Подкаменная Тунгуска
Шрифт:
Ерофеича аж передёрнуло, а глаза Фёклы сомкнулись за ресницами в непроницаемую чёрточку.
— Ты бредишь, Шманец! — попытался привести его в рассудок Ерофеич, но тот шарахнулся в сторону, как от внезапного испуга, упал затылком о пол и потерял сознание. Такое с ним случалось почти каждый день.
Но он не превратился в бесчувственное растение, а бурно жил в своём выдуманном мирке. Чаще всего Шмонс воевал с воображаемым бесплотным духом, иногда даже грозил ему кулаками. Точнее сказать, всего лишь пробовал грозить.
— Етагыр его попортил, — сказала как-то тунгуска в укромном уголке дровяного сарая, чтобы больной не услышал.
— Слышь, Фёкла, — шепнул ей Ерофеич. — Ты моё оружие-то запирай в кладовке на замок. Ножи тожить прячь от него, а вилки вообще не доставай из шкапа. Ложками обойдёмся, не паны всёж-таки. И чтоб нигде верёвки зазря не болтались, смотри у меня! А то этот дурной на всю голову над собою всяко учудить может.
Однажды Ерофеич вернулся из заброшенной церковки, где досматривал щенных сук, и заорал на всю избу:
— Фёкла, мать твою распротак! Куда смотрела? Он же помер.
Лысый Шмонс неподвижно сидел наперекосяк в деревянном кресле. Голова неестественно запрокинута, рот раззявлен, а открытые глаза — как бы остекленели. Ерофеич приложил голову к груди Шмонса — сердце не билось. Его даже уложили на пол, как покойника, чтобы труп не окостенел враскорячку. Перевязали руки и ноги полотенцами, подвязали челюсть. Но через полчаса мнимый мёртвый дёрнулся и перекатился на опавший после болезненной голодовки живот.
— Ну, и напугал ты нас, сучий выблядок! — утёр потный лоб Ерофеич, когда они с тунгуской снова усадили Шмонса в кресло.
— Что? Где? — вертел тот головой, как очнувшийся лунатик.
— Ты, Лёва, так больше не шути. Ты мне живой нужон. Мне за твои миллионы без тебя лихие люди башку быстренько продырявят. И никакого тёплого моря не увижу, если ты загнёшься до срока.
— Он больше не придёт? — прошамкал подвязанным ртом Шманец, по-сумасшедшему оглядываясь по сторонам вытаращенными глазами.
— Кто?
— Ну, тот самый, который из меня ушёл.
— Чёрт с рогами, что ли?… Етагыр который?
— Ну пусть даже Етагыр, если тебе так проще понять.
— Он не придёт. Из тебя шаман изгнал злого духа и вырезанного чёртика над входом в избу повесил. То ись вход сюда для нечистой силы заборонил. Ты, Лёвка, знашь-ка, кинь из башки всё дурное и дыши спокойно. Тунгусские страшилки про нечисть — сказки для детей. Не дури, а выздоравливай по-взрослому. Ну, типа отвлекись чем-нибудь от своих бредней. Хочешь, я тебе щенят на забаву принесу? Такие смешные в этот год у одной уродились, лобастые да лапастые! Не иначе как волк поработал над сучонкой.
— Не выношу собак в доме!
— Уже можно и медвежонка добыть. Как раз самая пора. Медвежата забавные, мягонькие, когда крохотные, как хомячки.
Шмонс неловко, как пьяный, дёрнулся и помотал лысой головой, похожей на маковую коробочку на тонком стебельке.
— Зачем меня связали?
— Так к похоронам тебя, бесчувственного, готовили. Развяжи его, Фёкла!
— Напиться бы… и забыться.
— Тебя шаман до самой смерти закодировал. Водка теперь тебя не возьмёт.
— А если попробовать?
— Не получится, Лёва, и не пробуй. Свихнёшься или сразу загнёшься. Многие уже по этой дорожке проходили.
Больной сжался в комок, обхватил худые коленки.
— Спрятаться бы… Затаиться… Где найти убежище?
— Тут твоё прибежище. Неприступная глушь. Сюда сто лет не ступала нога чужого человека. Шаман был первый за всё время.
— Не от людей бы укрыться… От этих… самых… Ну, сам понимаешь… В больницу мне бы с окнами за решёткой. Или в тюрьму. Нечистая сила боится военных и врачей. И ещё ментов.
— Всё верно — ей первым делом своих надо бояться. Думаешь, в психушке нечистики тебя не достанут? За этим тебе в монастырь надо проситься.
— В Распоповку к староверам?
— А хоть бы и туда до самой весны отвезу, если хочешь.
— Хочу к староверам!
— Окрепнешь — отвезу непременно.
Шмонс посветлевшими глазами обвёл просторные покои.
— У тебя икон нет. Где образА? Зачем спрятал!
— Опять бредишь? У меня их и в помине не было.
— Икона нужна в доме. С негасимой лампадкой.
— На кой тебе?
— Защита свыше… От этих самых… От иконы благодатный свет исходит. Бесы его не выносят.
— Хочешь с ангелом-хранителем помириться? Да принесу я тебе иконы в два счёта из церковки, где держу собак.
— А молитвослов?
— У староверов выпрошу в Распоповке. Я же тебя к ним возил для отчитки от беснования, забыл?
— Не помню.
— Ты им по нраву пришёлся, а меня они и на порог не пустили.
— Библию привези старопечатную. Ещё свечей и ладану. Ладан-то у них есть?
— Угу… Старцы сами из живицы варят. Духовитый такой.
— И маслица лампадного не забудь.
— И масло лампадное они из кедровых орешков себе давят. Всё тебе привезу. Даже благословение он ихнего пресвитера. Ты только выздоравливай.