Подозреваемый (в сокращении)
Шрифт:
— Пит! Пит, мы здесь!
— К нам летит вертолет. Держись!
Мэгги лизала Питу лицо, стараясь заставить его рассмеяться. Он ведь всегда смеялся, когда она лизала ему лицо.
Снова ударил миномет, поливая обочину дороги. Мэгги, рыча и лая, вскарабкалась на тело вожака. Она должна защищать свою стаю. Она рычала на сыплющиеся дождем осколки и лаяла на металлических птиц, что кружили над дальними домами. А вокруг рвались мины. Вдруг наступила тишина. К ним бежали морпехи.
— Пит!
— Мы здесь, Пит!
Мэгги оскалила зубы и угрожающе зарычала.
— Мэгги, это же мы! Мэгги!
— Он убит?
Мэгги щелкнула зубами, зарычала, тени отскочили.
— Она сошла с ума.
— Не задень ее. У нее кровь течет.
Защищать стаю! Защищать, охранять. Мэгги лаяла, рычала, показывая им зубы.
— Док! Док, Пит ранен…
— Вертолет садится!
— Собака не подпускает…
— Винтовкой давай! Только осторожно. Просто отодвинь.
— Она ранена, док!
Что-то прикоснулось к Мэгги, и она вцепилась в это зубами. Сомкнула челюсти — сила давления семьсот фунтов на квадратный дюйм, и не разжимала зубов, и выла. Но появилась другая такая же штука, и еще одна… Мэгги отпустила деревяшку, кинулась на ближайшего человека, укусила до мяса и снова легла рядом с Питом.
— Она думает, что мы его обидим…
— Оттащи ее.
Ее снова оттащили, кто-то замотал ей голову курткой. Она извивалась, пыталась вырваться, но теперь ее держали крепко.
— Господи, она ранена. Осторожнее!
— Держу.
Мэгги, обезумев от ярости и страха, старалась прокусить куртку, но ее подняли и понесли. Она не чувствовала боли, не понимала, что истекает кровью. Ей нужно было к Питу. Она должна защищать его. Ей без него не жить.
— Неси ее в вертолет, к Питу.
— Есть.
— Что с собакой?
— Это ее инструктор. Возьмите ее в госпиталь…
— Он мертв.
— Она хотела его защитить. Хватит разговоров, летите. Доставьте ее к врачу. Эта собака — морпех.
Мэгги почувствовала вибрацию, сквозь куртку на голове просочился запах авиатоплива. Ей было страшно, но рядом пахло Питом. Хотя она понимала, что он ушел и уходит все дальше. Она попыталась подползти к нему поближе, но лапы не слушались.
Пит принадлежал ей. Они были стая. Они двое были стая, а теперь Пит ушел, и у Мэгги никого не осталось.
Глава 1
Они оказались именно на этой улице, у этого самого перекрестка, потому что Скотт Джеймс проголодался. Стефани заглушила двигатель патрульной машины, чтобы сделать ему приятное. Они могли бы оказаться где-нибудь еще, но в ту ночь он привез ее сюда, на этот тихий перекресток. И они еще говорили, какая тихая выдалась ночь.
Неестественно тихая.
Они остановились в трех кварталах от Харбор-Фривэй, между шеренгами обшарпанных четырехэтажных домов. В этой части города улицы были пустынны. Ни бездомных, ни машин.
Стефани нахмурилась:
— Ты уверен, что знаешь, куда ехать?
— Я знаю, куда ехать. Потерпи немножко.
Скотт хотел найти ночную лапшевню, о которой ему все уши прожужжал один детектив из отдела ограблений, одно из тех внезапно появляющихся заведений, что занимают на несколько месяцев какой-нибудь пустующий первый этаж, потом исчезают; детектив говорил, что там изумительная лапша, кухня «фьюжн» — японско-латиноамериканская, рубец с кориандром, морские ушки с чили, утка с халапеньо — язык проглотишь.
Скотт пытался сообразить, как он ухитрился заблудиться, и вдруг УСЛЫШАЛ.
— Прислушайся. Выключи двигатель.
— Ты не представляешь, где это заведение, так ведь?
— Ты должна это услышать. Прислушайся.
Полицейский третьего класса Стефани Андерс, одиннадцать лет стажа, остановила машину, выключила двигатель и посмотрела на него. У нее было красивое загорелое лицо и короткие русые волосы. Скотт Джеймс, тридцатидвухлетний полицейский второго класса, семь лет стажа, улыбнулся и коснулся своего уха: мол, слушай. На мгновение Стефани растерялась, потом расцвела широкой улыбкой.
— Тишина.
— С ума сойти! Я даже не слышу шума шоссе.
Весенняя ночь была прекрасна: ясно, около двадцати градусов тепла. Скотт любил такую погоду — рубашка с коротким рукавом, открытые окна. Вызовов в эту ночь было меньше трети от обычного количества, то есть дежурство выдалось легкое, но Скотт заскучал, отсюда и поиски неуловимой лапшевни.
Стефани хотела включить зажигание, но Скотт ее остановил:
— Посидим минутку. Сколько раз ты слышала такую тишину?
— Ни разу. Это так необычно, что мне даже страшно.
— Не бойся. Я тебя защищу.
Стефани засмеялась. Скотту хотелось коснуться ее руки, но он этого не сделал. Десять месяцев они были напарниками, а теперь Скотт уходил и хотел кое-что сказать.
— Ты была отличным напарником.
— Ты хочешь услышать красивые прощальные слова?
— Да, типа того.
— Ладно. Что ж, я буду по тебе скучать.
— А я буду скучать сильнее.
Такая у них была шутка. Они соперничали во всем, даже в том, кто больше будет скучать. Ему снова захотелось взять ее за руку, но она его опередила: взяла и сжала его руку.
— Не будешь. Именно этого ты хотел, и я за тебя рада. Ты же настоящий мужик!
Скотт засмеялся. Два года он играл в футбол в Университете Редландса, потом повредил колено и через пару лет поступил в полицию Лос-Анджелеса. Скотт был молод, решителен, амбициозен и хотел стать важной птицей. Его приняли в дивизион «Метро» — элитное подразделение, формировавшееся из патрульных полицейских. «Метро» представляло собой хорошо обученный резерв, который бросали на предотвращение и подавление уличных беспорядков и обеспечение безопасности в чреватых конфликтами ситуациях. Там служили лучшие из лучших, и это была необходимая ступень для тех, кто хотел попасть в самое элитное подразделение Управления полиции Лос-Анджелеса — спецназ. На следующей неделе Скотт должен был перейти в «Метро».