Подполковник Ковалев
Шрифт:
— Бронетранспортеру в укрытие! — приказывает лейтенант Санчилов. — Всем надеть маскхалаты и на лыжах — к тригонометрическому пункту!
Они целиной движутся к этому ориентиру: по балкам, мимо старых окопов.
Начинается робкий рассвет. Сквозь рваные тучи проглянула над головой Большая Медведица и снова скрылась. Где-то впереди, левее, послышалась петушиная перекличка.
— Дроздов! — раздается голос лейтенанта Санчилова.
— Я.
— Грунев!
— Я…
— Пойдете в сторожевую заставу на окраину села Красновки. Дроздов — старший…
Вот и пригодилась «тропа разведчика»! Ничего, все будет чин чинарем…
…Дроздов и Грунев идут полем. Вдруг Дроздов сел, потер снегом лицо, шею, затылок.
— Ты чего? — недоумевает Грунев.
— Сержант говорил: в темноте, чтобы лучше слышать и видеть, надо холодной водой обтереться.
Дроздов прислушался:
— Танк где-то урчит. А вон, глянь, справа — лес.
— Нет, то, несомненно, деревня, — возражает Грунев.
— Нет, лес!
— Уже светает, холодная вода, наверно, только ночью на зрение действует, — высказывает деликатное предположение Грунев.
— А я тебе, тюха, говорю — лес! — уже сердясь, настаивает Дроздов.
— Между прочим, — с достоинством отвечает Грунев, — в Уставе записано, что все военнослужащие должны соблюдать вежливость и выдержку.
— Расскажи об этом своей бабушке, — огрызается Дроздов.
— А я говорю тебе…
— Знаток уставов, — фыркает Дроздов.
— Вот и знаток…
Дроздов сверяется с компасом, и они движутся дальше. Долго идут молча. На невысокой насыпи останавливаются у обелиска неизвестному солдату. Дроздов вздыхает, вспомнив, что самый старший брат матери погиб в Отечественную войну в этих краях, а деда фашисты расстреляли под Таганрогом.
Положив у подножия обелиска сосновую ветку, Дроздов и Грунев направляются в сторону деревни. Чертов Груня оказался прав — Красновка это.
Совсем рассвело. Сиреневое небо избороздили недвижные белые тучи. Всходило солнце, разжигая неяркий костер.
Красновка вольно раскинулась у реки. Дома кирпичные, добротные усадьбы — с гаражами. Гакают гуси, вяло брешут собаки.
Навстречу разведчикам идет старик в меховой шапке и шубе из черного сукна. Старику, наверно, за семьдесят, лицо его изборождено морщинами, но держится он прямо.
— Здорово, служивые, — говорит старик приветливо.
— Доброе утро, — отвечает Грунев.
— Гвардеец я, сапер, — рекомендуется старик. — Сила-то у нас подходящая?
— Нормально. Не сомневайтесь, папаша, — солидно заверяет Дроздов.
Военному человеку многословие ни к чему.
— Вчерась здесь два проходили в шлемах.
Дроздов настораживается: «Не иначе „заброшенные диверсанты“».
— А оружие у них какое было? — вроде бы между прочим спрашивает он.
— Да чудное, — словоохотливо отвечает старый сапер, — автомат в два раза короче, чем у тебя.
«Ясно — парашютисты, — твердо решает Дроздов, — автоматы с откидным прикладом».
— А мои сынки, — явно желая продлить беседу, сообщает старик, — один — в Ленинграде, инженером на Кировском, другой — здесь комбайнером…
Ну, без этих сведений разведчики могут и обойтись.
— Бывайте здоровы, папаша, — не очень-то вежливо говорит Дроздов, всем видом показывая, что не склонен к долгим выяснениям семейных отношений.
Теперь гляди да гляди.
— Груня, ты сзади меня прикрывай, — приказывает Дроздов, когда они отошли от старика.
Настроение у Дроздова все же хорошее, удалось кое-что узнать. Да и Груня оказался неплохим напарникам: безропотно выполняет приказания.
На окраине, у дома с голубыми дверями, стоит женщина, похожая на Евгению Петровну. Почему-то все симпатичные женщины для Дроздова походили на Евгению Петровну. Но эта — особенно. Дроздов даже замедлил шаг.
Женщина приветливо улыбнулась:
— Заходите, отдохните, солдатики!
Может быть, и здесь удастся кое-что разведать? Они долго сбивают снег с валенок, пройдя коридор с крашеными полами, заходят в жарко натопленную кухню, садятся возле печки.
— Отдохните, разуйтесь, оружие снимите… — чистосердечно предлагает хозяйка.
— Не положено, — отвечает Дроздов.
— Ну, вам видней… Мои-то дитяти еще сны досматривают, через час подниму их…
— Скажите, хозяюшка, — спрашивает Дроздов, — к вам военные недавно не заходили?
— Как же, вчера два… В роде бы летчики. Может, я вам яишенку с салом изжарю? Со шкварочками…
Грунев заколебался, сглотнул слюну. Яичницу он как раз любил. Дроздов же стойко говорит:
— Никак нет… Отогреемся и айда.
Владлен поддерживает:
— Мы торопимся… Извините… Спасибо…
— Жаль, дети вас не увидят. Младший-то мечтает об армии…
Они решают держаться поближе к роще — не нарваться бы на засаду, не попасть в плен. У моста через реку обнаруживают указку — «Мост разрушен», а возле криницы другую — «водоем отравлен».