Подношение ушедшей эпохе
Шрифт:
А Дарья рано вышла замуж, да за дворянина. Он её, крестьянскую девушку, тут же отправил в Институт для благородных девиц, там ей подправили осанку и походку, научили этикету. Но недолго молодые жили счастливо. История идёт адской дорогой. Муж-дворянин был расстрелян, а беременная Дарья сослана в Сибирь. Как она там родила, как выжила – загадка. Но во время хрущёвской Оттепели она была реабилитирована, и ей с дочкой Катей дали однокомнатную квартиру в Туле.
Мне было пять или шесть лет, когда я жила у бабки с дедом в Кунцево. В Чертаново, где мы с мамой получили квартиру, не было никакой инфраструктуры, в том числе детского сада. Поэтому я жила у бабки с дедом. И я помню, как к ним приезжала бабушка Даша с дочерью Катей. Катя была явно психически неполноценна и была
А на картинке той площадь с садиком,
А на ней камень с Медным Всадником, -
пел Галич, о чём я узнала значительно позже. Но не зря, не зря бабушка Даша ассоциировалась у меня с Санкт-Петербургом! Мои дед и бабка были такие простые! Деревенские, необразованные люди. Бабка вообще была неграмотной. Да, она классно пекла блины, квасила капусту, варила варенье, но говорить с ней было решительно не о чем. Так же, впрочем, как и с дедом. Не скажу, что я много говорила с бабушкой Дашей, но от неё веяло совсем другой жизнью. Наверное, сказался Институт для благородных девиц. Наверное, её там учили не только этикету. Но одно могу сказать. Обычно, если к деду с бабкой заваливались гости, начиналась пьянка с песнями типа «Ой, мороз, мороз…» А когда приезжала бабушка Даша, всё было очень церемонно, тихо, интеллигентно. Так же тихо и интеллигентно бабушка Дарья и умерла в своей Туле. А через год её дочь Катя последовала за ней. И ничего от них не осталось, кроме моей памяти и жалости к ним обеим.
7-8 апреля 2016
5. ОРАНЖЕВАЯ ЧЕРЕПАХА
Аня проснулась среди ночи от какого-то внутреннего толчка и села на постели. В комнате горел торшер, хотя Аня точно помнила, что выключила его перед сном. Комната была хорошо освещена, и, осмотревшись, Аня обомлела.
Возле ее постели мыкалась огромная черепаха – она была действительно огромная, ярко-оранжевая и слегка светилась. Аня вжалась всем своим маленьким детским тельцем в ковер, висящий на стене, поджала колени и обхватила их руками, не в силах оторвать взгляда от оранжевого чудовища. Чепераха ставила на край постели свои когтистые лапы, вытягивала голову, маленькими злыми глазками глядя на Аню. Она изо всех сил пыталась подтянуться на своих кривых лапах и забраться на постель, но лапы срывались. Но черепаха не оставляла своих опасных попыток.
Аня холодела от страха и – как ни странно – какого-то смутного восторга. Она чувствовала всем телом опасность, но и понимала, что является свидетелем настоящего чуда. И хотя мама спала в соседней комнате, Аня не пыталась кричать, звать на помощь,– что-то ей подсказывало, что никто ее все равно не услышит.
Вот черепахе почти удалось забраться на постель. Аня наконец все же крикнула, но действительно беззвучным криком и поняла, что сейчас ей придет конец. Нет, она знала, что в обычной жизни черепахи не едят людей, скорее наоборот:
Я мечтала о морях и кораллах,
Я поесть мечтала суп черепаший,-
Завертелась в голове дурацкая песенка из кинофильма. «Нет, никогда я не хотела черепашьего супа, – лихорадочно думала Аня, и не за что этой оранжевой пришелице меня наказывать. Господи, да когда же это кончится?!»
Тут все и кончилось. Черепаха исчезла, торшер погас. Аня быстро включила его снова – страшно было после случившегося оставаться в темноте. Но больше никто не появлялся. Аня с трудом отлепилась от стенки, легла и вскоре заснула.
«Все это мне приснилось,– думала Аня утром за завтраком.– Такого ведь не бывает в жизни. Но торшер… И вообще, все было даже всамделишней, чем вот эта тарелка с рисовой кашей, мама, лес за окном. Может, я и сейчас сплю? Или я – чей-то сон? А этот кто-то, в свою очередь, тоже кому-то снится и так далее до бесконечности. Нет, все-таки, жизнь – прямая линия без конца и начала или луч с началом, но без конца? А может быть, отрезок? И если я чей-то сон, то когда-нибудь этот кто-то проснется и меня не станет?.. Говорят, и солнце когда-нибудь погаснет.» Последняя мысль вызвала в Ане такой всплеск ужаса и тоски, что она уронила ложку с кашей на пол. И каким бодрящим и спасительным было сдержанное ворчание мамы!
В школе на уроке рисование учительница дала задание нарисовать гуашью какое-нибудь животное. Аня нарисовала ночную пришелицу – оранжевую черепаху. Учительница, рассматривая рисунок, сказала:
– Ты очень хорошо, как будто с натуры, нарисовала черепаху. Но почему она у тебя оранжевая? Таких в жизни не бывает.
– Бывает. – убежденно сказала Аня. – В другой жизни.
10 Декабря 2000 г.
6. СЕВЕР
…Весной прилетели свиристели, как елочные игрушки, повисли на раскидистой рябине за домом, клевали размякшие терпкие ягоды, мелодично журчали. Наедались так, что падали в беспамятстве на землю – бери голыми руками, -но никто их не ловил, потому что вокруг жили добрые люди.
Хорошо балбесничать летом в тихом тенистом от огромных крон дворе! В стеклянных террасах двухэтажных деревянных домов весело играет солнце, в проеме открытого окна нашего жилища нежится красавица кошка Симка – гроза местных собак. В палисадниках буйствует цветение – пионы. георгины, золотые шары и цветы, похожие на гладиолусы, которые мы, дети, называли куколками: соединишь чашечку с круглым бутоном спичкой – и вот тебе придворная дама в кринолинах. На лугу на домом порхают разные бабочки и мотыльки, которых уже много в твоей коллекции, в том числе бабочка "Павлиний глаз", самая прекрасная и самая таинственная. В сырых деревянных подъездах, пахнущих кошками, эти бабочки висели на изъеденных древоточцами перилах вниз головой, как летучие мыши. Их, как объевшихся свиристелей, можно было брать голыми руками, но это было не честно.
Хорошо, когда привозят козью шерсть, и бабушка располагается в комнате с прялкой и веретеном, чтобы вершить древнее священнодействие, преображаясь из простой смертной в греческую богиню Мойру, прядущую нити судьбы. А ты сидишь рядом со сверкающей лаково мандолиной в руках, слишком большой для тебя, но такой восхитительной, пусть ты и не умеешь на ней играть, а только осторожно пощипываешь струны.
Но зовут какие-то новые дали, неожиданно распахиваясь перед тобою, совсем не ясные, почти пугающие, и все же чертовски заманчивые…
Аня, мыкаясь у палисадника, с тревогой слушала через открытое окно, как бабка препирается с мамой: "Не пущу Аньку ни на какие севера, нечего ей там делать! Ей в сентябре в школу идти!" Мама мягко возражала, что и на Севере есть школа, а не только клюква да медведи. Так они спорили, как казалось Ане, бесконечно. Наконец, мама
сказала: "Хорошо, я спрошу у самой Ани, хочет она ехать или нет." На что бабка тут же заворчала: "Еще чего! У неразумного дитяти спрашивать!" "А я все-таки спрошу, пусть Аня сама решит." Аня так перепугалась, что бросилась наутек и спряталась за домом в саду, в ветвях яблони. Надо было решаться, оставаться с бабкой или ехать с мамой в какой-то северный город Мончегорск. Если бы ехать только с мамой! Недавно у Ани появился отчим, который ей сразу не понравился. Когда он впервые переступил порог их квартиры, внутренний голос рявкнул Ане: "Мерзавец, дрянь, подлец." (Как показали дальнейшие годы, Анин внутренний голос не ошибся.) И все-таки неизвестная даль манила, звала к свершению, к приключениям, блазнила новизной и возможными чудесами! Так что, когда мама наконец нашла спрятавшуюся Аню, та пролепетала: "Мама, я поеду с тобой." – все еще в смятении, все еще трепеща.