Подполковник Ковалев
Шрифт:
— Проверьте установку частоты и подстройте выход передатчика… — приказывает Ковалев.
— Есть…
Вскоре Ткачев с облегчением докладывает:
— Сигнал проходит.
— Радиостанции исправны?
— Так точно…
Ковалев подошел к боевой машине, начиненной умной техникой. Здесь сейчас сидели и занимались каждый своим делом: начальник связи, начартиллерии, механик-водитель. Ковалев посмотрел на светящийся циферблат командирских часов, отбросил люк, и свежий ветер охладил его лицо.
По лестнице кто-то поднимался в машину. В проем люка сначала заглянула папаха, затем стали спускаться сапоги, и появился Гербов. Он вынужденно пригнулся, полушутливо, тихо сказал:
— Посредник выполняет свои обязанности и следует по пятам за командиром полка…
У них еще не было возможности поговорить, как хотелось. Видно, такой разговор придется перенести на «после боя».
С полчаса понаблюдав за работой Ковалева, Гербов подумал: «Пожалуй, не следует сейчас навязывать ему свое присутствие».
Он по себе знал, как необходимо бывает командиру иногда остаться наедине с мыслями, сосредоточиться, еще и еще раз выверить решение.
— Я буду в соседней машине, — сказал Гербов, имея в виду радийную машину посредника.
Ковалев благодарно кивнул головой.
За двое суток Ковалев спал не более трех часов, но, как это ни странно, спать не хотелось — вероятно, от нервного напряжения.
Внимательно разглядывая рабочую карту в цветных стрелках, пунктирных штриховках, ромбах, кружках — свою партитуру, — он зримо представил траншеи, населенный пункт впереди, где сосредоточены главные силы «неприятеля».
Все как будто выверено, продумано… Но мысль снова и снова возвращается к аэрофотоснимку, странно он выглядит: множество дорог вокруг оврага, обнесенного леском. Для расположения тылов «противника» овраг слишком близок к передовой. Резервы? Необходима дополнительная разведка… И усилить внимание к левому флангу, подтянуть туда противотанковые средства… Так будет вернее.
На этот раз требовалась дополнительная разведка переднего края: огневые точки, расположение танков и артиллерии противника, стыки между опорными пунктами.
Лейтенант Санчилов снова вызвал к себе, как уже «опытных разведчиков», Дроздова и Грунева. Сказал, что их сейчас машиной перебросят вперед — показал на карте, куда именно, — и дал задание обосноваться на наблюдательном посту, оттуда по радио передавать сведения командиру разведки.
…В белых маскхалатах Дроздов и Грунев залегли недалеко от «передовой». Стали прислушиваться и приглядываться, как учил их Крамов на занятиях.
Дроздов достал «Журнал наблюдения», чтобы записывать в него время и где что замечено. «ОР.З, — вывел он. — Услышали стрельбу из пулемета. Гудит танк».
Грунев спросил:
— Слышишь, лопата стучит о железо?
— Ну и что?
— Значит, танк в укрытии и его забрасывают снегом.
— Откуда ты взял? — недоверчиво посмотрел Дроздов.
— А когда мы бронетранспортеры окапывали — лопаты точно так звенели…
«Спиноза, а додул», — соглашаясь, кивнул головой Дроздов и внес наблюдение Груни в свой журнал: ценные сведения. Лейтенант говорил: «На один окопанный танк нужны два танка движущихся».
В три часа ночи Ковалев, Гербов и Васильев на бронетранспортере перебрались на свой передовой наблюдательный пункт, отлично оборудованный саперами и укрытый сетью на кольях.
Здесь в трубку вел тихий разговор с постами командир разведки, а Садовский — с начартом.
…На рассвете полк стал выдвигаться из выжидательного района.
В первых лучах поднимающегося багряного солнца местность впереди просматривалась сверху особенно хорошо. Открывалась широкая панорама: прямые улицы поселка, серые костры березовой рощи на берегу реки…
Ковалев то и дело поглядывал на ручные часы. Ожидание сведений о прохождении полком рубежей было самым томительным.
— «Алмаз». Я — «Резеда». 301. Прием, — наконец услышал Ковалев, посмотрел на часы, на карту в планшете.
Чапель прошел исходный рубеж.
— «Алмаз». Я — «Ромашка». 301.
Значит, и командир второго батальона миновал исходный рубеж. Как только Чапель доложит — 401, начнется огневая подготовка.
Ковалев снова смотрит на часы.
— «Алмаз». Я — «Резеда». 401.
Садовский дает сигнал:
— Шторм!
И сразу загрохотала канонада. Танки, выдвинутые на прямую наводку, открыли огонь. Загудели двигатели, глухо застучали пулеметы. В этих шумах, в их то прибойной, то слитной волне тоже надо было разобраться. Из кажущегося хаоса звуков выделить необходимое. Не слишком ли рано вышел на заданный рубеж Чапель?
Ковалев посмотрел на часы, карту и побледнел.
«Проклятье! Чапель зарвался, нарушил расчет времени, и теперь его батальон может попасть под огонь собственной артиллерии, превратиться в мишень для противника. Тактическая малограмотность погубила драгоценную синхронность. Представляю, как переживает сейчас Карпов: так отладить машину и — вот… Перестарался чертов Чапель! Пал жертвой показухи, ее пылью засорил себе глаза…»
Ковалев смирил гнев. «В конечном счете, я не научил». Но тут же вспыхнула ироническая мысль: «Как же, научишь».
И все отодвинулось «боем». Он разгорался, хлынул на Ковалева всеми своими шумами и запахами.
Стелется дым соляра над мерзлой землей. Пахнет порохом. Серия зеленых ракет вызывает новый артиллерийский шквал Садовского.
Ковалев радирует командирам второго и третьего батальонов:
— Сто одиннадцать! Сто одиннадцать!
Это означало требование — быстрее вперед, выше темп!