Подборка из юмористического журнал 'Magazin' 1996-97 годов
Шрифт:
3. Человека с заячьей губой мы поймали не сразу. Мы не могли его поймать сразу, потому что у нас не было его фоторобота. Но была яркая деталь - заячья губа. После медитации в полночь инспектор Рябов на клочке пожелтевшей газеты "Спид-инфо" написал корявыми буквами: "Кельнер ресторана "Савой" Алекс Федоров".
– У вас есть именной браунинг?
– спросил меня Рябов.
– Да, - ответил я, почесывая от волнения спину.
– Возьмите не именной, - приказал Рябов.
4. У рестарана "Савой" сновали полуобнаженные девицы. Крутились мальчики с нарушенной половой ориентацией. Линкольны и ягуары обдавали смрадными парами. Алекс Федоров встретил нас неприветливо, даже не приподнял в улыбке свою заячью губу. Он хотел даже бежать, но Рябов схватил его за лодыжку и опрокинул на вымытый шампунем тротуар.
– Я не убивал Иванову!
– прошелестел Алекс заячей губой.
– Тогда кто? Алекс встал, поправил свой кельнерский сюртук и повел неторопливый рассказ.
5.
– С Ивановой я познакомился в бассейне комплекса "Олимпийский", поведал нам Алекс.
– Госпожа Иванова ласточкой ныряла с вышки, стремительно плавала кролем. Даже такой иезуитски-хитроумный
– Алекс!
– представился я Ивановой.
– Госпожа Иванова, - представилась мне наяда.
– Не выпить ли нам по бокальчику водки "Зверь", - предложил я.
– Минуточку, - улыбнулась мне Иванова, - я только сниму мокрый купальник и одену сухое платье. Переодевшись в сухое платье, Иванова вышла навстречу мне легкая и веселая. "А ведь я влюблюсь в нее," - с ужасом подумал я. Словно прочитав мои мысли, глаза Ивановой сверкнули. Один глаз ее, я заметил, был карий, а другой голубой.
– Поедем ко мне, - прошептала Иванова и так крепко сжала мое запястье, что я вскрикнул от боли.
6.
– Что было дальше я уже представляю, - перебил рассказ я, акушер второго разряда Петр Кусков.
– Вот тут-то и начинается история, - снисходительно потрепал меня за щеку мой друг и товарищ испектор Рябов.
– Да, случилось страшное и загадочное, - потупился Алекс.
7.
– Я стал целовать ее сразу у вешалки, - продолжал свой рассказ Алекс. Я поливал ее из литрового пакета стопроцентным ананасовым соком и сам же пил эту влагу с ее спортивного живота. Но тут зазвонил телефон. Надо вам сказать, что работа кельнера в ресторане "Савой" приучила меня не раздумывая брать телефонную трубку.
– Алло, - сказал я.
– С вами говорит инспектор Рябов, - раздался глуховатый голос. Госпожа Иванова крайне опасна. Предупреждаю! Затем послышались долгие гудки.
– Алло, алло!
– тревожно закричал я.
– Пи-и, пи-и!
– отвечала трубка.
– Кто это был?
– спросила госпожа Иванова.
– Инспектор Рябов.
– Что ему нужно?
– Он предупредил меня об опасности, - озадаченно ответил я.
– Я пойду приму ванну с шампунем "Ночи Кабирии", - сказала Иванова, словно не слыша моего ответа, сверкнув напоследок сначала карим, а потом голубым глазом. Что мне оставалось делать? И я убил госпожу Иванову... Задушил ее в своих объятиях, когда она благоухающая шампунем, частично обнаженная (сложения она была почти акробатического) вышла из ванны.
8.
– Но вы же сказали, что не убивали ее!
– взорвался я, акушер Кусков. Алекс потупился.
– Инспектор Рябов, - сомнабулически зашептал я.
– Рябов... Так это же твоя фамилия! Я резко повернулся к своему другу.
– Да, меня зовут инспектор Рябов, - ответил мой друг не без гордости.
– И это я звонил госпоже Ивановой.
– О чем же вы хотели меня предупредить, - молитвенно сложил на груди руки Алекс.
– О грозящей опасности.
– Какой?!
– возопили мы с Алексом. Инспектор Рябов достал из кармана непромокающего пальто портативный кларент и тихонько заиграл печальную мелодию.
– Алекс, к метрододелю, - вдруг высунулся из окна кельнер с неизвестной нам фамилией. Рябов спрятал кларнет,вытерев носовым платком мундштук, и произнес внушительно: - Госпожа Иванова никогда не полюбила бы вас.
– Почему?
– сверкнул мокрыми глазами Алекс.
– У вас заячья губа. Так вот оно что - потрясло все мое сознание. Рябов все знал, все предвидел!
– Только не стоило ее убивать, - Рябов дружелюбно, но по-мужски крепко постучал кельнера Алекса по спине.
– Алекс, к метродотелю!
– опять крикнул бесфамильный кельнер из окна ресторана "Савой". Сгорбившаяся фигурка Алекса скрылась в порочном полумраке входа ресторана "Савой".
9. Прошло несколько лет. История человека с заячьей губой, запечатленная вашим покорным слугой, вышла в журнале "Российское акушерство" и вызвала шквал дебатов. Особенно были взволнованы акушеры Татарстана и Эстонии.
– И все же почему вы отпустили Алекса?
– однажды спросил я инспектора Рябова, когда после игры на кларнете он находился в благоприятном расположении духа.
– Я частный инспектор, - ответил он мне.
– Мое дело разобраться в случае, вывести всех на чистую воду. А преступников пусть ловит милиция.
– А вдруг Алекс еще задушит кого-нибудь... в своих объятиях? прищурясь, спросил я.
– Не думаю, - усмехнулся Рябов.
– Кельнеры - трусы. Вот разве что его назначат метродотелем.
– А почему мы пробирались к покойной госпоже Ивановой через подземный ход?
– Какой ход?
– Вырытый еще во времена русско-турецкой кампании?
– Не было никакого хода!
– отрезал Рябов. Я понял - инспектор Рябов умеет хранить свои тайны и больше не задавал никаких вопросов.
– -----------------------------------------------
Петр КАПКИН
По военной дороге
– ------------------------- Он ехал на передовую. Карабин, неудачно притороченный к седлу, бил лошадь по животу. Кобыла поминутно вздрагивала. Но, почувствовав впереди воду, шла - не упрямилась. Сысоев ехал уже восемнадцать лет. Ему уже стукнуло (как он определил по солнцу) ровно сорок семь. Кобыле - двадцать восемь. И вокруг все пустыня и пустыня. Саксаул и верблюжьи колючки. А как нестерпимо хочется пить - кто бы знал! Правильно старики говорили - запас бери побольше, а Сысоев, дурак, не послушал. Восемнадцать лет во рту росинки маковой не было. Эх, кто бы знал! Правда и другое загорел, ровным золотистым цветом, как и хотел, как и мечтал сызмальства. И кобыла загорела. Даже потемнее Сысоева. "А что воды нет, так это не беда, - уговаривал Сысоев кобылу, - скоро уж, немного осталось. Скоро напьемся, вволю. Кобыла слушала Сысоева равнодушно. Не то, чтоб языка не понимала, еще как понимала. Но кобыла была умна. Последние годы - самые тяжелые, - так говорила кобыла себе и Сысоеву. Но Сысоев кобылу не слушал. Песни пел. Блатные и народные, плясовые и хороводные. Уж на что кобыла серьезна, да и та в пляс пустилась. Да так, что не остановишь. Прошло еще сорок лет. И вскоре
– -----------------------------------------------
Александр Кислицкий
Загадочный отдых
По причине своей молодости поручик Штучкин в свободное от несения службы время любил тусоваться. В былые времена, до перехода к рыночным отношениям, никто не позволил бы поручику убивать свое свободное время таким способом. Однако теперь, когда условия изменились, господам офицерам запрещалось лишь сниматься в эротических фильмах и путешествовать автостопом по Западной Европе. В то утро, закончив нести службу, Штучкин устало двигался на свою холостяцкую квартиру. Совершенно неожиданно, можно даже сказать внезапно, из-за пивного киоска материализовался штаб-капитан Рубацкий. Который, по словам очевидцев, был парень не промах.
– Доброе утро, поручик!
– подозрительно четко выговаривая все буквы, поздоровался Рубацкий.
– А вы, я гляжу, опять тусоваться? Штучкин поздоровался в ответ и подтвердил догадку смекалистогог штабс-капитана.
– Героический вы человек, поручик!
– без капли иронии заявил Рубацкий.
– желаю удачи! Сказав все это, Рубацкий исчез также внезапно, как появился. Штучкин продолжил свое движение домой и дошел уже почти до конца, когда сзади проскрежетал до боли знакомый командирский голос.
– Поручик, почему вы не на плацу? Штучкин поприветствовал командира и терпеливо объяснил, что в течение прошедших суток занимался несением службы, благополучно донес ее, а теперь идет домой тусоваться. Услышав это, полковник Мышьяков немного оттаял и пожал поручику руку.
– Вы уж, голубчик, осторожнее там. Слыхал я про эти тусовки. Штучкин клятвенно пообщал зря не рисковать, раньше времени не высовываться, а в случае чего отходить перелесками. Поднимаясь по лестнице, Штучкин столкнулся с ротмистром Очечо. Ротмист был тяжело нагружен помидорной рассадой и явно направлялся на посевную - А, поручик!
– обрадованно воскликнул ротмистр. Не желаете со мной? Говорят, что весенний день год кормит. Вполне возможно, что с весенним днем дело обстояло именно так, чего никак нельзя было сказать о дне осеннем.
– Ротмистр, помилуйте! На дворе сентябрь. Очечо задумался, но ненадолго. Просияв улыбкой, он дал великолепный ответ.
– В таком случае, осенний день кормит только полгода. Сделав еще два шага по лестнице, Штучкин вновь услыхал голос ротмистра.
– А чем же вы сегодня занимаетесь?
– Сегодня я тусуюсь!
– гордо ответил поручики свысока вздохнул и мечтательно произнес: - Если бы вы знали, поручик, как мне хочется составить вам компанию! Не смотря на внешнюю суровость и тягу к народному хозяйству, ротмистр всегда мечтал о чем-то интеллектуальном. Поручика, однако, такая перспектива совсем не устривала, и он уклончиво заметил: - Я бы с удовольствием. Дружище, но вы же знаете... Очечо печально кивнул и окончательно направился на огород. Дойдя до дверей своей квартиры, поручик Штучкин убедился, что рядом никого нет и только после этого вошел в прихожую. В полку никто не имел ни малейшего представления о том, как именно надо тусоваться. Именно поэтому Штучкин и выбрал этот вид отдыха. Выходя после отдыха на службу, поручик туманно отвечал, что было нелегко, в целом тусовался удачно, но могло быть и хуже. Все это создавало поручику репутацию рискового и отважного офицера, что в принципе его вполне устраивало. ...Сбросив в прихожей сапоги, Штучкин оперативно уничтожил завтрак и рухнул на постель, закурив любимую сигарету. Впереди был целый день, свободный от несения службы. Докурив сигарету, Штучкин ткнул окурок в пепельницу, повернулся на бок и уснул, поскольку тоже не знал, как именно надо тусоваться.
– ----------------------------------
Григорий Кофман
Прыжок
Глава комбанка Щугин наткнулся на рекламу: прыжки с парашютом - для деловых и солидных людей. Прыжок - 50 баксов. Совсем немного за то, чтобы раскрылся парашют. Зато за пару минут комплекс ощущений по полной программе.
Бизнесменов, желающих оттянуться в короткий срок, нашлось немало. Взлетели. Щугин прыгал последним.
С высоты полета "кукурузника" люди внизу, как муравьи. Щугин выглянул в открытый люк - и сел на место. Инструктор ободряюще улыбнулся и положил Щугину руку на плечо: пошел. Щугин стряхнул руку: сам пошел. Губы инструктора зашевелились. Он говорил про поле, которое скоро закончится, и город, котороый вот-вот начнется. Но за ревом моторов ничего не было слышно. Банкир Щугин речь инструктора истолковал по-своему: "Или прыгаешь - или выброшу!"
Щугин достал 50 баксов и протянул инструктору. Тот покачал головой и показал на люк. Он имел в виду: платить надо внизу кассиру.
Щугин понял: денег мало. И прибавил еще столько же. Инструктор покрутил головой - вдвоем прыгать не положено. Он подтолкнул Щугина к люку.
"Кредиторы!
– пронеслось в голове у главы банка.
– Достали даже в воздухе. И этого подкупили!"
Он сорвал огнетушитель и метнул его в инструктора. Тот увернулся. Огнетушитель стукнулся в дверь пилотской кабины. На стук вышел пилот.
"Он сумасшедший!
– прокричал инструктор в ухо пилоту.
– Я закрою люк! А ты его успокой!"
Инструктор боком, по стенке двинулся к люку. А пилот - к Щугину, по другой стенке. Щугин сразу разгадал маневр: его хотят выбросить без парашюта!
С криком банкир разбежался и, закрыв глаза, прыгнул. Мешок за спиной за что-то зацепился, и Щугин повис.
Из люка выглянуло перекошенное лицо инструктора.
"Держись!" - крикнул инструктор. "Тебе хана!" - понял Щугин.
Инструктор надел парашют и прыгнул, мертвой хваткой вцепившись в ноги банкира. И вытащил нож-стропорез.