и увидели черты Эдварда Хайда. Одежда была ему велика – она пришлась бы впору человеку сложения доктора Джекила: вздутые жилы на лбу, казалось, ещё хранили биение жизни, но жизнь уже угасла, и Аттерсон, заметив раздавленный флакончик в сведённых пальцах и ощутив в воздухе запах горького миндаля,
– На повестке дня остаётся ещё один вопрос, после которого можно считать наш педсовет оконченным.
– Директор выдержал паузу, и с горьким торжеством перешёл к этому вопросу. – Наша школа не сможет получить статус лицея до тех пор, пока мы не научимся справляться с такими учениками, как Стас Алкин. Что нам с ним делать? Мы не можем тянуть его из класса в класс, и двойки его больше не могут лежать красным пятном позора на светло-голубых ликах этого заведения.
«Мы явились слишком поздно и чтобы спасти, и чтобы наказать, - сказал он угрюмо, - Хайд покончил расчёты с жизнью, и нам остаётся только найти тело Вашего хозяина».
– Между прочим, Дарья Алексеевна, речь идёт о Вашем ученике, и нам бы хотелось послушать, как Вы работаете над посещением и успеваемостью Алкина. Дарья Алексеевна!
– Мы явились слишком поздно и чтобы спасти, и чтобы наказать, - рассеянно произнесла Дарья, с трудом оторвавшись от книги и пытаясь понять, что от неё хотят.
Учителя, сидевшие рядом, недоумённо косились на книгу в её руках, а зычный голос директора возмущённо надрывался с кафедры:
– Простите, как понимать Ваши слова?
Он чуть поддался вперёд и тоже заметил причину, по которой молодая учительница отвлекалась во время столь важного собрания.
– Так-то Вы уважаете своих коллег! Вместо того, чтобы познакомиться с методами их работы, выслушать их достижения и, в конце концов, принять живое участие в судьбе Алкина, Вы принесли на педсовет книгу! Кого же Вы позволили себе цитировать в столь неподходящем месте?
– Роберт Луис Стивенсон вложил эти слова в уста нотариуса Аттерсона, - громко ответила Дарья и поднялась со своего места, - и мне кажется, что они очень точно отражают ситуацию со Стасом.
Притихшие и удивлённые учителя смотрели, как одна из них смело направилась к кафедре и остановилась возле директора. Когда она повернулась к залу и взглянула на своих коллег, все увидели, что Дарья сохраняет спокойствие.
– Если говорить о том, принимаю ли я участие в судьбе этого мальчика, то давайте сначала подумаем, насколько это возможно, учитывая – как только что было сказано – тот факт, что мы просто по горло завалены этими бесконечными, не представляющими из себя никакой ценности, а потому никому и не нужными отчётами, списками, графиками – эти бесполезные бумажки крадут у нас время, которое мы могли бы уделить детям. Но об этом никто не задумывался. Так же, как и о том, что браться за воспитание Стаса Алкина уже слишком поздно. Ему пятнадцать лет, его авторитеты сформировались года два назад и поверьте, в их число не входит никто из присутствующих здесь.
Дарья перевела дух и продолжила, не замечая, как каменеют лица школьной администрации, и наоборот,
– Бесполезно разговаривать со Стасом с позиции воспитателя и взрослого. Всем своим поведением мальчик уже давно говорит нам – признайте во мне личность, уважайте меня, чтобы я мог уважать вас! Мы же считаем его недостаточно зрелым, чтобы вести диалог на равных. А ведь он этого достоин. Я была у него в семье несколько раз и видела, что в тех условиях, которые созданы для него, наверное, благодаря только чуду сформировалась уникальнейшая и интереснейшая личность. А мы по-прежнему печёмся о статусе лицея! – с презрением сказала Дарья и, оставив кафедру, направилась к выходу, млея одновременно от страха и смелости, которую она нашла в себе, чтобы преодолеть этот страх.
– Куда же Вы, Дарья Алексеевна? – голос директора не предвещал ничего хорошего. – Вы не хотите выслушать, что скажут по поводу Вашей, я бы сказал, чересчур откровенной и не-объ-ек-тив-ной речи, завучи и учителя, работающие в классе, где учится Алкин?
О да, конечно, оппоненты уничтожат её, как только она согласится на дискуссию с ними.
– Через три минуты я должна быть в кабинете, где меня ждёт Стас, - повернулась к ним Дарья, - это будет мой последний разговор с ним. Может быть, я ещё смогу повлиять на него, напомнив об аттестате, хотя всем известно, что эта корочка больше нужна его родителям, чем самому мальчику.
«Я уволена, я уволена», - жила в её в голове одна-единственная мысль, пока она шла по коридору, но её заглушала радость от того, что правда наконец-то прорвалась наружу. В таком противоречивом настроении Даша вошла в кабинет и увидела, что Стас уже ждёт её.
– Ты пришёл вовремя, - улыбнулась она, - хотя в такую погоду трудно заставить себя выйти из дома. Ничего, скоро зима кончится, а вместе с ней и наши погодные мучения! – весело говорила Дарья, совершенно не представляя, как будет строить дальнейший разговор, и чувствуя, что сейчас ей не хочется пропесочивать Стаса.
– Только ли погодные? – спросил он с насмешливым подозрением.
– Не бери в голову, - с лёгкой укоризной ответила Дарья, - возможно, так думают директор, его замы и некоторые учителя, но я не из их числа.
– Да, - сразу согласился обычно такой упрямый мальчишка, - иногда я склонен к обобщению. Ведь Вы даже не читали мне лекций из-за разбитого стекла в приёмной.
– Ты разбил его не нарочно.
– Но кто поверил? Вы были единственной, кто не приставал ко мне с нравоучениями, а просто позвонили родителям и сказали, что нужно заплатить за это дурацкое стекло.
– Стас, - мягко остановила его Дарья, - я пригласила тебя сегодня не для того, чтобы говорить о моей исключительности. (Но чего стоила её речь на педсовете!) До конца учебного года осталось чуть больше трёх месяцев.
– Да уж, скорей бы! – вздохнул мальчишка.
– Если бы это был последний класс, - продолжала Дарья, - то уже ничего нельзя было бы исправить. Но у тебя впереди ещё три месяца и целый год, чтобы, наконец, решить, с каким аттестатом ты собираешься выпускаться из школы. Боюсь, что твой документ украсят не самые хорошие оценки.