Подменный князь. Дилогия
Шрифт:
Сначала исчезло поле, словно и не колыхались только что на теплом ветерке миллионы маков вокруг нас. Мы остались в пустоте, в ослепительно-черном космическом пространстве. Звезды, рассыпанные в агатово-черном небе, были разными — яркими и не очень. Они слали издалека свой свет, и он отражался, поблескивал на пуговицах офицерского мундира моего отца, на его кокарде, на бляшке парадного ремня.
Не успел я испугаться, как в следующее мгновение и мой отец стал стремительно удаляться. Он по-прежнему стоял, не шевелясь и улыбаясь мне, но фигура
Я открыл глаза и увидел над собой крышу сеновала. Рядом спала Любава, а за тонкой дощатой стенкой слышалось сопение лошадей в конюшне. Они тоже спали, только стоя. Бог знает, видят ли лошади сны…
Любава одной рукой обнимала меня, а сама лежала на боку, близко придвинув свое лицо к моему. Дышала она тихо, словно затаилась, но ее легкое дыхание достигало меня.
Разметавшиеся волосы, свившиеся колечками, обрамляли ее лицо, показавшееся мне в ту минуту особенно прекрасным. Я с новой силой ощутил, насколько счастлив с ней рядом, насколько мне повезло встретить ее. Может быть, действительно стоило перенестись из двадцать первого века сюда лишь для того, чтобы повстречать эту женщину?
Некоторое время я размышлял над увиденным и услышанным. Никакого сомнения: эти сны посылаются мне для информации о чем-то. Это вроде инструктажа, вот только о чем? В чем смысл?
На этот, второй раз информации, полученной мною, было гораздо больше. Теперь уже с полной уверенностью можно было сказать, что ситуация явно находится под контролем. Та сила, которая забросила меня сюда, наблюдала за мной и давала советы.
Вот только какие?
Мне стало известно, что я здесь не случайно. Что должен совершить какую-то работу. Какую работу и что я реально могу?
Вылечить диакона Феодора от диабета? Но я не могу этого, и вряд ли нужно было ради этого забрасывать меня в десятый век. И самое главное: кто перебросил меня сюда?
Отец во сне сказал мне, что это сделал он. Но мой покойный папа — обычный военный врач. Конечно, я верю в то, что сейчас он на небесах, но вряд ли может влиять на мою судьбу, да еще так радикально…
А, впрочем, в одном мой папа во сне был очевидно прав. Я действительно был совершенно беспомощен и ничего сделать не мог. Так что мне просто не оставалось ничего иного, кроме как последовать данному мне совету: ничего не предпринимать и плыть по течению.
Не слишком приятная перспектива для мужчины…
* * *
На следующий день я думал о доблести — так мне велела Сероглазка.
— Ты пойдешь со мной? — спросил я утром, когда мы проснулись и услышали со двора человеческие голоса, кудахтанье кур и мычание коров.
Она сидела на сене и, протирая заспанные глаза, смотрела по сторонам, словно не понимала, где находится.
— А куда? — спросила она.
И правда, куда? Феодор приютил нас на ночлег, но у меня не было уверенности, что гостеприимство диакона будет долгим. Ну, еще одна ночь или две. А потом придется уходить и искать другое пристанище. Но какое?
Передо мной стояла большая проблема. Вот, мы добрались до Киева, столичного города, и что дальше? Куда теперь идти и что делать? И самое главное: как снискать хлеб насущный? Сколько же можно питаться из милости и быть нахлебником. Кроме всего прочего, со мной была Любава, которую я теперь мысленно называл Сероглазкой. Я нес ответственность не только за себя, но и за нее тоже.
Как прокормить себя и ее?
Окажись я просто в другой стране, пусть даже совсем незнакомой, вопрос заработка бы не стоял так остро. В конце концов, я дипломированный врач, и пусть у меня с собой нет диплома, знания-то остались. Если даже невозможно устроиться на работу врачом, можно стать медбратом, санитаром, да мало ли кем еще в области медицины.
Но здесь…
Провидение, или Бог, или Судьба, или космические пришельцы забросили меня в этот мир, но выживать здесь мне придется самому.
Видимо, вся буря сомнений отразились на моем лице, потому что Любава усмехнулась и сказала:
— Наверное, мне лучше остаться пока здесь. А ты пойди, осмотрись. Незачем мне таскаться повсюду с тобой.
— А ты что будешь делать?
Любава встряхнула длинными волосами, из которых посыпалось застрявшее там сено.
— Пойду помогу женщинам в доме, — сказала она. — Наверное, им нужна помощь. Пол помыть или готовить еду. Нужно же как-то отрабатывать ночлег и пищу. А ты сходи, посмотри на Киев.
Потом Любава спрыгнула с высокого сеновала и, оглянувшись на меня, добавила:
— Киев — столица доблести. Так и называют этот город. Я не бывала тут прежде, но много слышала о нем.
— Чьей доблести? — не понял я.
— Славянской доблести, — пояснила моя девушка, и в глазах ее мелькнула гордость. — С тех пор, как здесь стали править князья-славяне, много легенд ходит о доблести киевлян.
Оставив Любаву в доме диакона, я отправился в вынужденную экскурсию по городу, в который попал.
Мое вчерашнее впечатление оказалось не вполне верным. Потрясенный случившимся государственным переворотом и нашествием иноплеменного войска, город затих, притаился в ожидании своей судьбы. Теперь же, когда прошел день, минула ночь и ничего страшного не случилось, Киев ожил, вернулся в свою нормальную колею. Как говорится в таких случаях: жизнь продолжается…
Я шел по городу и во все глаза смотрел на окружающее. Улицы были полны народа, идущего по своим делам. Конных здесь было немного, еще меньше я видел повозок-волокуш. Идущие по улицам люди были одеты гораздо богаче, чем в деревнях, где мне уже приходилось побывать. Впрочем, столичные жители во все времена выглядят шикарнее своих сельских собратьев.