Подлеморье. Книга 1
Шрифт:
— Не суетись, бей всем туловищем! — весело покрикивает Мельников.
Наконец получилось и у Волчонка. Он повеселел. Заулыбался и Кешка.
— А ты гордый, как и все тунгусы! Слово не скажи, сразу же и за нож!.. За себя постоять надо, да зачем человека-то резать.
— Можно, когда тебя бить.
Мельников покачал головой.
— Лево крыло потише, сволочи! — неистово ревел башлык. — Право веселей шевелись! Суки паршивые!..
Лошади уже дохаживали последние круги вокруг своих воротов [31] .
31
Ворота — деревянная тумба, которая, вращаясь вокруг своей оси, наматывает веревку невода.
Голубоватые глаза Кешки весело ощупали ладную фигуру Волчонка.
— Ну, что ж, будем друзьями! Давай закурим, — Кешка протянул Магдаулю папиросы.
— Мой трубка курит.
— A-а, звать-то тебя как?
— Магдауль-Волчонок.
— Значит, верно — тунгус. Унты бисером вышитые.
— Нет, бурят.
— А имя тунгусское.
— Тунгус кормил меня, имя давал.
— Вон оно что. Чего охоту забросил? Ты же с Королем соболюешь.
— Пошто бросать, жениться буду на Верке, потом пойду.
— Ясно. Я и то смотрю, все около Веры крутишься: то дров ей наколешь, то воды принесешь. А за чем дело стало? Давай свадьбу сыграем, прямо здесь на Покойниках!.. А?..
— Вера баит — нельзя. Год надо ждать. — Волчонок погрустнел, сник.
А Кешка рассмеялся, хлопнул Магдауля по плечу.
— Ерунда! Я ее уговорю! И сам вас отвезу в церковь… Наверно, она без попа не согласна сходиться?..
— Аха… Поп нада, сказала Вера.
— Раз так сказала, поедет и сейчас. Свадьбу всей артелью устроим!.. Да такую, чтоб тайга и море, глядя на нее, пустились в пляс!
Волчонок вытянулся, распрямил плечи. Глаза его расширились, заискрились неистовым счастьем. Надежда всколыхнула таежника, и он, словно обезумев, схватил Кешку в охапку, приподнял его — хохотавшего — сильно затряс, потом осторожно поставил на землю.
— Ты правду баишь?! Ты же богач! Ты все можешь!
Мельников сразу остыл.
— Какой я богач! — увидел погрустневшее лицо Волчонка, упрямо проговорил: — Сказал помогу, значит, помогу.
Волчонок засиял, словно кедр на ярком солнце после длительного ненастья. Он топтался на одном месте, мял шапку и тряс головой.
— Ты твердый, как твой бабай Ефремка-Рыжий!.. Уй неладно баил, «рыжий» сказала, так его зовут тунгусы. Ты не сердись.
Кешка расхохотался.
— Это еще ладно, что зовут Рыжим. А надо бы его звать Ефрем-обманщик.
— Ой-ей-ей! Как можно — бабая?
— Обманщик он. Ты от Лозовского из половины ходишь с Королем соболевать?
— Аха.
— Он тоже обманщик. Все они… и мои отец, и Буклицкий, и Новомейский, и твой Лозовский — все обманщики. На чужом труде капиталы наживают. На вашей шее сидят.
— Ты пошло так баишь? Ай-яй-яй, эта шибко худа.
В рыбопромысловой резиденции купца Лозовского в период осенне-зимней и весенней путины самого хозяина не увидишь. Вместо него торчит здесь безвыездно его приказчик молодой бурят. Скучать ему не приходится. Носится между лабазом и лавкой. То примет рыбу от своих рыбаков, то закупит ее у чужих. То бежит в лавку отпустить спирт и табак. И так целыми днями, как белка в колесе. Старательный приказчик у Михаила Леонтича, везде успевает. Веселый, черт, — на бегу шлепнет по толстому заду какую-нибудь чищалку, за что получит здоровенный шлепок по затылку или еще пинкаря заработает.
У веселого приказчика имя Тудыпка, но он редко-редко услышит от кого свое нареченное ламой имя, а все кличут его Растудыкой. Не обижается Тудыпка, напевает себе под нос:
Я Лозовского приказчик, Рубь в карман, копейку в ящик. Я богатый женишок, Приходи ко мне в куток!Война. Вдовушек много. Приходить есть кому в куток приказчика.
Кешка привез Растудыке воз белой рыбы. Избалованный рыбаками, приказчик меньше пуда не скупает. Взглянул на серебристых омулей, тряхнул черными патлами волос, засуетился весело у весов.
— Добрая рыбка! — подмигнул лукаво. — Что, Кеха, на пропой, поди?
Кешка, нахмурившись, буркнул:
— Не твое дело. На эту рыбу отпустишь масла, сахару, хлеба…
— А спиртяги сколь?
— Это потом…
— Кому столько продуктов берешь?
— Рыбакам, а кому же еще?
— Ты, Кеха, сдурел!.. Что их кормить-то! Рыбу жрут без меры, ну и ладно.
— Не твое, Растудыка, дело. Заткнись.
Приказчик вздохнул, но ничего больше не сказал и молча взвесил рыбу.
— Ладно, не сердись, Тудыпка. Ты иди в лавку, а я заскочу в сетевязалку.
— К Ульке?
— Нет, к старухе Елизарихе! — рассмеялся Кешка и, подняв приказчика как пушинку, закинул его в дальним угол на огромный ворох рыбы.
— Кешка, гад! Я напишу Монке, что ты с его Ульяной ночуешь у Маршалова! — купаясь в омулях, кричит приказчик.
А Мельников уже не слышит. Он вскочил в кошевку. Его вороной Орлик, вздыбившись и закусив удила, вылетел на ледяную дорогу, поднимая снежный вихрь, помчался вокруг Онгоконской губы. Кое-как успокоив жеребчика, Кешка подвернул к бараку, где помещалась сетевязалка.
На крыльцо выскочила в накинутой на плечи тужурке Ульяна. В карих глазах — тревога, растерянность.
— Что с тобой? — не поздоровавшись, кинулся к ней Мельников.
Ульяна, грустно улыбаясь, поправила волнистые темные волосы.
— Записку в дупле взял? — спросила она не ответив.
Он мотнул головой, упрямо взял ее за плечи:
— К деду Маршалову поедем?
Ульяна нехотя высвободилась, по щеке скатилась слеза.
— На Елену приду, к Маршалову больше не поеду… — она жалко смотрела на Мельникова. — Ты, Кеша, в барак не заходи… там тятя сидит. Сердитый. Ему кто-то насплетничал, что мы с тобой ночуем у деда Маршалова.