Подноготная любви
Шрифт:
Первым начал рассказывать Ал. Это случилось с ним лет в девятнадцать во время тренировки по самбо. Его противник — здоровеннейший «лось» с Сахалина — попытался бросить Ала через голову, но то ли он как-то неудачно упёр ногу в живот Алу, то ли Ал чересчур энергично стал делать контрприём, резко осев вниз и назад, но, как бы то ни было, в результате получилось так, что Ал не просто всем телом рухнул подбородком на колено перекатывавшегося на спине противника, но этот всей тяжестью тела удар в челюсть был ещё и усилен рывком обеих рук накачанного сахалинца. Нокауты, которые случаются на боксёрских рингах, — ничто по сравнению с тем состоянием, в которое впал Ал. Осознавать себя он начал неизвестно через сколько
Ал сидел с закрытыми глазами, вновь и вновь описывая случившуюся тогда с ним неприятность офицеру налоговой полиции, и ему казалось, что ощущению боли, в которое он провалился, конца-края не будет. Вновь и вновь Ала швыряло вперёд, и он складывался пополам, ложась грудью на колени; и он вновь и вновь начинал описывать, какого цвета пояс был на нём, а какого — на противнике.
Потом вдруг стало смешно, «просто» смешно, Ал с боли переключился на это чувство и, в соответствии с тем, чему был научен на семинаре, понял, что это и есть облегчение, обрадовался и открыл глаза.
Напротив и чуть левее, метрах в двух лицом к нему сидела молодая женщина, смотрела на Ала и улыбалась.
— Ох, — сказал Ал. — Девушка, а как Вас зовут?
— Ну вот, — по-прежнему улыбаясь, сказала она, — сразу и познакомиться захотелось.
Она попыталась отвернуться, и было заметно, что она пыталась, но у неё не получилось.
— А правда, — сказал Ал. — Как? Это очень важно. Скажите, а?
— Ну ладно, — сказала она. — Галя.
— Очень приятно, — сказал Ал. — А меня — Ал.
— Теперь моя очередь, — вмешался сотрудник налоговой полиции.
— Да, конечно, — вздохнув, повернулся к нему Ал. — Какой случай из вашей жизни вам вспоминается?..
После того как `одитинг — вернее участие в рекламной демонстрации его возможностей — закончился, начались уговоры заплатить за курсы, за книги, за одитинг сотрудниками Хаббард-центра. Ал понимал, что для того, чтобы разобраться в реальных возможностях метода, посещения только платных курсов будет недостаточно, и ещё накануне решил в этот Центр устроиться работать если не одитором, то хотя бы переводчиком. Поэтому на агитацию отдать деньги не поддался, на остальное тоже, а стал наблюдать за Галей, которая сразу же отправилась к столу, где торговали курсами. И даже по старой профессиональной привычке подсмотрел на бланке её фамилию. Ведь предстояло сделать на этот день самое главное — получить номер Галиного телефона.
Объявили заключительное мероприятие, на котором американская миссионерша должна была сказать напутственное слово и раздать именные памятные дипломы. Ал оказался в последнем у стены ряду, разумеется, в двух шагах от Гали.
Началось обыкновенное американское, типичное, причём типичное во всех сектах, вне всякой зависимости от их наименования. Слушать было тошно. Приятно было только то, что в ряду одинаково заворожённых лиц Галино лицо выделялось: ей тоже слушать было неинтересно.
— Вы только не удивляйтесь, пожалуйста, — вполголоса обратился к ней Ал, — я психотерапевт, и мне очень интересно… Вы не позволите мне получше рассмотреть линию вашего лба?..
Галя, похоже, не совсем поняла смысл его слов, но… кивнула. Ал положил руку ей на волосы и большим пальцем сдвинул прядь волос в сторону. Линия разделения лба и волос была «хорошая»: по его мнению, женщины с другой формой лба — вообще не женщины. Осмотреть лоб Алу понадобилась десятая доля секунды, но руки он не отнял: упустить такую возможность заглянуть человеку в глаза он не мог.
А вот с глазами было неладно. Их выражение было болезненное: такие глаза всегда бывают у адептов харизматических сект или «посвящённых» православных. Дурнее знака придумать было трудно. Однако было и отличие: у обладателей таких глаз на лицах всегда бывает написано предельное самодовольство, а у Гали — нет. Напротив, лицо было виноватое, а ещё честное, прямодушное, лучше сказать — детское.
— Да вам лечиться надо, — неожиданно для себя сказал Ал.
— Неужели? — улыбнулась Галя чуть иронично. Но вовсе не обижено улыбнулась.
— Да. И я могу вам помочь. И займёт это гораздо меньше времени, чем по Хаббардовскому методу… Теперь мне нужен Ваш телефон.
Галя замялась: видимо не ожидала столь головокружительного развития событий.
Ал убрал руку с её волос.
— Давайте, давайте, — сказал он. — Так надо. Говорите.
— Хорошо, — вздохнула Галя. — Два-восемь-три…
Она снизу вверх смотрела на него, и у него было такое ощущение, что если он ей не поможет, то совершить большее в жизни преступление ему вряд ли предоставится возможность.
Обычно, когда он знакомился с девушками, он тут же предлагал свой номер телефона — и всегда брали.
— Запишите и Вы мой номер телефона. На всякий случай.
— Не надо, — сказала Галя. — Я его не запомню.
Ал посмотрел на ручку и блокнот в её руке.
— Ну, как знаете, — сказал он. — Я вам позвоню на неделе. — И добавил, чтобы не нарушить целостность игры: — Постараюсь не забыть.
И отошёл…
…Галя уходила из Дворца культуры вместе со своей напарницей по одитингу. Она открыла входную дверь и остановилась на полушаге: прежде серая осенняя Москва за эти несколько часов покрылась толстенным слоем пушистого снега. Всё вокруг было бело и чисто. Даже воздух казался необыкновенно свежим.
— Первый в этом году снег, — обрадовалась напарница.
— Да, — кивнула Галя. — Прямо-таки совсем другая жизнь, чем когда сюда входили.
И вздохнула. А вздохнула по причине той не сформировавшейся ещё мысли, которая к концу недели примет отчётливую форму сожаления, что не взяла у этого рыжебородого громилы его номер телефона. Но и в конце недели, если бы её спросили, зачем ей его телефон, она совершенно искренне ответила бы что-нибудь вроде того: «Чего только в жизни иной раз не пригождается?..»
И она пошла. По совершенно новой, замечательно похорошевшей Москве.
II
Позвонить Ал не забыл. В канцелярии Хаббард-центра он разузнал, — разумеется, совершенно случайно, — что Галя начнёт проходить купленный ею курс «Общение для одитора» начиная с понедельника — через неделю. Теперь предстояло решить чрезвычайно сложную задачу: в какой день ей позвонить. Если позвонить за несколько дней до понедельника, то продолжительный до встречи срок мог притупить остроту чувства удивления и непроизвольного ожидания, а если позвонить накануне, то, во-первых, можно было попросту не застать дома, а во-вторых, ей могло не хватить времени на что-нибудь, скажем, на мечты о свидании. Всю неделю Ал напряжённо решал эту проблему, даже на работе — а его на следующий после семинара день приняли в Центр Хаббарда переводчиком инструктивных писем Основателя, написанных им только для служебного пользования, — и в конце концов позвонил поздно вечером в субботу, чтобы разыграть удивление, что они в один день начнут один и тот же курс. А ещё для того, чтобы узнать, на которую из четырёх учебных пар она собирается придти. И попросить занять ему место…