Подполковник никому не напишет
Шрифт:
– - Усе тихо, - сказал Приймак.
– Пишлы?
Джиран ничего ему не сказал, разглядывая в приоткрытую калиткой щель засыпанный снегом двор. За их спинами Бозя продолжала, как на буксире, тащить к татарину упирающуюся Оксану. Обе они вязли в сугробах, и поэтому дело продвигалось не шибко. Снегопад небрежным падением своим набросил на их телогрейки мокрые искристые горностаевые мантии.
– - Вы чё там, биксы ?
– нехотя повернул голову в их сторону Джиран.
– Быстрее топайте.
Приймак резко поднялся на ноги, втянув шею в узкие свои плечи.
– - Ну чого воны? Попалять жеж.
Он встревожено затоптался вокруг татарина, не вынимая рук из карманов, в которых грел грязной ладонью рукоять самодельного кинжала. Его тревоги оказались совершенно напрасны - вокруг по-прежнему
Бозя пихнула вперёд Оксану и злобно, шёпотом пырскнула своему сожителю:
– - Да вот эта - упирается.
Джиран удивлённо обернулся, а Приймак чуть не подпрыгнул на месте, что в тяжелом драповом пальто сделать было почти невозможно. Выбрасывая из-под ног комья снега, он подбежал к Оксане, судорожно выдёргивая из кармана пальто самодельный кинжал "перебитый" из длинного эсвэтэшного штыка. Снег тотчас облепил чёрное лезвие, неумело отточенное в местном депо фрезой с обеих сторон.
– - Та ты шо, блядюго, з глузду зъихала?
– злобно выдохнул он, будто плюясь в снежную мглу нитями пара изо рта.
– Я ж тебе на шматки порижу, суко.
Обоюдоострое остриё самоделки оказалось в непосредственной близости от лица Оксаны - стоит только сейчас Приймаку сделать небольшой выпад и сталь вонзится ей в глаза. Оксана ясно видела, как мелко дрожит кинжал в руках бандеровца. Приймака она не боялась, без Джирана его голос был тут лишним.
– - Одзынь Прима, - отодвинул его в сторону Джиран.
– Ты идти не хочешь, да? Скажи - ты, что не пойдёшь?
Низко наклонив голову, он вперил взгляд своих чёрных слегка раскосых глаз в лицо Оксаны. Будто два чёрных жёстких дула упёрлись взглядом ей в переносицу из-под глубоких глазных впадин татарина. Не каждый мог смотреть вот так в глаза Джирану, когда он скалил в злой яростной гримасе свои острые жёлтые зубы. Оксана привычно опустила свои глаза вниз - смотреть в лицо можно было только тому, кто был равен тебе силой, это она усвоила твёрдо. Как и то, что, сейчас она сделает все, о чём ей прикажет Джиран.
– - Джиран, та давай ии порижемо, а те падло на шарап визьмемо, - взвизгнул шёпотом за спиной у громадного татарина Приймак.
– - Тихо будь, - осадил его Джиран.
– Оксана, я тебе говорю - падла он, падла последняя. Дашкомник последний, пидор.... Это я тебе говорю. Он меня в сорок пятом, да я ж тебе рассказывал....
Оксана молча кивнула. Историю о том, как гвардии старший сержант Тимур Джиранов в мае сорок пятого получил три года тюрьмы, она слышала много раз, - и от Бози, барёхи татарина, и от самого Джирана. По их рассказам татарин зафингачил по лапцу капитану, который попытался отобрать трофей у героев-разведчиков. Зашли в большой дом взяли чего захотели, а на выходе и столкнулись с этой сволочью, которая захотела отобрать столовое серебро у героев-фронтовиков. И на беду перед этим один из его дружков ширнул "месером" старую хозяйку дома, а та возьми и помри. Потом был трибунал, где капитан, пострадавший от Джирановой оплеухи, бил себя в грудь и яростно свидетельствовал, обличая мародёров и преступников, начисто забыв, как рвал у них из рук мешок с дребезжащими вилками. Джиран получил свой законный срок за рукоприкладство, а дружков взявших в Венском пригороде богатый трофей, расстреляли за мародёрство прямо перед строем разведбата. Татарина спасло только то, что он не стал брать хабар, побрезговал ложками, и дружки не вложили - получилось вроде бы как мимо проходил. И вместо "вышки" загремел гвардии старший сержант на три года осваивать богатые Норильские золотоносные жилы. Всё это Оксана не один раз слышала от Бози, с которой делила нары в "лишенческом" бараке.
– - Сука, он, - горячо шептал Джиран в ухо Оксаны.
– Матерью тебе клянусь. Веришь мне, да?
Приймак противно заскрежетал зубами. Оксана послушно кивала. Хоть и не верила Джирану ни на каплю.
– - Пойдёшь?
– шёпот Джирана стал сбиваться на сдавленный полукрик.
Оксана молча кивнула.
– - Та шо ты з нею домовляешься? Мы його и без неи кинчимо.
Искажённое злобой лицо рыжего бандеровца передёрнуло гримасой презрения. Оксана со слов Бози, вместе с ней тягавшей пилу "тебе-мене-хозяину", знала, что бандеровцу больше нигде не взять хабара на новую
– - Там дверь четыре пальца - ты её лбом прошибёшь или орудие у тебя есть?
– зло цыкнул Джиран в сторону бандеровца.
– Ну?
Последние слова Джирана адресовались уже Оксане. Чёрные раскосые глаза татарина как два дула опять упёрлись ей в лицо. Анохин - счетовод на Первомайском прииске, в котором Джиран угадал ту самую тыловую крысу, благодаря которой он три года не разгибался в глубоких штольнях, откроет дверь только Оксане. В летах, лет под пятьдесят уже - он уже два или три раза зазывал её к себе домой, загадочно улыбаясь себе в седые усы. Если б захотел, то конечно бы заставил - она поселенка, а он счетовод, видное в посёлке лицо, как бывший офицер с участковым дружбу водит. Но хотел счетовод "по-хорошему", только зазывал, не пытаясь прижать где-нибудь в полутёмном коридоре, она бы и отбиваться права не имела. А так счетовод её в любое время в дом пустит. На этом и строился весь тонкий расчёт татарина, - постучи в дверь, мол, сама пришла, а как он откроет тут мы ему саксон в бочину и все дела. На мокруху подписал татарин ещё и Приймака, рыжего худого бандеровца из беглых беспредельщиков, которому было всё одно, лишь бы резать. Вдобавок по расчётам Джирана у счетовода должно было иметься немецкие трофейные лантуха , которые могли бы подсобить бандеровцу в приобретении чумацкого линкина . Корыстолюбивая Бозя тут же увязалась за подельниками, дабы её увальня-полюбовника не обошёл на дележе ушлый Приймак. Всё вроде бы было просчитано и продумано, даже ночка выпала в масть - снежная, такая, что псы в будках попрятались, не говоря про людей, и тут выгребай, приехали - эта шкера вломилась, как последняя целка.
Джиран продолжал испытывающе смотреть на Оксану. А сзади уже приторно зашептала Бозя, вынимая из души Оксаны последнюю робость.
– - Ты чо, дура?
– Бозя знала, о чём говорить Оксане.
– Тебе ж долю дают - до мужа поедешь. Сколько ты его не видала? А хорь этот - он же спит и видит, как тебя раком поставить. Участковый даст сопроводиловку почитать - ёц-тоц, да ты ж блядь, а герою-фронтовику не даёшь. Тут-то он тебя на все четыре кости и с оттяжечкой на хер посадит. Думай товарка.
Бозя шумно дышала ей в щёку свежим самогонным перегаром и всё дёргала за рукав. Джиран не отрывавший от лица Оксаны своих злых волчьих глаз. Неожиданно весело осклабился, нутром ощутив - пойдёт масть.
– - Не пздо сестрёнка, - сказал татарин уже дружелюбно.
– Не фуфелом думали - всё заспорится.
Оксана молча шагнула за калитку. Здоровый цепной пес в глубине двора, гремя цепью, мгновенно рванулся с громким рыком из грубо сколоченной будки. Оксана вздрогнула, но пошла дальше к дому. Бозя была тут "на разведке" и прихватистым глазом бывалой суходольской наводчицы определила, что цепь у волкодава короткая, и до дорожки, а тем более до крыльца он не достанет. Следом за Оксаной во двор к Анохину бегло, тенями скользнули Джиран и Приймак. Низко пригибаясь, так что их нельзя было заметить из дома, они приблизились к невысокому крылечку. Пёс захлебнулся лаем от собственного бессилия - ему не хватало каких-нибудь двадцать сантиметров, чтобы вцепиться в полу длинного пальто Приймака, который всё сильнее прижимался к низкому заборчику у крылечка с опасением косясь в сторону больших собачьих клыков. А пустобрёх рыча и лая жёсткой шеей рвал добротную цепь стервенея от наглости чужаков. В доме счетовода сквозь щели в ставнях сразу затеплился огонёк керосиновой лампы - Анохин проснулся или не спал, не смотря на такое позднее время. Оксана поднялась на низкое крыльцо, отряхнула с ботинок мокрые пласты снега. Рядом, по обе стороны двери затаились Джиран и Приймак.
– - А если он не один?
– едва слышно прошептала Оксана Джирану, прижавшемуся рядом к чёрной бревенчатой стене.
– - Стучи, - выдавил из себя сквозь зубы татарин, - отступать уже было некуда.
Собравшись с духом, она постучала в крепкую дверь, больно ударив по холодному дереву костяшками пальцев. Пёс за её спиной продолжал лаять, неистово гремя цепью.
– - Та быстрее, видирветься ж, - зашептал Приймак, баюкающий в грязной ладони рукоять кинжала.
Оксана постучала ещё раз.