Подлеморье. Книга 1
Шрифт:
— Вот гады-то где! — Кешка сузил глаза, выругался про себя. — Да ладно, Уля, скоро женимся, сразу перестанут судачить.
Он теперь уже властно привлек ее к себе, крепко сжал…
— Скоро ли? — сквозь слезы улыбнулась она. — Гляди: состаримся.
— Мы-то?!.. — рассмеялся Кешка. — У нас обождется, а вот Волчонка с Верой надо оженить.
Уля теперь легко смеялась.
— Давай оженим. — И сразу посерьезнела: — Весь Бирикан знает, что Верка согласие дала. А чего тянет? Может, не нравится ей чево?
— Да
Ульяна согласилась. Теперь она успокоилась, весело махнув Кешке, убежала в барак.
В Крестовской губе, рядом со скалистым Курбуликским мысом впадает в Байкал крохотная речка. Вода в ней что твоя слезинка. И добронравна и весела она, а вот, надо же, никто не догадался наделить ее названьицем.
И вдруг на песчаном берегу ее, у самого устья, старик Маршалов сгоношил кособокую хибарку, стал жить в ней.
Ожила речка, еще веселее зажурчала — заимела своего хозяина. И с тех пор люди стали ту серебряную речку называть громким именем — Маршаловой или Маршалихой.
Можно подумать, что на ее берегу родился какой-нибудь маршал, а на самом деле здесь одиноко живет чудаковатый старый рыбак. Ни кола ни двора. Нет, между прочим, кол-то стоял! И тот кол считался в воображении старика целым двором: если вдруг какой-нибудь путник проезжал мимо этого кола, да еще ставил свою лошадь у хибары, Маршалов бранился и выговаривал невежде: как он, мол, смел без спросу заехать в его «ограду»?!
Тони по обе стороны речки, где тянули рыбаки невод, тоже стали называться Маршаловыми. Появился неписаный закон, по которому башлык невода обязан был дать «хозяину» двадцать пять омулей. И до конца жизни старика тот закон никем не нарушался.
В зимнюю же пору все, кого застигнет в пути непогода, заворачивали к деду Маршалову. Он всегда радовался гостю, плату не брал, а, обогрев и накормив человека, лишь просил его отпилить чурку-две дров, и ночуй себе сколько хочешь.
Лишь к морю и женщинам был до глубокой старости неравнодушен хозяин серебряной речки.
— Порченый я человек… Околдовали меня Байкал да бабы, — говаривал он.
Бывало, забежит к нему какой-нибудь озорник и скажет, что, мол, вот сейчас мимо Курбуликского мыса проедет неводная артель, в которой есть раскрасавица молодая вдовушка. Оденется быстро Маршалов и спешит на мыс. А там, как и всегда, дует холодная «ангара». Терпеливо ждет старик… Ох, как хочется ему взглянуть хоть одним глазком на ту красавицу и подмигнуть ей.
Проходит час — ее нет, два часа… — нет! А жгучая «ангара» как будто назло ему дует все сильнее. Так и не дождавшись, основательно продрогнув, уходит старик в свою «берложку».
Встретив потом озорника, Маршалов не ругается,
— Паря, а туе раскрасавицу-то я видел! Она мне приглянулась. Грех хаять, баба — кровь с молоком! Ты уж, паря, тово, скажи ей, что Маршалов хочет на ней жениться. Скажи, что он мужик еще в соку, и денежки водятся у него.
— Ладно, дядя Степан, сосватаю ее тебе. Я на это дело шибко мастак.
И начнется многострадальное и длительнейшее сватовство несуществующей невесты, и не будет ему ни конца, ни края, и слух о том сватовстве разнесется по всему Подлеморью, и вовлекутся в него десятки рыбаков и рыбачек…
Вот каков дед Маршалов, к которому ездят Кеша с Улей.
Из всей рыбацкой молодежи Подлеморья, кажется, только один Мельников и относится к старику без обычных насмешек: зовет лишь по имени и отчеству. Старик не может нахвалиться Кешкой и никому ни за что не скажет о любовных делах своего юного друга, хотя на язычок слабоват.
Вот весело ввалились в хижину Маршалова все четверо. Старик засуетился; бухнул на стол черный от копоти чайник, кружки и противень с осетриной.
— Богач!.. Богач, Степан Яковлевич!..
…Развязались языки.
Маршалова теперь не остановить… Уже девятую историю про Байкал рассказывает…
Лишь Волчонок молча курил да натянуто посмеивался; временами тревожно вскидывался, прислушивался к шепоту женщин, доносившемуся из угла хибарки. Часто слышал он свое имя. А Маршалов глаза выпучил, рассказывая, как недавно приходил к нему косолапый шатун, злющий-презлющий, да еще ладно — увалил куда-то.
Кешка пристал к Волчонку:
— Ты, друг, возьми меня на медведя… Слыхал я, мастак ты в этом деле. А?.. возьми! Будь добрый…
Волчонок рад услужить Кешке. Засмеялся:
— Ладно, ходи. Понягу будешь таскать.
И женщины вслед весело расхохотались.
— Кеша, штаны не забудь запасные! — подскочила к Мельникову Уля. — Идем-ка домой. И бутылочку распили, и чаем побаловались, пора спать.
— Ха, всех моложе, а командует, как ротный! — с обидой провожает гостей хозяин…
Ульяну завезли в Онгокон. Прощаясь, она толкнула Кешку в бок. Тот понимающе крякнул.
Орленок вздыбился и вихрем помчался к Покойникам.
Звонко, с хрустом цокают подковы. Легкая кошевка подпрыгивает на неровностях ледяной дороги. Магдауль восхищается:
— Эх, конь! Ца-ца-ца!
— Одно слово… Орел!.. — похваливает коня и Кешка.
— На таком можно ветер обгоняй!
— Можно! Слышь, Волчонок, завтра ветер обгоним! — Мельников смеется: — Смотри не проспи. На нем помчу вас с Верой к попу.
— Вер, чо парень баит? — недоверчиво шепчет Магдауль.
— Правду баит…
Позади Кешки раздался хриплый счастливый крик Веры!