Подкидыш
Шрифт:
Томас чувствовал, как его, человека с душой воина, а не политика, охватывает горькое разочарование, и еще он ощущал, что фортуна каким-то непонятным образом повернулась к ним спиной и над их головами сгущаются черные тучи. Все последние дни Томас был рядом со своим повелителем и мог только радоваться тому облегчению, которое испытывал после бесед со своим более оптимистичным братом Гарри, который был моложе Томаса и хуже знал жизнь – юноше никогда раньше не приходилось бывать вдали от дома, – меньше разбирался в политических хитросплетениях, а потому был более веселым и уверенным в успехе. С прославленным Ричардом Йоркским – живым воплощением самого Тезея – и новым героем, блистательным Марчем, которые поведут своих людей в бой, – как могут они потерпеть поражение? По ночам братья спали, укрывшись одним плащом, и именно Гарри обнимал во сне своего старшего брата за плечи, словно оберегая Томаса от всех жизненных невзгод.
Не все, конечно, было так мрачно. Молодежь находила время и для шумных попоек, и для веселья, и для любви. Томас всегда пользовался успехом у женщин, обладая, пусть даже не в полной мере, тем обаянием, которым так славился его господин, и исключительно приятной наружностью. Гарри скоро понял, что в этом отношении он может смело полагаться на брата, и частенько по ночам под их плащом вместе с ними оказывалась и какая-нибудь девица, горевшая похвальным желанием не дать воинам замерзнуть в зимнюю стужу. Весь Лондон был благодарен йоркистам за то, что они разогнали продажное правительство, и горожане искренне выражали свою признательность, предоставляя отважным молодым людям своих дочерей.
Поскольку переговоры с лордами затянулись, армия смогла покинуть Лондон только девятого декабря, так что люди Морлэндов проболтались без дела в Нортхэмптоне целую неделю, прежде чем соединились с войсками герцога. К этому времени отряды Марча откололись от основных сил и ушли в Уэльс, граф Уорвик остался в Лондоне, навстречу королеве войска вели милорд Йоркский с молодым Рутландом и его дядя Сэлисбери. Значок с гербом Морлэндов покачивался на правом фланге армии; там рядом с Джоном Батлером шагал Гарри, ведя своих людей в бой. Томас же следовал вплотную за своим лордом, осененным эмблемой Йорков с изображением сокола и стреноженной лошади. Этот плотный человек, с крепким телом воина, ставший теперь Томасу таким же дорогим, как собственная мать, излучал, казалось, какое-то удивительное сияние, светозарным нимбом сверкавшее вокруг него, как это бывает с грозовой тучей, края которой озарены солнцем. Томас не мог покинуть герцога ни на секунду.
Они шли по оледенелым зимним полям, изредка получая от лазутчиков донесения о том, что армия королевы движется на юг, навстречу войскам герцога, где бы они ни проходили, их повсюду с благословениями встречали местные жители, молясь о том, чтобы йоркисты помогли им избавиться от Маргариты и её алчных фаворитов. Отряды же королевы продвигались вперед, как полчища саранчи, уничтожая и истребляя все на своем пути. В центральных и южных графствах только и мечтали о том, чтобы герцог Йоркский остановил это нашествие.
К двадцать первому декабря войска герцога добрались до Йоркшира, где выяснилось, что основные силы королевы стоят всего в десяти милях от них, в Понтефракте. Неподалеку от этого города располагался один из замков Йорков, Сандал, и герцог повел свою армию туда, чтобы она могла передохнуть; одновременно милорд отправил парламентеров к генералам королевы. Ездивший вместе с парламентерами Томас принес свежие вести людям Морлэндов.
– На время всех Рождественских праздников заключено перемирие, – объявил он, вбегая в отведенное им помещение – тесную кладовку по соседству с главным залом замка, где они, впрочем, расположились со всеми возможными удобствами, коротая время за игрой в карты или кости. При известии о перемирии все заметно повеселели.
– Хорошая новость, – воскликнул Гарри. – Мы сможем устроиться здесь как следует. Не исключено, что кое-кому даже удастся тайком сгонять домой, к семье – тут всего-то день пути. Но, Томас, ты-то чем недоволен?
– Да все тем же, – коротко ответил тот.
– Тебя не радует перемирие? – удивился Джон Батлер. – Неужели тебе хочется воевать на Рождество?
– Мы все ждем, ждем, – объяснил Томас. – По мне, лучше бы побыстрее покончить с этим. У меня такое чувство, что чем дольше мы тянем, тем сильнее становится королева. Прямо какое-то дьявольское наваждение! Мне кажется, что она вот-вот взметнется, как свернувшаяся змея. Не могу избавиться от ощущения, что нас ждет что-то ужасное.
– Нервы, – с умным видом заявил Гарри. – Тебе ли не знать, что вся солдатская жизнь состоит из долгих дней ожидания и кратких часов решительных действий.
– Это в нем говорит богатый опыт, – рассмеялся Джон Батлер. – Пусть-ка ему это скажет милорд Йоркский. А, кстати, как он сам-то относится к этому промедлению?
– Так это как раз его идея, – ответил Томас. – Он слишком добр, в этом-то все и дело. В этом отношении он схож с королем Генрихом – потому-то государь его так и любит. Ни один из них не станет воевать на праздники. Но у герцога такая доверчивая душа, что не может постичь всего коварства Маргариты. Он солдат, а не политик. – Все сочувственно слушали Томаса. Каждый из них не задумываясь отдал бы жизнь за своего лорда, и все они считали, что он прав.
– Ну что же, коли нам суждено ждать, – закончил Томас, – остается сделать лишь одно: устроиться здесь поудобнее.
– Твоя правда. Как там говорит милорд? Только кретины мирятся с неудобствами? – вступил в раз говор Гарри.
– А если тебе так уж приспичило непременно чем-нибудь заняться, – добавил Джон, – ты всегда можешь прогуляться с фуражирами.
– Первый отряд как раз отправляется завтра, – добавил Гарри.
Томас неожиданно улыбнулся и покачал головой.
– Нет, ребята, это работенка для вас. А я состою личным телохранителем при милорде. Так что если я вам понадоблюсь, ищите герцога.
Он весело улыбнулся им и удалился, отчаянно изображая молодого галантного капитана.
Вот так и случилось, что однажды вечером, за неделю до окончания перемирия, Томас оказался в маленькой комнате, где собрались генералы и прочие военачальники. Йорк, Рутланд и Сэлисбери в угасающем свете дня сидели за пустым столом, обсуждая со своими подчиненными тактику предстоящих сражений, вспоминая былые битвы, болтая о женщинах, лошадях и прочих близких сердцу солдата предметах. Томас и еще один или два молодых человека подпирали стены, поглядывая вокруг и вроде бы присутствуя в комнате, а вроде бы и нет. Отряды фуражиров уже разбрелись в разные стороны, но ручеек поставляемого провианта мелел на глазах, и всеми все больше овладевало желание хоть что-то делать.
Рутланд раз за разом втыкал в стол свой кинжал, следя за тем, как дрожит его острие. Милорд Йоркский сидел абсолютно неподвижно, как это умеют только солдаты; откинувшись на спинку кресла и положив сильные руки на стол, он переводил спои яркие голубые глаза, прямой взгляд которых не мог выдержать ни один обманщик или злодей, с одного выступающего на другого. Сейчас говорил Сэлисбери.
– Помимо всего прочего, становится трудно держать людей в повиновении. Несмотря на то, что мы ежедневно отправляем отрады фуражиров, в лагере то и дело случаются драки и скандалы. Хорошо еще, что у нас здесь мало вина, а то положение было бы гораздо хуже.