Подгоряне
Шрифт:
поленья, чтобы машина не вязла в черноземе. Поверил, когда на смену
"Универсалу" пришли могучие гусеничные пахари - гусеницами своими они как бы
раздавили отцово недоверие. Не верил он и в то, что появятся комбайны,
способные убирать не только пшеницу и рожь, но и кукурузу. Первые комбайны
срывали кукурузные початки вместе с их "рубашкой". На колхозных токах горы
таких початков проходили дополнительную обработку. Их пропускали через
специальные барабаны, которые и раздевали донага початок. И это считалось
чуть ли не верхом технических достижений в таком трудоемком деле, как уборка
кукурузы.
Но где теперь те комбайны и те барабаны? Про них забыли, их и след
простыл. Вместо них по кукурузным разливам плывут "Херсонцы"; они срезают
початки, освобождают их от "мундира" и готовенькими отправляют в кузова
машин и тракторов с прицепами. Выплевывают "одежду" точно так же, как мы
выплевываем шелуху от семечек. Одновременно комбайн делает еще одно важное
дело: срезает стебли, мельчит их и тоже отправляет в другие кузова машин и
тракторных прицепов. Последним оставалось только поспевать отвозить эту
массу в силосные ямы. А теперь пошли еще дальше. Появился на свет божий
чадырлунгский метод. Кукурузные поля уже не нуждаются в междурядной
обработке, их не надо ни пропалывать, ни культивировать, ручной труд
полностью исключался. От посева до жатвы рука человека даже не притронется
ни разу к кукурузному полю. Умные механизмы взяли на себя эту заботу. То же
самое происходит и на полях подсолнечника. Теперь комбайны нацеливаются и на
садово-овощные плантации...
Молодого агронома с высшим сельскохозяйственным образованием всем этим
не удивишь. На отцовские восклицания он чаще всего отвечал одним и тем же
словом: "Подумаешь!" Но для отца, который начал "танцевать от печки", то
есть от сохи и плуга, от вола и нужды беспросветной, техническая революция
на родной ниве казалась фантастической. И это произошло за несколько
последних десятилетий, а в течение веков примитивнейшая соха была тут
полновластной хозяйкой и, казалось, останется ею навсегда.
Шли годы, десятилетия, столетия, а перед бесконечно усталыми глазами
пахаря маячили все те же поручни, те же сошники, те же клинья сохи с
отвалом. А тут за каких-нибудь двадцать лет колесный "Универсал" превратился
в реликвию, в музейную редкость и вознесен на цементный пьедестал в
окраинной части села. И все это прошло на глазах отца. Не кто другой, как он
приделывал деревянную опору к колесам, чтобы трактор не проваливался в
жирном прилесном черноземе. И он же, отец, вместе с другими поднимал этот
трактор на цементно-бетонную площадку при въезде в Кукоару. Вот какой путь
проделал отец, и это с его-то осторожно-недоверчивым взглядом на вещи!
Бывало, не купит у гончара глиняного горшка, пока не обстучит его пальцем со
всех сторон. Точно так же, только еще с большей придирчивостью, "обстукивал"
он то, что составляло основу жизни. Обстукивал и осматривал со всех сторон:
нет ли в ней невидимого поверхностному взгляду изъянца, нет ли трещины.
Прошло немало времени и таких приглядок, прежде чем отец, повторяю,
доверился всецело технике.
Теперь в селе было больше трактористов и шоферов, чем тракторов и
автомашин. А было время, когда отец с трудом уговаривал сельских парней,
чтобы они пошли учиться на курсы трактористов, шоферов и комбайнеров. Сейчас
совершенно иная картина: механизаторы околачиваются у дверей директора
совхоза, чтобы тот посадил их на какую-нибудь машину. Им все равно: трактор,
грузовик, комбайн, потому что одинаково могут управлять и тем, и другим, и
третьим. Конечно, всем хотелось бы заполучить новенькую машину, но для этого
ты должен быть образцовым специалистом-механизатором. Самое большое
наказание - это когда за какую-нибудь промашку тебя заставят сдать машину.
Все это прекрасно, думал отец. Но было много и такого, что ему не
нравилось. Взять хотя бы дорожное дело. В Каларашском районе не осталось ни
одного колхоза - тут целиком перешли на совхозную систему. А от министерства
пока добьешься разрешения на постройку хотя бы одного километра дороги с
твердым покрытием, у тебя волосы прорастут сквозь меховую шапку. Не
нравилось отцу и то, что от возведения школ, Домов культуры, столовых,
гостиниц, бань, детских садиков, от строительства всех сооружений
социально-культурного назначения совхоз устранялся. Пусть, мол, бегает и
выхлопатывает фонды председатель сельсовета, а мне, директору совхоза, не
положено. Рассуждая так, он словно бы забывает, что в поисках этой культуры
и удобств сельская молодежь оставляет землю и устремляется в город, а для
совхоза превращается в сезонников: пришли, посеяли, убрали и - до свиданья!
По этому вопросу у Никэ с отцом были вечные споры. Сын превыше всего
ставил рентабельность. Земля-де такой же цех. Пускай привозят на нее людей
откуда угодно, ставят вагончики для временного жилья, как делают на
стройках, лишь бы вырастили богатый урожай. Он, Никэ, за агрогорода. А пока
их нет, надо привозить рабочую силу из городов. Пусть они сеют, обрабатывают