Подкова на счастье
Шрифт:
И вообще всё хорошо. Тимка именно так и подумал и сообразил, что это правда — хорошо. И, едва он об этом подумал — как раздался голос Олега.
Зима и правда здоров пел, не врал, когда говорил про записанный диск. Кстати, сперва Тимка аж обалдел, когда услышал, что и как в Светлояре поют — тут пели народные песни, которые у любого знакомого Вальки вызвали бы неприличный гогот и приколы. Сперва он и сам почти так же отреагировал (не вслух, правда), но… только до того момента, когда дал себе труд вслушаться…
— Ясный сокол на снегу Одинокий, как и я… — звучно выводил Олег, подбоченившись в седле, и Тимка даже сморгнул, чтобы пропало излишнее очарование картиной — словно из исторической книжки:
— Перед вами я в долгу,
Мои верные друзья…
Может быть, потому что то, о чём пелось в этих песнях, можно было себе представить — и в этих картинах была какая-то загадка, тайна, красота. И Тим признавался себе, что ничего подобного не могло произойти с тем, что он слушал раньше. Любовь?. В текстах, под которые он прыгал на дискотеках, о любви было на каждом слове. Но сейчас ему вспомнилось, как пела один раз за работой Милка Тишкова, девчонка Найдёна:
Говорит ему молода жена(Этих слов из души не вырубишь!):"Ты продай меня — да купи коня!Врагов выгонишь — меня выкупишь!"Он вздрогнул — Олег пел, и эта картина отчётливо вставала перед глазами:
— Ясный сокол в небесах…Вдоль обрыва — волчий след…Нет дороги мне назадТолько степь, да лунный свет…— и ещё раз, взлетев голосом на кАкую-то недосягаемую высоту:
— Ой — нет дороги мне назад!Только степь да лунный свет!(1)1. Текст песни — группы «Любэ».
А может быть, подумал Тимка, такие песни понравились бы многим, если бы их почаще пели и — как это? — пропагандировали? Ведь красиво же! Степь… Луна светит, снег синий — и след волка на краю обрыва. И — никого нигде, только одинокий всадник… Жутко — и красиво…
Олег допел, оглянулся ловким движением и крикнул:
— А ну!.. и грянул совсем другое:— Как на горке — ой да на пригорке…— и Бес поддержал с энтузиазмом:
— Как на горке — ой да на пригорке!— и они рассыпали песню на два голоса:
— Стоял бел шатё… ео… орик,Стоял бел шатё… ео… орик!Как из этого — да из шатрочка,Как из этого — да из шатрочка!Как из этого — да из широка,Как из этого — да из широка…А Тимка покачивался в седле, улыбался и шёпотом подпевал врезающийся в память рефрен — с перекатами, как здешние леса на сопках — и думал, до чего всё хорошо начинается…
10. ОККУПАНТЫ И СЕКТАНТЫ
Тайга отступила неожиданно и резко. Только что скакали рысцой по чернолесью среди кедров почти незаметной тропинкой — и вдруг оказались в настоящем поле с аккуратными рядами не чегонибудь, а помидорных кустов. Тим даже прибалдел, настолько странным был переход. Впереди виднелся дом — одноэтажный, но с надстройкой… как её… а, мезонин! Слышалось бодрое собачье гавканье. Но на деревню всё это не очень походило, да и вообще пейзаж странным образом отдавал чем-то нерусским. Европейским, скорее уж. Тимка не взялся бы объяснить, почему ему так кажется, но ощущение такое имелось.
Спросить он ничего не успел. Откуда-то сбоку появился всадник на рослом белом коне. Одетый не столь экзотично, как мальчишки — просто в джинсы и свободную рубаху плюс сапоги — молодой мужчина, плотно сидевший в седле, приветственно помахал рукой, широко улыбнувшись:
— Хало!
— Хало, херр Науман! — весело крикнул Олег, и Бес тоже замахал рукой:
— Хало! Айн шёнэр так ист хойтэ, херр Науман!(1) — а Олег показал на окончательно растерявшегося Тимку и представил его:
— Это Тим Бондарев, наш… друг. Тим, это господин Гюнтер Науман, фермер.
— Не фермер, а кулак, — поправил немец (?!) и показал крепкий загорелый кулак. — Хорошее русское название — кулак! Добрый день, Тим.
— Добрый день, — кивнул Тимка, с интересом рассматривая Наумана. Теперь он заметил, что у передней луки седла торчит приклад ружья, в чехле висящего вдоль конской ноги.
— Заезжайте, — предложил немец. — Магда и мальчишки будут рады вас видеть, да и обед скоро.
— Заедем! — оживился Бес. — А на обед печенье будет?
— У Магды спросишь, — предложил немец.
— Заедем, а? — просящее сказал Бес, обгоняя Тимку и пристраиваясь рядом с Олегом. — Ну всё равно обедать, так хоть не в лесу… и сэкономим… Ну, продукты.
— Обжора, — хмыкнул Олег. — Ну, поехали.
— Уррраа!!! — гаркнул Бес и загорланил:
— Майне кляйнеПоросёнокВдоль по штразе (2)Побежал!Поехали скорей, печенья остынут!
И первым галопом поскакал к дому. Науман зарысил следом, но Тим, видя, что Олег не спешит, тоже не стал гнать, а поехал рядом.
— Он что, правда немец? — немного недоверчиво поинтересовался он у мерно качающегося в седле Олега. Тот кивнул:
— Настоящий… Подожди, он сам всё расскажет… если захочет.
Правосудие Германии гуманно к детям и подросткам. Порой — даже излишне. Этого никто не может отрицать. Но летом 1995 года суд земли Бранденбург расписался в своём бессилии в отношении четырнадцатилетнего Гюнтера Науманна, единственного ребёнка в семье одного из высших чиновников мэрии города Потсдама, объявив, что в развитии мальчика прослеживается отчётливая социопатология.