Подрядчик
Шрифт:
– Знаешь, как называется процесс, физику которого ты только что описал? – рассмеялся я.
– Я встрял, – догадался полковник. – У тебя, самого, какие планы?
– Вернуться. Только вернуться, и больше ничего, – заверил я.
– Но ведь один раз не получилось?
– А как бы получилось, если письмо у тебя? – удивился я.
– Это ничего не меняет, – возразил Казанцев.
– Знаешь, Анатольевич… – я позаимствовал очередную сигарету. – Расскажу я тебе еще кое-то… Дела давно минувших дней… – прикурив, выпустив густое облако дыма, я начал другую историю, которую еще ни разу никому до этого момента не рассказывал. – К тому времени, как я окончил институт, отец с матерью уже развелись… Она вообще почти полтора года в больнице пролежала, и потом еще год дома от операции отходила… а найти работу у нас – совсем
– Ты это зачем сейчас мне все рассказываешь? – поинтересовался чекист.
– Не перебивай, – покачал я головой. – Вся соль в конце. Вначале торговал как все… ну, если не считать, что семьдесят процентов продаж всего филиала я один делал. А потом… ну, сам, наверно, знаешь – каждый, кто хоть раз туалет у себя на даче поставил мнит себя строителем офигительнейшим… вот и приходили такие, материал покупали, переводили половину, а порой и весь, и с криком "караул!" обратно прибегали – спасите, помогите! Сколотил я пару бригадок, начал и материал продавать и строить из него… С девяти до пяти в офисе, а после, бывало, и до полуночи – в поле. За неделю стал зарабатывать столько, сколько за месяц раньше не зарабатывал. Но, шила, как известно, в мешке не утаишь – вот и прочухал это дело директор филиала, вызвал меня к себе на разговор. Так, мол, и так… ты делами фирмы вообще не занимаешься – только своими – так делиться надо. Половину захотел… Что там еще два менеджера… ну, продавца, – поправился я, заметив удивленный взгляд полковника. – Что там еще два продавца делали – вообще непонятно. Весь филиал на мне держался, и, заметь – снова ни премий, ничего! Через пять минут я ему заявление на стол бросил, развернулся и ушел.
– Дикие какие у вас люди, – прошептал Валера.
– Люди те же, – усмехнулся я. – Время другое. Да, ладно… тогда у меня уж и деньги кой-какие водиться стали – можно было и свое дело открыть. Вот и открыл строительную компанию на паях с одним… гандоном, в общем. На первых порах вообще трудно, а эта скотина, еще и, дочку свою незаконнорожденную на работу взял, еще одну шлюшку, которую трахал… как-то проглядел я все это – в работе по горло был. И за директора, и за дизайнера, и за прораба, и за бухгалтера – за всех. Телефон в семь утра звонить начинал, и переставал в час ночи…
– Я, все же, не улавливаю…
– Да потерпи, куда торопиться? Я к тому времени уже и женат был… Наташка моя… солнце, золото! Я четыре года ее добивался, четыре года! – для верности я показал четыре пальца. – Я как в первый раз увидел ее – остолбенел! Я, знаешь, просто понял – вот оно, мое счастье! И мы были счастливы! Денег катастрофически не хватало – на булку хлеба, порой, еле наскребали, но у меня была она, а у нее был я. Я любил ее… как… больше… словом, любил, как ни кого ни до нее, ни после… да и не любил, если задуматься, никого кроме нее. И она меня любила. А я… не верил до конца. Красивая, как… как закат на море! Как я боялся ее потерять! Потому и работал, как проклятый – знал, что она достойна большего…
– Ага, – Казанцев слушал гораздо более заинтересовано, даже подался вперед на стуле, а на сигарете, зажатой между пальцами, уже образовался внушительный цилиндрик пепла.
– Спал часа по четыре в сутки, а тут еще и на деньги на фирме пропадать стали. То зарплата до рабочих не дойдет, то аванс от заказчика исчезнет… а Вадим только руками разводил – не знаю, не брал! И Наташку я понимаю – живем в одной квартире, неделями не видимся. Прихожу – она уже спит. Проглочу что-нибудь, даже не жуя, лишь бы в живот упало – сил не хватало, и спать завалюсь… и то – не с ней, а с кипой документов. Она просыпается – я уже на работе. И денег в доме – ни копейки. Несколько раз дожидалась меня, поговорить пыталась… да какой там! У меня одно в голове – свалиться спать. Полгода так пожил – нерва ни к черту стали. И у Наталки тоже. Она видела, что я совершаю ошибку, пыталась достучаться до меня – бесполезно. Я, как баран, уперся в свое… да мне лет-то было – двадцать с небольшим.
И вот, как-то раз, когда она снова пыталась вразумить меня, попытаться пробитьсе через лобную кость, порвало меня. Сам, не знаю, что нашло – как пелена опустилась. Ни чувств, ничего. Одна тупая ярость. Черт, да я даже не уверен, что это был я! Как со стороны все это видел… как будто не со мной… Ударил ее. Сильно. Потом еще, и еще. Она же – ничего!
– Леша, – говорит, – одумайся! Посмотри на меня, что ты делаешь!
На коленях стоит, не сопротивляется, а по щекам – слезы… я в жизни этого не забуду… и не прощу себе никогда. Схватил ее за волосы и за дверь выбросил. Ее – самого близкого, самого родного человека, который любил меня больше всего на свете – не любила бы – давно бы бросила… как котенка за дверь. Не видел, я, дурак, что она сама эти полгода как в аду прожила.
Бутылку водки из горла, в один присест жахнул, и свалился там же, где стоял. Утром проснулся – сам в крови, вся квартира в крови… в ее крови! И понял – все… просрал я свое счастье. Нет, я понимал, что бесполезно, но где-то в глубине еще теплилась надежда… весь город перерыл, всех на уши поставил – как в воду канула.
Запил по-черному. Как, что, где деньги находил, спроси – и сам не знаю. Когда начинаешь – дальше само как-то идет… Не помню, на что пил, но пил каждый день. Не трезвея. Хотел в петлю залезть – кишка тонка оказалась. По городу ходил, специально нарывался, надеялся – замочит кто-нибудь, и все. Хрен там. Никто греха на душу не взял. Но били сильно.
А потом… знаешь, как выключателем кто щелкнул. Просто понял – хватит. Если подохнуть не получается – придется дальше жить. Первым делом к Вадиму наведался. Повезло сученку – как раз девять дней справляли. С дальнобоем на трассе лоб в лоб сошелся – по кускам из машины доставали. Иначе бы я сам голыми руками кишки через глотку вытащил. Снова свою девочку найти попытался – бесполезно.
Побегал, нашел денег, открыл новую фирму, и снова начал строить. И вот здесь у меня как поперло! За год заработал больше, чем за всю жизнь до этого. Через пару лет Наташка сама позвонила. Оказывается, в Штатах работала. Попросила помочь… повод-то какой-то пустяковый был. Она давала мне второй шанс! Я во Владике был – судостроительную верфь сроил… страна как раз подниматься начала.
Не приехал. Хотя мог бы! Сам не знаю, почему… хотя, вру! Знаю! Не поверил. Себе не поверил. В счастье не поверил. Не поверил, что оно свершилось. И все. Больше я ее не видел и не слышал.
И, знаешь, сейчас-то я понимаю, что деньги, машины, квартиры – это не все. Что счастлив я был тогда, когда учил ее водить машину, когда увозил ее на работу, когда мы готовили вместе, когда первое, что я видел просыпаясь – ее глаза, и последнее, что чувствовал, засыпая – ее губы. Ее, и больше ничьи! Знаешь, что я чаще всего вспоминаю? Как мы, собрав последние копейки, купили еды и устроили пикник в парке. Мы были оба счастливы! Как ходили за грибами, как гуляли по Арбату, как поехали на озеро искупаться, а в результате оказались в ста километрах от города. Как я сжег шашлык на базе… Знаешь, о чем я мечтаю каждый раз, засыпая? Что я просыпаюсь – а на дворе август девяносто девятого, когда мы впервые поцеловались… Я не верил, но… мечты сбываются! Всегда!
– С ума сойти! – прошептал кгбшник, переваривая в голове услышанное. – Но я не до конца понимаю…
– Да чего ты не понимаешь? – вскипел я. – Семенов не промахнулся. Он знал, знал с точностью до дня! Знал, в какой день меня надо отправить, чтобы я изменил все – все свою жизнь. По сравнению с этим цех – такая ничтожная мелочь! Мои предки – фигня. Единственный человек, который может достучаться до меня, пробить мою броню – это она. Надо только подсказать, куда бить, в какую точку. И все! Все встанет на свои места! Тем более, где она сейчас – я знаю! Как раз туда я и ехал…