Подкидыш
Шрифт:
— Починят вам теплицу! Наши родственники в три дня все наладят. Даже лучше, чем было, сделают. Рассаду любую дадим. Заплатим, что пожрали наши обормоты! Только не сажайте их, не доводите до суда, не пишите заявление! — голосили жены алкашей.
— Таких мужуков взашей гнать впору! А вы за их держитесь! — серчала Варвара, загружая в телегу корзины с огурцами, помидорами, бережно укладывая холсты с работами зятя.
Александр радовался, что забулдыги не успели пропить картины. Все остальное его мало беспокоило. Зато Варвара разошлась не на шутку:
— Теплицу споганили, зверюги!
—
— Всю зелень погубили, ироды!
— Новую дадим!
— Мальчонка со страху из дому сбег!
— Разыщем! С-под земли достанем! — уговаривали бабу, умоляли не губить души и семьи.
— Ну что, Варвара? Напиши заявление! — протянул лист бумаги участковый и предложил бабе присесть.
— Скажи-ка, Данил, как ты смекнул, что эти аспиды у меня разбой учинили? — не торопилась писать заявление Варвара.
— Кроме них некому. Уж если из их домов брани не слыхать, знай, что-то замышляют. Или уже успели где-то отличиться. Устал я с ними. Пора проучить всерьез. Пиши!
— Послушай, Данил! Мы друг друга много лет знаем. Поверь мне, раз бабы за них вступились, значит, не вовсе пропащие. И еще! Лучше хоть какой-нибудь мужичонка, нехай завалящий, чем навовсе никакого! Это я тебе правду говорю. Зачем же я стану враз трех баб сиротить? Нехай они сами со своими мужуками разберутся! Мне их слез не надо. И писать не стану.
— А я сколько должен с ними мучиться?
— Такая твоя собачья доля! — вздохнула Варвара.
— Я ж тебя еще с девок помню! Ох и норовистой была! Но теперь круче стала! И все же, знай, если заявление не напишешь, больше не приходи сюда с жалобами! Не стану помогать!
— Куда ты денешься от нас? — рассмеялась Варвара и добавила: — Но если не поставят теплицу, как раньше, не заплатят за разбой, пропишу про них куда хошь! Это точно сказываю! — пошла мимо жен алкашей, высоко подняв голову.
Утром, чуть свет, к ним на двух санях приехали мужики из деревни восстанавливать теплицу… И сразу взялись за дело.
В доме, несмотря на все это, было тихо и холодно. Взрослые и даже дети ходили молча, стараясь не смотреть друг на друга.
И только Варвара не изменила прежней привычке. Придя в сарай, заговорила со своею кобылой:
— Слышь, Шурка! Сбег от нас Сергей! Навовсе ушел. А куда? Где его теперь найти, никто не знает. Все мы пред им обосрались! Все до единого! Все горе на его головушку вылили. Он же и вовсе ни при чем. Все алкаши проклятые. Из деревни! А Валька на Сережку все взвесила. Заблажила. И мы, заместо того, чтоб ей рот закрыть, в теплицу кинулись. Об мальчишке запамятовали. Про его боль не подумали и не успокоили. И он, сердешный, в чем стоял, в том и сгинул. Уж какой малец был, теплый да добрый, руки умелые. Ровно всамделишний внучок моей душе был. Где такого разыщу? Ох! Горе мне, горе! Малый пацан загинет! За него пред Богом ответ держать стану. Невинного забидели! А за это и нас долбанет судьба. Так-то оно завсегда! Верно, касатушка? — гладила клячу по холке. Та шлепала теплыми губами, вздыхала сочувственно. — Вот, забулдыг Данила не выпустил. Покудова теплицу не наладят. Ее можно. А вот с Сережкой как? Живой ли он? Где нынче
Александр долго крепился. Молчал до самого вечера. Он понял еще тогда, выйдя из теплицы, что Сережку не догнать. Куда он пойдет теперь? Где его искать? Захочет ли вернуться? Ведь больше не поверит никогда. Попробуй убеди его теперь, что мать сказала не подумав, сгоряча. Мальчишка не поверит.
— Чего ты мечешься? Ведь картины нашлись! Теплицу восстановят! Чего косишься? Ходишь чернее тучи? — не выдержала Валентина Ивановна.
— Ты прекрасно знаешь, что произошло. Все восстановим, да не все вернем!
— В чем упрекаешь? У тебя скоро свой ребенок будет! Родной! Зачем тебе этот? Он чужой! Он даже с матерью не ужился!
— Тебе чужой! Потому обидела! Ты сразу возненавидела его! Сегодня это Сережка, завтра — Ленка с Любой помешают, тоже ведь не кровные! А дальше кто? Почему ты влезла в наши отношения? Кто позволил тебе?
— Но почему ты, такой добрый, не остановил его? На тот момент картины были дороже? Вот и я за них испугалась. Ничто не мило стало. В тех работах — твоя душа и тепло. Мне было больно. Ты можешь это понять? Ты точно так же испугался. Только молча. Я — не сдержалась.
— Понимаешь ты, у меня и мысли не было заподозрить в чем-нибудь Сергея! А ты ушат грязи вылила на него! Да! Я виноват в том, что сразу не спохватился. Но ты непредсказуема. Уж если решила, своего добьешься! И выжила! Выгнала! Безжалостный, бессердечный человек! Мне Сережка нужен! Он не игрушка! Он, сам того не зная, помогмне не скатиться, удержаться, когда мы с ним остались вдвоем. Я был нужен ему. Это стало смыслом в жизни. Не будь его на тот момент, кем бы я был теперь? И вряд ли получил бы день нынешний! Почему ты только разрушаешь? Почему не умеешь жить спокойно? Для тебя потеря Сергея — ничто. Для меня — беда!
— Когда появится свой ребенок — это радость. Чужой никогда своим не станет.
— Ты — своя! Но мне от того лишь горько. Между нами — пропасть. Она все больше. Мне никто не причинял столько боли!
— Что ж, сынок! Сергеев у тебя может быть в жизни много. А я одна! Но, если так уж случилось, что тебе приношу только горе, не стану мешать. Прости, что поверила в свою нужность. Я ухожу!
— Не-ет, люди, опомнитесь! Вы что? Сдурели? Дайте всем остыть! Где то видано, чтоб мать от сына уходила? Мало было, что Серега сбежал, теперь и она? Не шибко ль много теряем? Наш дом в слезах никто не покидал. И ты не бушуй! Не пущу Валюху! Хоть ты тут тресни! — выскочила Варвара из кухни.
— А Сергей? Он мне сын! Я не оставлю его на погибель. Но он не вернется, пока она здесь! Я не смогу жить без него!
— Хорошо! Я уйду!
— Не дозволю! И ты на мать орать не моги! Нынче на нее! А завтра на кого! Нынче ее гонишь, завтра кого взашей вытолкаешь? Тут покудова я хозяйка! И не моги Валюху забижать! — встала Варвара горой у двери.
— Стеша! Придется нам с тобой ехать в город. С детьми! Будем жить в Смоленске!
— А кто вам дозволит? У ей ребенок будет!