Подборка из юмористического журнал 'Magazin' 1996-97 годов

Неизвестен 3 Автор

Геннадий ПОПОВ

Растение жизни

Кактус - цветок знойных прерий, как его еще называют в народе, мексиканская роза или просто роза. Любуясь этим экзотическим растением, уже освоившим наши квартиры, иногда задумываешься: как мало мы о нем знаем. Как появился он так далеко от своей родины на наших продуваемых подоконниках, в тесных корню горшочках? Первые кактусы стали появляться еще в Советском Союзе на подоконниках у партноменклатуры и высокопоставленных чиновников. Но мало кто знает кому они были обязаны этим растением. А история его появления в закрытом для всего экзотического Союзе такова. Простой, но ответственный работник нашего посольства в одной из Латиноамериканских стран (сейчас еще наступило время назвать эту страну), рядовой комитета Госбезопасности, заболел, вернее, заболела его жена, а если уж быть точным, то - дочь, остававшаяся на родине. И он решил поехать и спасти ее, тем более, что его как раз отправляли домой. Он пошел к одному старому индейцу, славившемуся умением разговаривать с духами умерших, чтобы тот помог вылечить дочь от ОРЗ. И индеец, впервые слыша об этой удивительной болезни, выбрал самое сильнодействующее средство, какое только знал и поэтому прописывал его всем - уколы в ягодицу кактусом два раза в день до еды. А узнав, что помощь нужна девочке из далекой России, индеец вообще отказался от рублей, которые ему предлагал благодарный отец ребенка, а попросил валюту любой другой страны. И вот, обезумевший от горя отец, темной ночью, прячась от посторонних глаз, сорвал кактус в дикой прерии. На таможне то и дело обыскивали его с головы до ног и обратно опытные таможенники, обнюхивали специально выученные собаки, просвечивали специальными приборами. И лишь чудом можно объсянить, что никто не заглянул под майку, а именно там, как вы догадались, был спрятан наш колючий любимец. И только благодаря этой романтической истории, кактус оказался в наших квартирах. Но история наших дней. А есть у кактуса история более давняя. Сейчас мы считаем, что родина кактуса далекая Америка, а вот картошка - это исконно российский продукт. Никому и в голову придти не может, что когда-то все было наоборот. Мало кто знает, что еще до того, как Колумб открыл Америку, кактусы украшали среднюю полосу России. Кактус был так же мил сердцу русскому, как негру пальма. В новогоднюю ночь кактус устанавливался буквально в каждой избе. Его украшали игрушками и серпантином. Пели рядом с ним народные песни. А по утрам детишки находили под кактусом подарки от Деда Мороза. Много лет спустя Петр Первый попытался возобновить традицию. Но оказалось не так просто найти кактусу равноценную замену. Перебрали все деревья, пока не догадались привезти из Голландии елку, которая и используется в новогодние праздники до сих пор. А тогда никаких елок и не знали. Сохранились картины неизвестных художников (фотографии тогда еще не было), на которых запечатлены посреди полей, рядом с тихими прудами скромные кактусовые рощицы.

Мало кто помнит кактусовые чащи, пробраться через которые, не уколовшись, было практически невозможно. Так бы и оставалисьб кактусы неотъемлемой частью пейзажа среднерусской полосы. Но вот открыли Америку. И что же? У них есть картошка, у нас кактусы. И произошел обмен или, как его стали называть позже - бартер. И теперь кактусы украшают прерию, а мы едим картошку. О картошке я расскажу в следующий раз, а сейчас о кактусе. Как мало мы еще знаем об этом удивительном растении. Основная масса людей уже забыла, что кактусы относятся к двудольным многолетним растениям, то у них не одна доля, а две, и растут они не один год, а много. А области применения кактусов поистине безграничны. Каждый знает, что иголки кактуса применяются в медицине. Но это далеко не все. Очень немногие знают, что кактусы применяют в строительстве, в атомной промышленности, в мелиорации, при комвольном прядении, при изготовлении мягкой мебели, и электронной промышленности, книжные полки из кактуса отличаются особой прочностью, применяют кактус при отправке полярных экспедиций и, конечно, в военно-промышленном комплексе. И это еще не все. Это только то, что известно, а сколько остается пока тайной. Недавно ученые всего мира обратили внимание на то, что кактус обладает свойством поглощать отрицательно действующую на человека энергию. Например, кактус стали ставить рядом с телевизором. Оказывается кактус впитывает в себя те излучения, которые вредят человеческому организму. Группа ученых из еще существующей Академии наук провела эксперимент с кактусом в Государственной думе. Выяснилось, что кактусы, помещенные в зал заседаний, поглощают 50% выделяемой депутатами отрицательной энергии. при достаточном количестве кактусов во время прений существенно снижалось число ссор, оскоблений, драк и убийств. Почти в два раза снижалось количество таскаемых за волосы женщин-депутаток. Утверждение законопроектов обходилось практически без кровавых разборок между фракциями. К сожалению, во время эксперимента у кактуса, как и у каждого сильнодействующего средства, были замечены и побочные явления. Так, например, основное количество постановлений было принято по странам Латинской Америки, а не по нашей, как хотелось бы, стране. В ближайшее время планируется поместить кактусы в Совет Федераций и в Правительство, рекомендовано использовать кактус при голосовании. Так что перспективы открываются перед этим растением мира и символом любви поистине безграничные. И невольно начинаешь верить, что кактус займет достойное место в нашей жизни.
– -----------------------------------------------

Валерий РОНЬШИН

Мамочка и Минечка

– ------------------------- Маленький Минечка однажды сказал мамочке Розочке: - Мамочка Розочка, расскажи мне, пожалуйста, сказочку.
– Хорошо, Минечка, - согласилась мамочка Розочка.
– Слушай.
– И она начала рассказывать: - Жила-была прекрасная принцесса. и вот однажды...
– Попала она под электричку, - добавил Минечка.
– Вернее не под электричку, - сказала мамочка.
– А под скорый поезд, - добавил Минечка.
– Принцесса просто подлезала под стоящий вагон, - сказала мамочка.
– А поезд тронулся, - добавил Минечка.
– И прекрасная принцесса поехала на юг, - сказала мамочка.
– Но приехала почему-то на север, - добавил Минечка.
– И повстречала там северного принца, - сказала мамочка.
– Который ее изнасиловал, - добавил Минечка.
– После этого они решили пожениться, - сказала мамочка.
– Потому что принцесса забеременела, - добавил Минечка.
– Они пошли к доктору.
– сказала мамочка.
– А доктор вспорол ей живот, - добавил Минечка.
– В животе лежала прелестная девочка, - сказала мамочка.
– Мертвая, - добавил Минечка.
– Принц и принцесса захотели ее оживить, - сказала мамочка.
– Но не знали, как это сделать, - добавил Минечка.
– Тогда они стали звать добрую фею, - сказала мамочка.
– А феи нигде не было, - добавил Минечка.
– Они отправились ее искать, - сказала мамочка.
– И зашли в кафе-мороженое, - добавил Минечка.
– А там сидели мальчики, - заулыбалась мамочка.
– И девочки, - заулыбался Минечка.
– Они ели вкусненькое мороженое, - улыбалась мамочка.
– С сиропчиком, - улыбался Минечка.
– И тут форточка открывается, - с облегчением вздохнула мамочка, - и влетает добрая...
– Ракета!!!
– неожиданно выпалил Минечка.
– Игрушечная, - растерялась мамочка.
– Но с ядерной боеголовкой!
– торжествовал Минечка.
– Она упала на пол, - побледнела мамочка.
– И... в з о р в а л а с ь!!!
– радостно завопил Минечка.
– Всех разнесло, - горестно зарыдала мамочка.
– В клочья!!!
– добавил Минечка.
– -----------------------------------------------

Copyright й 1996 Совам Телепорт

Валерий РОНЬШИН

Катенька

рассказ -------------------------------------------------------------------

Жили-были папа, мама и я. То есть - трое. Но вот однажды пошла мама в роддом и родила там девочку. Катеньку. Стали мы жить - вчетвером. Как-то раз взял папа Катеньку на руки и пошел с ней погулять. Через час возвращается. Веселый-превеселый.
– Ну что, - кричит с порога, - Машка (мою маму Машей звать), хотела в Париж съездить?!..
– Хотела, - осторожно отвечает мама.
– И что?..
– Завтра едем!
– говорит папа и небрежно кидает на стол аж двадцать пять долларов!
– Ура-а-а!!
– обрадовался я.
– Завтра едем в Париж!! Мама, конечно, тоже обрадовалась. Стали мы обсуждать, куда нам в Париже сходить да что посмотреть... И тут вдруг мама говорит: - Алексей (моего папу Лешей звать), а где наша Катенька? Здесь и я заметил, что папа домой без Катеньки пришел. А папа этак лукаво отвечает: - А ты думаешь, денежки на Париж откуда?
– О т к у д а, - побледнела мама.
– От верблюда. Стою я, значит, на улице, - начал свой рассказ папа.
– И вдруг подходит ко мне толстая тетка и на Катеньку пальцем показывает.
– "Продаешь что ли?" - "А вы хотите купить?" - удивился я. А она выкладывает двадцать пять зелененьких! Представляешь, как дура, за трехмесячного ребенка целых двадцать пять баксов отвалила!!
– Так ты что - Катеньку п р о д а л, - шепчет мама в ужасе.
– Ну да, - говорит папа.
– У нас же еще Петька есть. (Петька - это я). Что нам их, солить что ли?
– Действительно, - поддержал я папу.
– Надо не за количеством гнаться, а за качеством. Вы лучше меня как следует воспитайте. Но наша мама, как видно, не с той ноги утром встала.
– Нет, - кричит на папу, - забирай свои доллары и без Катеньки не возвращайся!! Забрал папа доллары и ушел. Ну. думаю, все, теперь мы нашего папу больше никогда не увидим. Разве что во сне или на фото... Ничего подобного! И часу не прошло - возвращается. Веселый-превеселый. И с ребенком.
– Держи, - протягивает маме, - свое чадо. Купил всего за двадцать долларов. Так что на Париж уже не хватит, а вот в Рязань вполне можно прокатиться. Посмотрела мама на ребенка и говорит: - Так это ж не Катенька. Папа даже слегка обалдел.
– Ну ты, Мария. даешь, - говорит.
– Чего тебе не хватает?! Девочке три месяца. Руки-ноги на месте. Сама не знаешь, что хочешь! Посмотрел и я на ребенка. Действительно: ребенок как ребенок. Правда не белый, а черный. ну дак это еще и лучше грязь незаметнее будет. А мама ни в какую, словно ее кипятком ошпарили.
– Иди!
– кричит на папу, - и без Катеньки не приходи!! Снова пошел наш папа и на сей раз купил девочку за пять долларов. Так маме опять не понравилось. Видите ли, глаза у ребенка узкие. А поди-ка сама за пять долларов с широкими купи... Короче говоря, семь раз уходил наш папа на улицу покупать детей. Из-за маминых капризов нам пришлось продать всю мебель, а вместо нее поставить дешевенькие лавки. Разместили мы семерых детей по лавкам и... и стали жить. Прошло тридцать три года. Все девочки выросли и разъехались кто куда. Негритянка уехала в Африку, японка в Японию, еврейка в Израиль, американка в Америку... ну и так далее. Один я у папы с мамой остался. Дело в том, что я за эти тридцать три года ни капельки не вырос. Как был семилетним, так семилетним и остался. А мама все эти годы у окошка просидела, выглядывая, не идет ли ее драгоценная Катенька. И вот как-то раз - звонок в дверь. Открываем, а на пороге стоит... Катенька! Ну, конечно, не трехмесячная, а тридцатитрехлетняя.
– Доченька!
– радостно воскликнула мама.
– Это ты?!
– Мамочка!
– радостно воскликнула Катенька.
– Это я!! Обнялись они, расцеловались и за стол сели. Обедать. Я быстренько в первое наложил второе, туда же компот налил. Все равно все в желудке перемешается. А так чистая экономия времени и посуды. А папа с мамой и Катенькой едят-едят, едят-едят. едят-едят: первое. второе, третье, четвертое, пятое, шестое... Наконец, Катенька откинулась на спинку стула и закурила.
– Катенька, - так и ахнула мама, - ты куришь, дочка?!
– Я еще и пью, - отвечает Катенька.
– Вот видишь, укоризненно сказала маме папе, - что значит продавать ребенка в чужие руки.
– Продавать?
– удивилась Катенька.
– Меня никто не продавал. а так просто на помойку выкинули.
– Так вы... не Катенька, - опешила мама.
– Нет, - отвечает Катенька, - я не Катенька. Я Рита Потехина. Мама так со стола под стол и упала.
– Охо-хо, - тяжко вздыхает папа, - ну сейчас-то чего тебе не хватает? Кожа белая. глаза большие, волосы русые... Да ты и сама думала, что это Катенька.
– Ну в общем, да, - согласилась мама, вылезая из-под стола.
– Вроде ничего девочка. Петенька подрастет, будет ему готовая невеста. Вот так Рита Потехина и осталась жить вместе с нами. Дожидаться, когда я вырасту. А мне жалко, пускай ждет. Может дождется.

КОНЕЦ ------------------------------------------------

Наум Сагаловский

Теорема о Травиате

(из цикла "Занимательная математика")

Допустим, А влюбился в Б, такую Б, что просто ужас. Давайте вместе, поднатужась, представим мысленно себе:

А - сын богатого отца, Б - куртизанка и красотка, но у нее, увы, чахотка и нездоровый цвет лица.

У них роман, Париж, интим, любовь - духовно и телесно. Но жизнь, как нам уже известно, идет не так, как мы хотим.

Дюма, пиши о Б тома! Все глуше шаг, все тише песни. Она страдает от болезни, не говоря об этом А.

Уходит жизнь - кому пенять? А тут - и новые потери: какой-то Х стучится в двери и просит Б его принять.

Он говорит: "Любовь слепа! А - Ваш любовник и сожитель, но я, мадам, его родитель, ву компрене? Же сви папа.

Он пылко любит Вас, мадам! Мне как отцу противно это. Мадам, Вы - дама полусвета, и я Вам сына не отдам".

Б говорит: "Какой удар, месье, но если Вам угодно, я с А расстанусь благородно! Теперь прощайте. Бон суар".

Она, кляня свою судьбу, лежит в тревоге и печали (не сильно б вы права качали, как Б, одной ногой в гробу!),

и шлет к любовнику гонца с такими горькими словами: "А, я должна расстаться с Вами по воле Вашего отца.

Хоть я убита наповал, ни слез не будет, ни скандала. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Но мы любили, черт возьми! Свиданья наши были сладки. Прощай, балы, любовь и блядки, и Вы прощайте, мон ами!.."

Приняв гонца и вняв мольбе, А, четко следуя сюжету, велит закладывать карету и говорит: "Я еду к Б!"

Он мчится к ней на всем скаку, "Шерше ля фам!" вздыхая постно, приходит к Б, но слишком поздно: она преставилась. Ку-ку.

И мы, друзья, в конце стиха, жизнь облекая в теорему, решим искомую проблему: А больше Б, но меньше Х.

Жизнь коротка, и, так сказать, не нам крушить ее устои. Пора бречь здоровье, что и нам надо было доказать.
– -----------------------------------------------

Генрих Сапгир

Жирап

– ------------------------- среди полей бегут амбары в купе покупки сидят арабы и квохчут куры кривые лапки большие жены цветастых негров глаза коров

вся столица на столе а во мгле на холме серебристым силуэтом миной или минаретом серый короб Сакрекер

ты знаешь лепо в море марта любить на улицах Монмартра вверху и мысли облаковы и маляры средневековы внизу - пожарное депо тебя он сразу пожирает собой Жирап вот вокзал сан-Лазар ЛАФАЙЕТ два парохода плавает в толпе народа красивым росчерком пера выходишь ты на "Опера" кипит Жирап и Монпарнас вдали - как шкап... вокруг Жирапа как на подушке раскинув ляжки лежит Европа и с ужасом глядит на нас

не скифы мы не азиаты но нагловаты пошловаты не гунны мы и не сарматы но лбы чугунны жопы сраты хотя ни в чем не виноваты к тебе Жирап мы проложили из России воздушный трап куда и бегаем босые Жирап! ты радуешься нам а - рубашкам и штанам взалкала каменная баба зашевелились валуны: Волга Вологда Валгалла...

Жирап ты - каменный жираф рябое небо над тобою рыба неописуемых размеров как паиньки садятся боинги на поле в виде вееров... пускай грядет турист Егоров своих чудовищных омыров скорей на пришлых выпускай!
– -----------------------------------------------

Виктор Шендерович

Многие лета

– ------------------------- Когда по радио передали изложение речи нового Генерального секретаря перед партийным и хозяйственным активом города Древоедова, Холодцов понял, что началась новая жизнь, и вышел из дому. Была зима. Снег оживленно хрустел под ногами в ожидании перемен. Октябрята, самим ходом истории избавленные от вступления в пионеры, дрались ранцами. Воробьи, щебеча, кучковались у булочной, как публика у "Московских новоcтей". Все жило, сверкало и перемещалось. И только в сугробе у троллейбусной остановки лежал человек. Он лежал с закрытыми глазами, строгий и неподвижный. Холодцов, у которого теперь, с приходом к власти Михал Сергеича, появилась масса неотложных дел, прошел было мимо, но тотчас вернулся. Что-то в лежащем сильно смутило его. Оглядев безмятежно распростертое тело, Холодцов озадаченно почесал шапку из кролика. Такая же в точности нахлобучена была гражданину на голову. Такое же, как у Холодцова, пальто, ботинки на шнуровке, очки...

Озадаченный Холодцов несмело потрепал человека за обшлаг, потом взял за руку и начал искать на ней пульс. Пульса он не нашел, но глаза гражданин открыл. Глаза у него были голубые, в точности как у Холодцова. Увидев склонившееся над собою лицо, гражданин улыбнулся и кратко, как космонавт, доложил о самочувствии: - В порядке. При этом Холодцова обдало характерным для здешних мест запахом. Сказавши, гражданин закрыл глаза и отчалил из сознания в направлении собственных грез. Сергей Петрович в задумчивости постоял еще немного над общественно бесполезным телом - и пошел по делам. "А вроде интеллигентный человек", - подумал он чуть погодя, вспомнив про очки. Опасную мысль о связи интеллигентности с близорукостью Холодцов додумывать не стал, и окончательно переключился на волну "Маяка". Передавали новости из регионов. Ход выдвижения кандидатов на девятнадцатую партконференцию вселял сильнейшие надежды. Транзистор, чтобы не отстать от жизни, Холодцов не выключал с эпохи похорон - носил на ремешке поверх пальто, как переметную суму. Ехал он к Сенчиллову, другу-приятелю университетских лет. Сенчиллов был гегельянец, но гегельянец неумеренный и даже, пожалуй, буйный. Во всем сущем, вплоть до перестановок в политбюро, он видел проявление мирового разума и свет в конце тоннеля, а с появлением на горизонте прямоходящего Генсека развинтился окончательно. В последние полгода они с Холодцовым дошли до того, что перезванивались после программы "Время" и делились услышанным от одного и того же диктора. Сенчиллов, разумеется, уже знал о выступлении реформатора в Древоедове, и согласился, что это коренной поворот. Наступало время начинать с себя. Они поувольнялись из своих бессмысленных контор, и не дожидаясь полной победы демократического крыла партии над консервативным, взяли в аренду красный уголок, и открыли кооператив по производству рыбьего жира. Они клялись каким-то смутным личностям в верности народу и стучали кулаками во впалые от энтузиазма груди, а потом Сенчиллов с накладными в зубах полгода бегал фискалить сам на себя в налоговую инспекцию. Дохода рыбий жир не приносил, а только скапливался. В самый разгар ускорения в кооператив пришел плотного сложения мужчина со съеденной дикцией и татуировками "левая" и "правая" на соответствующих руках. Войдя, человек велел рвать когти из красного уголка вместе с рыбьим жиром, а на вопрос Холодцова, кто он такой и какую организацию представляет, взял его за лицо рукой с надписью "левая" и несколько секунд так держал. Холодцов понял, что это ответ, причем на оба вопроса сразу. Сенчиллов набросал черновик заявления в милицию, и полночи они правили стиль, ссорясь над деепричастными. Наутро, предвкушая правосудие, Холодцов отнес рукопись в ближайший очаг правопорядка. Скучный от рождения капитан сказал, что им позвонят, и не соврал. Им позвонили в тот же вечер. Звонивший назвал гегельянца козлом и, теряя согласные, велел ему сейчас же забрать заявление из милиции и засунуть его себе. При вторичном визите в отделение там был обнаружен уже совершенно заскучавший капитан. Капитан сказал, что волноваться не надо, сигнал проверяется - вслед за чем начал перекладывать туда-сюда бумаги и увлекся этим занятием так сильно, что попросил больше его не отвлекать. В ответ на петушиный крик Холодцова капитан поднял на него холодное правоохранительное лицо и спросил: "Вы отдаете себе отчет?.." У Холодцова стало кисло в животе, и они ушли. Ночью домой к Холодцову заявился Сенчиллов. Его костюм был щедро полит рыбьим жиром; на месте левого глаза наливался цветом фингал. В уцелевшем глазу Сенчиллова читалось сомнение в разумности сущего. Кооператив закрылся в день подписания исторического договора по ОСВ-2. В красный уголок начали завозить черную мебель, Холодцов устроился в театр пожарником. Музы не молчали. Театр выпускал чудовищно смелый спектакль с бомжами, Христом и проститутками, а действие происходило на помойке. С замершим от восторга сердцем Холодцов догадался, что это метафора. Транзистор, болтаясь на пожарном вентиле, с утра до ночи крыл аппаратчиков, не желавших перестраиваться на местах. Успехи гласности внушали сильнейшие надежды. Холодцов засыпал на жестком топчане среди вонючих свежепропитанных декораций. Сенчиллов, будучи последовательным гегельянцем, нигде не работал, жил у женщин, изучал биографию Гдляна. Процесс шел, обновление лезло во все дыры. Когда безнаказно отделился Бразаускас, Холодцов не выдержал, сдал брансбойт какому-то доценту и исчез. Исчез и Сенчиллов - с той лишь разницей, что Холодцова уже давно никто не искал, а гегельянца искали сразу несколько гражданок обновляемого Союза, с намерением женить на себе или истребить вовсе. Время слетело с катушек и понеслось. Их видели в Доме Ученых и на Манежной - в дождь и слякоть, стоящими порожняком и несущими триколор. Они спали на толстых журналах, укрываясь демократическими газетами. Включение в правительство академика Абалкина вселяло сильнейшие надежды; от слова "плюрализм" в голове покалывало, как в носу от газировки. Холодцов влюбился в Старовойтову, Сенчиллов - в Станкевича. Второй съезд они провели у гостиницы "Россия", уговаривая коммунистов стать демократами, и отморозили себе за этим занятием все, что не годилось для борьбы с режимом. В новогоднюю ночь Сенчиллов написал письмо Коротичу, и потом вся страна вместо того, чтобы работать, его читала. Весной любознательный от природы Холодцов пошел на Пушкинскую площадь посмотреть, как бьют Новодворскую, и был избит сам. Непосредственно из медпункта Холодцов пошел баллотироваться. Он выступал в клубах и кинотеатрах, он открывал собравшимся жуткие страницы прошлого, о которых сам узнавал из утренних газет, он обличал и указывал направление. Если бы КГБ могло икать, оно бы доикалось в ту весну до смерти; если бы указанные направления имели хоть какое-то отношение к пейзажу, мы бы давно гуляли по Елисейским полям. С энтузиазмом выслушав Холодцова, собрание утвердило кандидатом подполковника милиции, причем еще недавно, как отчетливо помнилось Холодцову, подполковник этот был капитаном. Все то же скучное от рождения, но сильно раздавшееся вширь за время перестройки лицо кандидата в депутаты повернулось к конкуренту, что-то вспомнило и поморщилось, как от запаха рыбьего жира. Осенью, перебегая из Дома Кино на Васильевский спуск, Холодцов увидел доллар - настоящий зеленый доллар со стариком в парике. Какой-то парнишка продавал его прямо на Тверской аж за четыре рубля, и Холодцов ужаснулся, ибо твердо помнил, что по-настоящему доллар стоит шестьдесят семь копеек. Жизнь неслась вперед, меняя очертания. Исчезли пятидесятирублевки, сгинул референдум, заплакав, провалился сквозь землю Рыжков, чертиком выскочил Бурбулис. Холодцов слег с язвой и начал лысеть; Сенчиллова на митинге в поддержку "Саюдиса" выследили женщины. Потрепанный в половых разборках, он осунулся, временно перестал ходить на митинги и сконцентрировал все усилия на внутреннем диалоге. Внутренний диалог шел в нем со ставропольским акцентом. Летом Холодцов пошел за кефиром и увидел танки. Они ехали мимо него, смердя черным. Любопытствуя, Холодцов побежал за танками и в полдень увидел Сенчиллова. Сенчиллов сидел верхом на БМП, объясняя торчавшему из люка желтолицему механику текущий момент - причем объясняя по-узбекски. Три дня и две ночи они жили, как люди. Ели из котелков, пили из термоса, обнимались и плакали. Жизнь дарила невероятное. Нечеловеческих размеров рыцарь революции, оторвавшись от цоколя, плыл над площадью; коммунисты прыгали из окон, милиционеры били стекла в ЦК... Усы Руцкого и переименование площади Дзержинского в Лубянку вселяли сильнейшие надежды. Прошлое уходило вон. Занималась заря. Транзистор, раз и навсегда настроенный на "Эхо Москвы", говорил такое, что Холодцов сразу закупил батареек на два года вперед. После интервью Ивана Силаева российскому телевидению Сенчиллов сошел с ума и пообещал жениться на всех сразу. Ново-Огарево ударилось об землю и обернулось Беловежской пущей; зимой из магазина выпала вдруг и потянулась по переулку блокадная очередь за хлебом; удивленный Холодцов встал в нее и пошел вместе со всеми, передвигаясь по шажку. Спереди кричали, чтоб не давать больше батона в одни руки, сзади напирали; щеку колол снег, у живота бурчал транзистор, обещая лечь на рельсы, предварительно отдав на отсечение обе руки. Холодцов прибавил звук и забылся. Когда он открыл глаза, была весна, вокруг щебетали грязные и счастливые от пореформенной жизни воробьи, очереди никакой не было в помине, а хлеба завались - вот только цифры на ценниках стояли такие удивительные, что Холодцов даже переспросил продавщицу про нолики: не подрисовала ли часом. Будучи продавщицей послан к какому-то Гайдару, он, мало что понимая, вышел на улицу и увидел возле магазина дядьку в пиджаке на джинсы и приколотой к груди картонкой "Куплю ваучер". Возле него торговала с лотка девочка. Среди журналов, которыми торговала девочка, "Плейбой" смотрелся ветераном труда, случайно зашедшим на оргию. Холодцов понял, что давеча забылся довольно надолго, и на ватных ногах побрел искать Сенчиллова. Сенчиллов стоял на Васильевском спуске и, дирижируя, кричал загадочные слова "да, да, нет, да!" Глаза гегельянца горели нечеловеческим огнем. Холодцов подошел проведать, о чем это он, что такое "ваучер", почему девочка среди бела дня торгует порнографией и что вообще происходит, но Сенчиллов его не узнал. Холодцов крестом пощелкал пальцами в апрельском воздухе перед лицом друга, отчего тот вздрогнул и сфокусировал взгляд.
– Здравствуй, - сказал Холодцов.
– Где ты был?
– нервно крикнул Сенчиллов.
– У нас тут такое!
– Какое?
– спросил Холодцов. Сенчиллов покрутил руками в пространстве, формулируя. Холодцов терпеливо наблюдал за этим сурдопереводом, пытаясь понять хоть что-нибудь.
– В общем, ты все пропустил...
– сказал Сенчиллов. Заложив себе уши пальцами, он внезапно ухнул в сторону Кремля ночным филином: - Борис, борись!
– после чего потерял к Холодцову всякий интерес. Через проезд стояла какая-то другая шеренга и кричала "нет, нет, да, нет!", и Холодцов пошел туда и начал распрашивать об обстоятельствах времени, и получил мегафоном по голове, и слабо цапанув рукой по милицейскому барьерчику, потерял сознание. Открыл глаза он от сильных звуков увертюры Петра Ильича Чайковского "1812 год". В голове гудело. Несомый ветерком, шелестел по отвесно стоящей брусчатке палый лист, по чистому, уже осеннему небу плыло куда-то вбок отдельное облачко, опрокинутый навзничь Минин указывал Пожарскому, где искать поляков. Холодцов осторожно приподнял тяжелую голову. Перед памятником, пригнувшись, наяривал руками настоящий Ростропович. Транзистор бурчал голосами экспертов. Ход выполнения Указа 1400 вселял сильнейшие надежды. Красная площадь была полна народу, в первом ряду сидел до судороги знакомый человек с демонстративной сединой и теннисной ракеткой в руках. Холодцов слабо улыбнулся ему с брусчатки и начал собираться с силами, чтобы пожелать успехов в его неизвестном, но безусловно правом деле - но тут над самым ухом у Холодцова в полном согласии с партитурой ухнула пушка, в глазах стемнело, и грузовик со звоном въехал в стеклянную стену телецентра; изнутри ответили трассирующими. Оглохший Холодцов попытался напоследок вспомнить: был ли в партитуре у Чайковского грузовик с трассирующими?
– но сознание опять оставило его. На опустевшую голову села бабочка с жуликоватым лицом Сергея Пантелеймоновича Мавроди и, сделав крылышками, разделилась натрое; началась программа "Время". Комбайны вышли на поля, но пшеница на свидание не пришла, опять выросла в Канаде, и комбайнеры начали охотиться на сусликов; Жириновский родил Марычева; из BMW вышел батюшка и освятил БМП с казаками на броне; спонсор, держа за голую ягодицу девку в диадеме и с лентой через сиськи, сообщил, что красота спасет мир - после чего свободной рукой подцепил с блюда балык, вышел с презентации, сел в "Мерседес" и взорвался. Президент России поздравил россиян со светлым праздником Пасхи и уж заодно, чтобы мало не показалось, с Рождеством Христовым. Потом передали про спорт и погоду, а потом, в прямом эфире, депутат от фракции "Держава-мать" с пожизненно скучным лицом бывшего капитана милиции полчаса цитировал по бумажке Евангелие. Закончив с Иоанном, он посмотрел с экрана персонально на Холодцова и тихо добавил: - А тебя, козла, с твоим, б..., рыбьим жиром мы сгноим персонально. Холодцов вздрогнул, качнулся вперед и открыл глаза. Он сидел в вагоне метро. На полу перед ним лежала шапка из старого, замученного где-то на просторах России кролика - его шапка, упавшая с зачумленной, забитой, как у Страшиллы, головы. На шапку уже посматривало несколько человек.
– Станция "Измайловская", - сказал мужской голос. Холодцов быстро подхватил с пола упавшее, выскочил на платформу и остановился, соображая, кто он и где. Поезд хлопнул дверями, прогрохотал мимо и укатил, открыв взгляду белый свет. Платформа стояла на краю парка, а на платформе стоял Холодцов, ошалело вдыхая зимний воздух неизвестно какого года. Это была его станция. Где-то тут он жил, помнится. Холодцов растер лицо и на нетвердых ногах пошел к выходу. У огромного зеркала возле края платформы он остановился привести себя в порядок. Поправил шарф, провел ладонью по волосам, кожей ощутив неожиданный воздух под ладонью. Холодцов поднял глаза. Из зеркала на него глянул лысеющий, неухоженый мужчина с навечно встревоженными глазами. Под этими глазами и вниз от крыльев носа кто-то прямо по коже прорезал морщины. На Холодцова смотрел начинающий старик в потертом, смешноватом пальто. Холодцов отвел глаза, нахлобучил шапку и пошел прочь от зеркала, на выход. Ноги вели его к дому, транзистор, что-то сам себе бурча, поколачивал по бедру. В сугробе у троллейбусной остановки лежал человек. Он был свеж, розовощек и вызывающе нетрудоспособен. Он лежал вечной российской вариацией на тему свободы, лежал, как черт знает сколько лет назад, раскинув руки и блаженно улыбаясь: очки, ботинки на шнуровке, пальто... Холодцов постоял над блаженным телом, осторожно потеребил обшлаг. Человек открыл голубые, как у Холодцова, глаза, увидел над собою такие же но с серыми мешками и въевшейся в зрачки заботой о текущем моменте - и, застонав, слабо махнул рукой, отгоняя этот страшный, неведомо откуда взявшийся сон. Через мгновенье он снова мирно сопел в две дырочки. Холодцов постоял еще немного и энергичным шагом двинулся вон отсюда по косо протоптанной через сквер дорожке, домой. Потом сорвался на бег, но почти тут же остановился, задыхаясь. Поправил очки, посмотрел вокруг. Еще не смеркалось, но деревья уже теряли цвет. Тумбы возле Дворца Культуры были обклеены одним и тем же забронзовелым лицом. Размноженное лицо это, напрягши многочисленные свои желваки, судьбоносно смотрело вдаль, располагаясь вполоборота над обещанием: "Мы выведем Россию!" Никаких оснований сомневаться в возможностях человека не имелось; ясно было - этот выведет. Руки с татуировками "левая" и "правая" на соответствующих бицепсах были скрещены на груди. Прикурить удалось только с четвертой попытки. Холодцов жадно затянулся, потом затянулся еще и еще раз. Выпустил в темнеющий воздух струйку серого дыма, прислушался к бурчанию у живота; незабытым движением пальца прибавил звук. Финансовый кризис уступал место стабилизации, крепла нравственность, в Думе в первом чтении обсуждался закон о втором пришествии. Ход бомбардировок в Чечне вселял сильнейшие надежды.
– -----------------------------------------------