Подполковник никому не напишет
Шрифт:
– - Мне с тобой так хорошо, - шепнула Оксана, отдышавшись.
– Я без тебя совсем не смогу.
Сашка неразборчиво прорычал несколько ласковых слов. Оксана улыбнулась.
– - Ну что ты.... Судьба у меня наверно такая. Никуда от этого не денешься.
Она ощущала тёплую липкость на поверхности её слегка разведённых бёдер.
– - Не вечно же это всё будет, - сказала Оксана.
– Всё вернётся, всё обязательно вернётся. Надо просто жить. Всё обязательно будет.
Солнце садилось слишком быстро - сквозь оконце в
– - Я не буду плакать, Саша. Слёзы, они как камень на шее - им только дай волю, на самое дно потянут.
Её тело ещё хранило отголосок тепла грязной Сашкиной кожи.
– - Саша, - сказала Оксана.
– Не вспоминай того, что было. У нас ведь всё ещё впереди. Я люблю тебя, очень люблю.
Сашка не сказал в ответ ничего. Оксана прикоснулась губами к Сашкиным бинтам. Вверху, под потолком, у электрической лампочки, закружились невесомые ночные мотыльки, очертившие причудливыми тенями сырые стены дивизионной гауптвахты.
– - Я знаю, - неожиданно чётко, справившись с волнением, сказал Сашка.
– Судьба это, Оксана. Судьба.
Он укутал свою ладонь в кружево её растрёпанных волос.
– - Ничего уже не изменишь, - пробормотал Сашка непослушными челюстями.
– Мы с тобой говорим, а всё не о том.
Дальше он замычав, закашлялся и сцепив зубы, исковеркал нужные слова.
– - Я буду ждать тебя, - сказала Оксана.
– Ничего не случится и я буду ждать.
Оксана замолчала, прислушиваясь к неровной тишине внутри тюремного коридора. Время снова набирало свой ход, неумолимо приближая минуту расставания.
– - Это навсегда?
– по слогам выдавил из себя Сашка.
– - Что навсегда?
– не поняла мужа Оксана.
"Любовь" - захотел сказать он, да не смог.
– - Навсегда, сказала Оксана, будто прочитав его мысли.
– До самой смерти.
Они обнялись.
– - Я к тебе шла - думала долго говорить буду.... А так ничего и не сказала. Не умею я говорить.
Оксана решительно встала с нар, с трудом оторвав Сашкины руки от своего тела.
– - Пора мне, - вздохнув сказала она.
– Не хочу, чтобы вызывали, лучше самой.
Она поправила блузку, уверенно намотала на голову серую косынку. Дорога до дверей камеры была короткой.
– - Спасибо, - сказала Оксана Островскому, для которого двухчасовое вынужденное молчание уже превратилось в пытку. Сказала и постучала кулачком в дверь.
Колючие слова прощания с Сашкой так и не слетели с её холодных губ.
" ...И от злых собак ушёл он
В ту страну, где сон и нега.
До конца надеждой полон,
Продолжая нить побега.
И сбежавшимся солдатам
На минуту показалось,
Что навстречу автоматам
На снегу лицо смеялось..."
Валентин "З-К" Соколов
6.
Во
Оксана отлепила мокрое лицо от ворса Женькиной шинели. Глубокие тени под её глазами, лиловыми пятнами обесцветили кожу щёк. Женька посмотрел на эти тени, и ему стало невыносимо горько, будто кто-то вложил ему в душу таблетку хины или стрептоцида. Он молчал не в силах отвести взгляд от грустных глаз Оксаны.
– - Что постарела?
– спросила Оксана, по-своему угадавшая мысли Женьки. Успокоившись, она вытерла лицо рукавом ватника.
Тишина, лежавшая между ними, таяла апрельским снегом, рассыпалась битым стеклом. Женька поспешно покачал головой, будто всё ещё страшась нарушить это бесконечное безмолвие.
– - Тогда что? Что ты так на меня смотришь?
Он не смог ей объяснить. В ярком электрическом свете мощной лампочки эсвэшного купе, лицо Оксаны показалось Малахову прекрасным. Омытое нежными, трепетными красками, оно завораживало Женьку своей бледной кожей и узким овалом влажно блестевших губ.
– - Я не знаю, - не нашёл что сказать Малахов, неожиданно ощутивший на ладони почти невесомый шёлк её волос, ручейками проскальзывавший сквозь его пальцы. Казалось, что его пальцы помимо воли тянулись к лицу Оксаны, пытаясь трепетно ощутить, дотронуться, испытать.
– - Всё-то ты знаешь, - вздохнула Оксана и отодвинулась от Женьки.
– Утро вон уже.
Она кивнула головой в сторону окна, за которым действительно начинал расстилаться рассвет, растянутый на каркасах высоких сосен и кедров.
– - Когда твоя станция?
– спросил Малахов, глядя в окно. Темнота нехотя, но всё же отступала, расступаясь в серых бликах слабого света.
– - Скоро Жень, скоро, - Оксана взглянула на часы, подавив судорогу зевоты. Сейчас ей до смерти хотелось спать.
– А твоя?
Малахов снова прикоснулся к её светлым, лёгким локонам, своей широкой, почему-то дрожащей ладонью.
– - Мне до Красноярска, - сказал Женька.
– Почти целый день ехать.
Оксана молчаливо кивнула. Она ощущала в себе сейчас уставшую и совершенно пустую слабость, желание закрыть надолго и провалиться в призрачный подвал сна. Сна без сновидений. Усталость прожитых минут легла на её плечи тяжким, совсем неподъёмным крестом. Теперь она не смогла удержаться, широко зевнув. Пальцы Малахова коснулись её шеи и она, вздрогнув от неожиданности прикосновения, угадав чужое нескрываемое желание, как можно дальше отсела от чутких Женькиных рук.