Поддельный шотландец. Дилогия
Шрифт:
В понедельник я в первый раз в жизни пошел к брадобрею и остался вполне доволен результатами его работы -- сам бы я подобным примитивным инструментом бриться ни за что бы не рискнул. Отправившись оттуда прямиком к прокурору, я у дверей его дома снова увидел красные мундиры солдат, выделявшиеся ярким пятном в переулке. С трудом поборол порыв немедленно бежать или драться -- это с чего у меня вдруг так явно проявился подобный рефлекс? Я посмотрел вокруг, желая найти молодую леди и её спутников, но нигде не было видно даже их следа. Зато как только меня ввели в помещение, где я уже ожидал прокурора в субботу, я в углу заметил высокую фигуру Джеймса Мора. Он, казалось, находился в мучительном беспокойстве, все время двигал руками и ногами, а глаза его тревожно бегали по стенам комнаты. Я с жалостью вспомнил о его отчаянном положении. То ли поэтому, то ли потому, что я всё же подсознательно слишком сильно интересовался его дочерью, я тут же заговорил с ним.
– - Доброе утро, сэр, -- сказал я.
– - Желаю вам того же, сэр, -- отвечал слегка нервно он.
– - Вы ожидаете свидания с Престонгрэнджем? -- спросил я.
– - Да, сэр, и молю бога, чтобы ваше дело к этому достойному джентльмену было приятнее моего, -- отвечал он.
– - Надеюсь, по крайней мере, что вас ненадолго задержат, так как, вероятно, вас примут прежде меня, -- сказал я.
– - Всех всегда принимают прежде меня, -- возразил он, пожимая плечами и поднимая руки.
– - Прежде было иначе, сэр, но времена меняются. Не так было, когда и шпага что-нибудь значила, молодой джентльмен, и когда было достаточно называться солдатом, чтобы обеспечить себе пропитание.
Он произнес эту тираду немного в нос, с той заносчивой хайлэндской манерой, которая ещё недавно так выводила меня из себя.
– - Ну, мистер МакГрегор, -- сказал я, -- мне кажется, что главное достоинство солдата -- молчание, а первая добродетель его -- умение противостоять ударам судьбы.
– - Я вижу, что вы знаете моё настоящее имя...
– - и, скрестив руки, он поклонился мне, -- хотя сам я не смею его произносить. Оно слишком хорошо известно, враги слишком часто видели моё лицо и слышали моё имя. Поэтому я не должен удивляться, если и то и другое известно людям, которых я не знаю.
– - Моё имя не столь известно, поэтому не удивительно, что вы его совсем не знаете, сэр, -- заметил я, -- так же как не знают его и многие другие. Но если вы желаете знать, то моё имя Бэлфур.
– - Это прекрасное имя, -- вежливо ответил он, -- его носят порядочные люди. Я припоминаю теперь, что один молодой джентльмен, носивший то же имя, в сорок пятом году был врачом в моём батальоне.
– - Это, вероятно, был брат Бэлфура из Бэса, мой двоюродный дядя, -- отвечал я, так как теперь был уже полностью подготовлен к вопросу о этом враче.
– - Он самый, сэр, -- сказал Джеймс Мор, -- а так как ваш родственник был мне товарищем по оружию, то позвольте пожать вашу руку.
Он долго и бережно жал мне руку, всё время радостно глядя на меня, точно встретил родного брата.
– - Да, -- сказал он, -- времена переменились с тех пор, как вокруг меня и вашего родственника свистели пули.
– - Времена меняются быстро, -- довольно сухо отвечал я, немного раздражённый неискренностью, сквозившей в его манерах, -- и должен честно признаться, что я никогда лично не встречался с этим достойным джентльменом.
– - Всё равно, -- заметил он, -- я в этом не вижу особой разницы. А вы сами, я думаю, тогда не были в деле; я что-то не могу припомнить ваше лицо, которое забыть довольно трудно.
– - В тот год, о котором вы упоминаете, мистер МакГрегор, я едва поступил в младшую приходскую школу, -- ответил я.
– - Вы так ещё молоды!
– - воскликнул он.
– - О, тогда вы никогда не поймете, что значит для меня эта встреча. Встретиться в минуту несчастия здесь, в доме моего врага, с родственником товарища по оружию -- это придает мне бодрости, мистер Бэлфур, так же как звуки хайлэндских волынок! Да, сэр, многим из нас приходится с грустью, а некоторым и со слезами вспоминать прошлое. В своих краях я прежде жил как король: с меня было достаточно моего палаша, моих гор и верности моих земляков и друзей. Теперь меня содержат в вонючей тюрьме. И знаете ли, мистер Бэлфур, -- продолжал он, взяв меня за руку и расхаживая со мною по комнате, -- знаете ли, сэр, что я не имею самого необходимого! Злоба моих врагов лишила меня средств. Как вам известно, сэр, я заключен по ложному обвинению в преступлении, в котором так же невинен, как и вы. Меня не осмеливаются судить, а пока держат голого и босого в тюрьме. Желал бы я встретить вашего родственника или его брата из Бэса! И тот и другой были бы рады помочь мне. Тогда как вы сравнительно чужой...
Прервав его многословные разглагольствования на отвлечённые темы, я перевёл разговор в более практическое русло. Ведь этот человек провёл в местных тюрьмах более пяти лет и знал многое из того, что полезно было бы знать и мне. Так что разговор наш был хотя и недолгим, но очень информативным.
Мне не составило труда пообещать ему всемерную поддержку, если он только уговорит Катриону принять её. Пока же я отдал ему почти всю имеющуюся наличность -- три серебряных шиллинга и горку меди, в которой преобладали двухпенсовики, примерно на такую же сумму.
МакГрегор всё ещё рассыпался в благодарностях, когда Престонгрэндж появился в дверях и любезно пригласил меня проследовать из приёмной в кабинет.
– - Я буду ещё некоторое время занят неотложными делами, -- сказал он извиняющимся тоном, -- а чтобы вы не сидели без дела, я хочу представить вас моим трём прелестным дочерям, о которых вы, может быть, слышали, так как они, пожалуй, гораздо более известны в обществе, чем их скучный отец.
Он провел меня в длинную комнату, помещавшуюся этажом выше, где за пяльцами с вышиванием сидела худощавая старая леди, а у окна стояли три самые красивые девушки из виденных мною до сих пор в Шотландии, так мне, по крайней мере, показалось на первый взгляд.
– - Это мой новый друг, мистер Бэлфур, лэрд Шос -- сказал прокурор, введя меня под руку. -- Дэвид, это моя сестра, мисс Грант, которая так добра, что заведует моим хозяйством, и будет очень рада, если чем-нибудь сможет помочь вам. А вот, -- прибавил он, -- обращаясь к молодым девушкам, -- вот мои три прекрасные дщери. Как вы находите, мистер Дэвид, которая из них лучше всех? Держу пари, что он никогда не дерзнет ответить, как честный Аллан Рэмси!
Все трое, а также старая мисс Грант громко возмутились против этой выходки. Честно говоря, я не понял, о чём собственно идёт речь, из стихов этого шотландского поэта мне вот так сходу вспомнилось только одно четверостишие: