Подборка из юмористического журнал 'Magazin' 1996-97 годов
Шрифт:
Несмотря на внешнее несходство,<BR> Но об этом следующий раз,<BR> Главное в них - внутреннее сходство,<BR> Вот что их роднит на первый глаз.
Есть у них в любое время года -<BR> Лето, осень или же зима,<BR> Все что только нужно для народа,<BR> А народу главное - дома.
В каждом доме этажей немало,<BR> У меня их около восьми,<BR> Раньше это сильно отвлекало,<BR> А теперь - хоть хлебом не корми.
...Или, например, возьмем Воронеж,<BR> Впрочем, что с Воронежа возьмешь,<BR> И с балкона толком не уронишь,<BR> И на стенку сходу не прибъешь.
...Да, чуть не забыл, наземный транспорт.<BR> С этим просто полный караул,<BR> Тут на Майне приезжал во Франкфурт,<BR> Так никто и глазом не моргнул.
...А вообще-то здесь у нас неплохо,<BR> Кормят так, что просто на убой,<BR> Суп дают на завтрак из гороха,<BR> Кто спускает воду за собой.
Над рекой в пруду склонилась ива,<BR> За рекой заката синева,<BR> Вот и все, родная. Будем живы.<BR> С добрым утром. Говорит Москва.
</TD></TR></TABLE> <HR WIDTH=65%> </BODY></HTML>
</BODY> </HTML>
Дмитрий
Апокрифы именные
– ------------------------------------------------------------------
Легенда о любви и дружбе
Кинорежиссер Борис Барнет (см. "Подвиг разведчика") и драматург Александр Гладков (см. "Давным-давно" или "Гусарскую балладу") в молодости с переменным успехом ухаживали за одной и той же женщиной. Та колебалась в своем выборе, отчего история эта безнадежно затягивалась. И однажды Барнет сказал Гладкову: - Саша, я же вижу, для вас это очередной флирт. А я влюблен серьезно. Отсупитесь от этой женщины. Поскольку Барнет попал в точку, Гладков довольно легко сдался.
– Саша, вы благородный человек!
– сказал тронутый Барнет. Давайте в знак дружбы по-джентельменски побреем друг друга!.. И они побрили друг друга опасной бритвой, выказав безграничную веру, что ни один не полоснет соперника по горлу, хотя удобнее случая не придумаешь.
Еще один миф о пятом пункте
На гастролях в Штатах советский дирижер схлестнулся в диспуте со своим американским коллегой. Наш, в частности, выражал недовольство местной "желтой" прессой, раздувающей сплетни об антисемитизме в СССР.
– Ведь ваши продажные писаки докатились до утверждения, будто у нас евреи - невыездные!
– горячился наш.
– А, знаете, сколько их со мной приехало на гастроли? Тридцать семь человек! Ровно столько, сколько числится в моем оркестре. А вот скажите, сколько евреев у вас в оркестре, маэстро?
– Да вы знаете, - явно растерялся американец, - мне как-то никогда в голову не приходило их считать.
Честность
Трижды в месяц здесь становилось очень похоже на вокзал. К амбразурам касс выстраивались длиннющие, выматывающие тело и душу очереди. Трижды в месяц издательство "Правда" выплачивало гонорар свим внештатным авторам. Всеобщее недоумение вызывала долговязая фигура Сергея Михалкова, покорно томившегося при всей своей элегантности в конце очереди. Наконец, кто-то, не выдержав, робко спросил у него: - Уж вам-то зачем томиться, Сергей Владимирович? Поэт блеснул улыбкой из-под усов и сказал со своим легким характерным заиканием: - А я алчный!.. И все примолкли.
Комик
Ленинградский актер Сергей Филиппов долгие годы был в нашем кино комиком номер один. А женат он был на очень серьезной писательнице Голубевой, сочинившей книгу о Кирове "Мальчик из Уржума". Так вот эта серьезная писательница, мягко говоря, не приветствовала частые дружеские застолья мужа с жившим по соседству поэтом Михаилом Дудиным. И, как могла, препятствовала их встречам, зорко оберегая семейную казну. Но вот однажды, вернувшись из творческой командировки, она обнаружила зияющую пустоту на книжных полках, где раньше стояли тридцать томов энциклопедии.
– Сережа!
– грозно спросила она у мужа.
– А где, скажи пожалуйста, наша энциклопедия? На мгновение популярный комик смутился, а потом сказал с невинным видом: - А я ее Мише Дудину дал почитать!..
Глаз режиссера
С режиссером Иваном Пырьевым конфликтовать опасались, зная его взрывной характер и склонность к ненормативной лексике. Он как никто умел нагнать страха. Как-то на съемках он заметил, что некий бородатый участник массовки настырно лезет на первый план. Пырьев остановил съемку и предупредил бородача, чтобы тот не совался в кадр. Начали снимать очередной дубль, но бородатый, не удержавшись, опять просочился поближе к камере. Тогда Пырьев приказал загнать настырного мужика в последние ряды массовки, и через минуту обнаружил, что тот опять отчаянно продирается вперед. Пырьев вспылил, отменил съемку и заявил, что не приступит к работе, пока бородатого не уберут вообще. И вот на следующий день режиссер орлиным взором окинул массовку. убедился, что бородатого нет и в помине, и только тогда скомандовал: "Мотор!" Но едва застрекотала камера. как Пырьев, указывая пальцем куда-то в толпу, страшным голосом закричал: - Стоп!.. Вот он!.. Побрился!..
– -----------------------------------------------
Артур КАНГИН
Дело танцора "диско"
– ---------------------------------------------------------- 1. В Москве со скоростью ветра разнеслась весть - в кабаре "Зеленый смерч" зверски убит танцор в стиле "диско" Василий Дикобразов. Еще вчера, молодой и красивый, он сверкал на сцене в страусовых перьях. Еще вчера ему рукоплескали ложи. Теперь же он был и нем и недвижим. Стон возмущения пронесся по столице.
– Ваня, мы найдем убийцу!
– резко откинув миниатюрный кларнет, сказал инспектор Рябов.
– Мы обязательно найдем его!
– сказал я, акушер второго разряда Петр Кусков. 2. Но кто мог убить Дикобразова? Могла убить жена. Но у Дикобразова никогда не было жены. Его могла убить любовница. Но Василий не любил женщин. Он любил мужчин. И все знали эту маленькую его слабость.
– Так кто же убил его?
– стремительно спросил меня инспектор Рябов.
– Любовник!
– хрипло ответил я. И тут в нашу дверь резко позвонили. 3. На пороге куталась в оренбургский платок худенькая женщина. Черная мушка украшала ее левую щеку.
– Я - жена Дикобразова!
– потупясь, сказала она. И поправилась, теперь вдова.
– А как же его нетипичная половая ориентация?
– удивились мы.
– Вы должны выслушать меня, еще туже
– Это досье Васи, - пояснила госпожа Дикобразова. Мы с инспектором Рябовым приникли к экрану. "Василий Дикобразов, - читали мы, - 1961 г. рождения, уроженец Хохломы, появился на свет как Мария Звягинцева. В 1980 году, протестуя против введения военной диктатуры в Польше, сменил пол и стал Василием Дикобразовым, известным танцором в стиле "диско". Выступал на сцене кабаре обычно в страусовых перьях..." Далее шла известная информация, и мы перестали читать. Мы покорно сели в кресла-качалки и уютно накрылись полосатыми шотландскими пледами.
– Когда я познакомилась с Васей, он ходил в штанах, - неторопливо начала свою исповедь г-жа Дикобразова.
– Весь медовый месяц он проходил в штанах. Неожиданно Дикобразова замолчала.
– Ну...
– тревожно выдохнули мы.
– Потом он стал носить...
– вскрикнула вдова и, не договорив, стремительной ланью выскочила за нашу дверь. 4.
– Она не успела сказать главное, - резюмировал я, акушер второго разряда Петр Кусков.
– Нет успела, - гортанно возразил инспектор Рябов. И тут я вспомнил о нашем соседе, дьявольски похожем на генерала Ярузельского и поразился исследовательскому гению Рябова.
– Польские события!
– вскрикнул я.
– Именно, Петя, именно, - ответил мой друг и товарищ инспектор Рябов, выхватывая из потайной кабуры именной браунинг. 5. Соседа не оказалось дома и инспектор Рябов легким ударом кованого сапога высадил дверь с косяком. Квартира нам напомнила худшие времена средневекового мракобесья. Повсюду стояли миниатюрные гильотины, макеты электирических стульев и виселец со столбиками из красного дерева. На столе возвышался суперкомпьютер, производящий виртуальную действительность. Инспектор Рябов надел наушники, специальные очки и погрузился в кромешную виртуальность. Через пару минут он в изнеможении упал на мохнатый диван.
– Что?
– знаками спросил я его.
– Одень сам!
– знаками же ответил мне он. И я одел на себя компьютерную периферию. И я увидел соседа Ярузельского, сидящем в своих черных очках в кабаре "Зеленый смерч". И я увидел Василия Дикобразова, молодого и красивого, в страусовых перьях, самозабвенно скачущего по настилу сцены. И я прочитал мысли Ярузельского: " Умри Василий Дикобразов, противник моей диктатуры. Умри Василий, урожденный Марией Звягинцевой." Далее все произошло стремительно. Ярузельский достал из внутреннего кармана жилетки индейскую трубку и выстрелил в шею Дикобразова пулькой начиненной, видимо, ядом кобры. Дикобразов рухнул. А я в изнеможении сорвал с себя компьютерную периферию. 6. И только теперь я заметил торчащий из-под дивана сапог с польскими литерами на подошве.
– А вот и сам г-н Ярузельский, - гортанно произнес испектор Рябов и резко дернул за сапог. Из под дивана, весь в паутине и мышином помете, показался сам г-н Ярузельский.
– Товарищи, - по-польски пискнул он, - я не виновен! Я выполнял задание партии! Ярузельский уронил черные очки и сам же неосторожно наступил на них. Голубые глаза пана слепо мигали.
– Да он слеп как крот!
– констатировал я.
– И не представляет никакой опасности, - добавил инспектор Рябов.
– Но как же он убил Дикобразова?
– удивился я.
– На звук!
– смущенно потупился Ярузельский.
– Но теперь я не буду ни в кого стрелять. У меня больше нет заданий партии. Я буду просить милостыню на станции метро "Баррикадная". Ярузельский заплакал и несколько раз привел в действие миниатюрную гильотину. Сверкнул миниатюрный нож коварного изобретения.
– Это монстр, - хладнокровно подвел черту под нашем расследованием инспектор Рябов.
– Теперь безобидный монстр. Оставим его...
– Стоит ли рассказать госпоже Дикобразовой результаты следствия? спросил я.
– Васю не вернешь, -сказал инспектор Рябов, - а бедного калеку засадят за решетку. Я вздохнул и в очередной раз согласился с мудрым решением инспектора Рябова, наблюдая как он прикладывает на место выбитую с косяком дверь пана Ярузельского.
– -----------------------------------------------
Архив Артура Кангина
Артур КАНГИН
ЧЕЛОВЕК С ЗАЯЧЬЕЙ ГУБОЙ
Триллер
1. Убийство госпожи Ивановой потрясло всю Москву.
– Зачем ее убили?
– гадали обыватели.
– Почему убили именно госпожу Иванову? Только инспектор Рябов и я - акушер второго разряда Петр Кусков не задавали досужих вопросов.
– Петя, - интимно понизив голос, сказал мне инспектор Рябов, - мы должны отыскать убийцу!
– Инспектор Рябов, - не менее интимно ответил я, - мы найдем его!
2. В доме госпожи Ивановой нас никто не ждал. Сама Иванова была мертва и не принимала гостей. Да и кто нас мог ждать, ведь мы проникли в злополучную квартиру не с парадного крыльца, а через подземный ход, оставшийся со времен русско-турецкой кампании. О лазейке знал только инспектор Рябов. И даже мне, его другу он завязал глаза черной шелковой материей. Взломав паркетные плиты, мы оказались в квартире. Где-то пел сверчок, но не как всегда жизнеутверждающе, а в каком-то рваном, синкопированном ритме. Госпожа Иванова была действительно мертва. Она лежала на велюровом диване с недвусмысленно закрытыми глазами.
– Кто вас убил, госпожа Иванова?
– резко спросил я.
– В этом деле замешан человек с заячьей губой, - вдруг сказал инспектор Рябов и, достав из кармана непромокающего пальто миниатюрный кларнет, заиграл тоскливую мелодию. Я вдруг почувствовал неодолимую потребность сходить по-малому в туалет.
– Интересно, тут есть мужская комната?
– спросил я, сжимая кулаки. Инспектор Рябов вынул мундштук кларнета, аккуратно обтер его носовым платком и тихо ответил: - Иванова - женщина. Откуда же мужская комната? Я еще сильнее сжал кулаки и решил терпеть.