Поддельный шотландец. Дилогия
Шрифт:
"Излишества людей лишают сна:
Всегда, во всем воздержанность нужна."
Но в нём явно шла речь не о выборе лучшей среди красавиц. Но по реакции дамы и девушек нетрудно было понять, что речь идёт о чём-то слегка пошлом. Они бранили отца семейства, одновременно подхихикивая над только им понятной шуткой.
Решив не ударить в грязь лицом, я тут же вставил с нарочито унылым видом:
– - Прошу простить мою необразованность, но мои учителя предпочли заполнить мои мозги в основном христианскими псалмами и латинской грамматикой, а не современной поэзией, -- затем, почти искренне вздохнув, продолжил, -- но я помню, что подобная моей ситуация весьма плачевно закончилась для древнегреческого героя Париса и заранее очень опасаюсь оказаться в его положении.
Все опять весело засмеялись. Было сразу заметно, что в этой семье скучать не принято. Они все ещё смеялись, когда Престонгрэндж вышел из комнаты и оставил меня развлекать женщин в одиночку. Ну тётя, положим, сидела за своим вышиванием и только иногда поднимала голову и улыбалась, но барышни, в особенности старшая, притом и самая красивая, оказывали мне большое внимание. Вероятно я им был интересен тем, что сильно отличался от прочих знакомых им дворян явным пренебрежением буквой этикета, но без налёта глупости или грубости, свойственной простонародью. Как говаривал в шутку Алан: "ты высказываешь порой такою небрежность в обращении, как будто в твоём роду были сплошь герцоги, а то и короли". И робость в общении с женщинами мне никогда не была свойственна, что наверное смотрелось необычно с учётом возраста Дэви. Уж он-то до моего здесь появления был телок-телёнком. Сейчас бы наверное изрекал что-то в диапазоне от бе до ме, или вообще полностью онемел от робости.
Когда разговор зашёл о музыке, то старшая из сестёр села за клавикорды, на которых играла мастерски, и некоторое время занимала нас игрой и пением шотландских и итальянских мелодий. Это придало мне ещё немного развязности, и, припомнив мотив, которому Алан учил меня в пещере близ Карридена, я решился тихонько просвистеть несколько тактов и спросить, знает ли она его.
Она покачала головой.
– - Никогда раньше не слыхала, -- отвечала она.
– - Просвистите-ка его до конца... Повторите ещё раз, -- прибавила она, когда я просвистел.
Она подобрала мотив на клавикордах; сейчас же, к моему удивлению, украсила его звучным аккомпанементом и, играя, стала петь с очень комичным выражением и настоящим шотландским акцентом:
Ферно ли я потобрала мотив,
То ли это, что вы мне швиштали?
– - Видите ли, -- прибавила она, -- я умею сочинять и слова, только они у меня не всегда рифмуются.
– - Потом продолжала:
Я мисс Грант, прокурорская дочь.
Вы, мне сдаётся, Дэвид Бэлфур?
Я сказал ей, что искренне поражен её музыкальными талантами.
– - Как называется ваша песня?
– - спросила она.
– - Я не знаю её настоящего названия, -- отвечал я, -- и называю её "Песнью Алана", по имени горца, от которого услышал её впервые.
Она взглянула мне прямо в глаза.
– - Я буду называть её "Песнью Дэвида", -- сказала она.
– - Впрочем, если песни, которые ваш израильский тёзка играл Саулу, хоть немного походили на эту, то меня нисколько не удивляет, что царь не сделался добрее: уж очень это меланхолическая музыка. Ваше название песни мне не нравится. Если вы когда-нибудь захотите услышать её снова, то спрашивайте её под моим названием.
Она это произнесла так выразительно, что у меня на миг замерло сердце.
– - Почему же, мисс Грант?
– - спросил я.
– - Потому, -- отвечала она, -- что если когда-нибудь вас повесят, я переложу на этот мотив ваши последние слова и вашу исповедь и буду их петь.
– - Ну что вы, мисс, -- возразил на это я, -- одна хайлендская гадалка предрекла мне, что если я не умру от честной стали, то доживу до глубокой старости. Но за намёк -- спасибо.
Вместо ответа она заиграла какой-то бравурный шотландский марш. Я не мог больше сомневаться, что она отчасти знакома с моей историей и грозившей мне опасностью. Но каким образом, и что ей известно, было трудно угадать. Она, очевидно, знала, что в имени "Алан" есть что-то опасное, и предостерегала меня не упоминать о нём; очевидно, знала также, что на мне тяготеет подозрение в Эпинском преступлении. Я стоял рядом с ней, притворяясь, что слушаю её и восхищаюсь её музыкой, но на самом деле унесся далеко в вихре собственных мыслей. Я находил, что эта молодая леди очень любит таинственное; при первой же нашей встрече она всячески пыталась меня заинтриговать. Немного позже я узнал, что воскресенье для них не пропало даром. Что молодые леди провели целое расследование: разыскали и допросили рассыльного из банка, открыли моё посещение Чарлза Стюарта и вывели заключение, что я плотно замешан в деле Джеймса и Алана и, весьма вероятно, поддерживаю с последним постоянные сношения. Оттого мне и был сделан этот ясный намек за клавикордами.
Не успела она доиграть свою мелодию, как одна из младших барышень, стоявшая у окна, выходившего в переулок, закричала сёстрам, чтобы они шли скорее, так как опять пришла "Сероглазка". Все сёстры сейчас же бросились к окну и столпились там, чтобы что-нибудь увидеть. Окно, к которому они подбежали, было расположено в углу комнаты над входной дверью и боком выходило в переулок.
– - Идите сюда, мистер Бэлфур, -- кричали девушки, перебивая друг-друга, -- посмотрите, какая красавица! Она все эти дни приходит сюда с какими-то оборванцами, а между тем сама она выглядит как самая настоящая леди.
Мне не было надобности долго смотреть. Я взглянул только раз, но один лишь взгляд на неё переменил моё настроение. Бесспорно, сестрички Грант были прекрасны, но Катриона вызывала во мне совсем другие ощущения: в ней чувствовалось что-то живое, огненное и мне самому вдруг захотелось улыбнуться.
– - Я знаю эту девушку. Это дочь Джеймса Мора, её зовут Катриона Драммонд, -- сказал я небрежно, -- она всеми силами старается облегчить жизнь своему мятежному отцу. И да, она действительно настоящая леди из Хайленда.
Меня тут же завалили расспросами. Но я сам мало что знал, поэтому мы вскоре перешли вначале на брата Джеймса, Робина, которого я просто обозначил как "скрывающегося от закона в горах отпетого мятежника" и к его невероятному искусству игры на волынке. Затем на меня самого, которому в течении короткого времени пришлось пережить сколько волнующих приключений в горах. Вскоре девушки переполнились ко мне чувством глубокого восхищения, я же к ним -- не менее глубоким чувством жалости. Всё же мне ранее не приходилось думать о том как скучна и однообразна жизнь благородных девушек в эти времена. Пусть это вполне оправданная плата за безопасность, но попробуйте объяснить это им!