Подчинись мне

Сова Анастасия

Последний раз, когда так боялся - пока вез беременную Машку вот так же, на тачке. Эта дура наглоталась какого-то дерьма. Снова хотела убить моего ребенка.

Родители держали все под контролем, но не усмотрели. И мне пришлось действовать, быстро.

Мчать как угорелый. И молиться. Я реально молился в тот день, чтобы с моим сыном все было в порядке. А я ведь тогда даже не был полностью уверен, что он мой. Но чувствовал. Просто, сука, чувствовал.

Было так страшно, что, казалось, выплюну собственные органы. Вот только страшно было не

за нее. После всего дерьма, что вылила на меня любимая девушка, я возненавидел эту суку. Я желал ей смерти где-то глубоко внутри себя. Но я не хотел терять сына. Не простил бы себе. Никогда.

Вот только теперь все иначе. Я снова несусь на бешеной скорости, и мне вновь дико страшно.

Только, в отличие от случая с Машкой, теперь я боюсь за ту, что сидит сейчас рядом со мной. И я намерен биться за каждый ее вдох.

— Все будет хорошо!
– произношу вслух. Хоть и понимаю - не слышит.
– Мы почти приехали.

Глава 59

Варвара

Первое, что слышу, приходя в себя - голоса. Сначала неразборчивые, точно далеко. Слова сливаются в один жужжащий звук.

Тело тяжелое. Будто наполнено водой до отказа. Даже думать трудно о том, как непосильно будет поднять хотя бы руку.

Едва шевелю пальцами и нащупываю силиконовую трубочку.

В нос вдруг резко ударяет больничный запах.

Потихоньку приходит осознание. Возвращается память, но не вся. Помню, как Абрамов залетел в туалет с бешеными глазами, как порвал блузку и как резко потемнело перед глазами, когда острой болью прошибло затылок. А потом все. Провал. Густая чернота и больше ничего.

Но, по крайней мере, не умерла. Живая.

Голоса становятся различимее, и мне удается уловить в них знакомые тембры. Никита и Тимур.

Они переговариваются.

Понимаю, что не хочу открывать глаза. Не желаю никого из них видеть. Особенно старшего.

Сознание ускользает снова, и я даже рада, что получается отключиться. Правда ненадолго. Меня возвращает резкий выкрик.

— Тебе четырнадцать, Никита!
– обозлено рычит Тимур.
– О каких чувствах ты говоришь?

— О тех, что у тебя никогда не будет!
– огрызается в сторону отца подросток. И у меня сердце болезненно схватывает.
– Ты хоть кого-то любил?
– продолжает он.
– Мою маму, например?

— Не смей говорить о ней!
– грубо обрывает сына Тимур.

— А то что? Ударишь меня? Денег лишишь?
– с какой-то не свойственной ребенку усмешкой произносит Никита.
– Ну, давай! Жду не дождусь, когда мне исполнится восемнадцать, и я свалю от тебя, наконец!

— Так чего ждешь?
– слова Абрамова-старшего становятся для меня неожиданными. —Вали прямо сейчас. Держать не стану.

— Я пришел ни к тебе, понял?! А к ней. И уйду, когда сам захочу.

Никита нисколько не уступает отцу в уверенности. С одной стороны, можно поразиться его способности держать себя, с другой -

так сильно жалко, что от волнения клокочет в горле.

Неужели, Тимур не видит? Не замечает очевидных вещей? Обиды и желания банального общения.

— У вас разница восемь лет! Убирай эту дурь из башки!
– понимаю, что Абрамов звереет. Но он старается сдерживаться. Больничные стены не позволяют ему выпустить из себя все чувства в полной мере.

А мне так горько, что я в прямом смысле ощущаю эту горечь на языке. Ну, почему все так сложно?

— И что? Это вообще ничего не значит! Мама Ванька тоже старше, но это не помешало тебе…

— Закрой рот!
– Тимур теряет терпение.

— Думаешь, я не смогу ничего дать ей?
– Никита хоть и понижает градус общения, но все же достает отца. Будто нарочно пытается задеть самые глубины сознания Тимура.
– А ты как будто сможешь? Что можешь дать ты, пап?

Повисает молчание, а я точно перестаю дышать. Они что, делят меня? На полном серьезе сейчас решают, кому я достанусь?

— Вот видишь!
– подросток подтверждает свои слова.

— Вижу, что тебе пора домой, - спокойно отвечает Абрамов-старший. Наверное, ему стоит особенных усилий взять ярость под контроль. Не выплеснуть ее, обдав всех и каждого.

— Я к тебе не вернусь, - отзывается подросток.
– Бабушка говорит, ты ломаешь все, к чему прикасаешься. И ее ты сломал.

— Тимур Александрович, — женский голос, неожиданно прервавший разговор, не кажется мне знакомым.
– Вас Анна Юрьевна зовет.

Оба Абрамовых замолкают.

— Сейчас, - отзывается мужчина.

Слышится возня, а затем удаляющиеся шаги Тимура.

Никита остается. Чувствую его присутствие. Движение.

Надеюсь, я выгляжу сейчас прилично, и мой внешний вид не дает поводов для фантазий подростка.

— Поправляйтесь, короче, - в итоге выдыхает он, спустя какое-то время.

Мысленно выдыхаю вместе с ним. На головную боль, что постепенно начала обрушиваться на меня с приходом сознания, навалилось еще чувство огромной ответственности.

Понимаю, что Никита просто переживет это, перерастет. Поймет постепенно, что это гормоны затуманили сознание. Но сейчас, на этом этапе, мне трудно быть предметом его воздыхания.

Особенно после того, как его отец поимел меня в туалете.

Да, именно поимел. Грязно. Жестко. И это я отчетливо запомнила.

А, самое главное, что одержимость, зародившаяся во мне в тот момент, не давала отчет ничему.

Вообще ничему. Морок на сознании был таким вязким, что я с трудом могла отделить хорошее от плохого. Да я в принципе не хотела отделять. Только падать все ниже. Закапываться глубже.

Позволять больше.

В желании разрядки я стала шлюхой для него. Грязной дешевкой, позволяющей всякое. Разве можно уважать себя после такого? Безболезненно примириться с сутью, рождающейся внутри меня от желания близости с этим человеком?