Подрядчик
Шрифт:
Я молчал. После этого "я тебя люблю" я и так не мог найти, что ответить, а рокер, шельмец, вообще с мысли сбил. Люблю… Сам я говорил это слово лишь одной женщине, хотя и слышал от многих, но никто, ни разу не говорил мне "люблю", отчетливо понимая, что никакого совместного будущего быть не может. Для всех, кроме одной, "люблю" было попыткой опутать паутиной, привязать к себе меня, но, скорее всего – мои деньги. Господи, неужели, они не понимали, насколько это глупо, и, вообще, по-дурацки? Я себя тоже люблю, а дальше-то что?
– Лешка…
– Да?
– Ты извини, но я сегодня не могу, – призналась
– Чего? – не сразу понял я.
– Ну… у меня женские причины… как-то неожиданно началось.
– До ап… ну и ладно, – ответил я, разминая окурок в пепельнице.
– А как же мы прощаться будем? – огорчилась Вика.
– Пойдем, погуляем, искупаемся под луной… – предложил я.
– А, Лешка! – хлопнула в ладоши соседка. – Сегодня же пятница!
– И что?
– Как что? Сегодня дискотека! Пойдем скорее!
– Пойдем, – согласился я.
Смыв с себя кровь – слишком привычным в последнее время стало это занятие, я позволили девчонке обработать раны зеленкой и заклеить пластырем. Белые прямоугольники, удачно сочетаясь с трехдневной щетиной, довершили образ, сделав меня похожим на вполне приличного бандюгана. Теперь и на публике показаться не стыдно.
Взяв меня под руку, Вероника повела нас на "дэнсиг". Нет, где находится танцпол – потрескавшаяся бетонная площадка со ржавыми перилами по периметру и изгнившей деревянной сценой с ракушкой навеса, я знал. Но не припомню, чтобы хотя бы раз на ней проводились подобные мероприятия. Как на ней торговали деревенским молоком с Москвича-"пирожка" в начале девяностых – это помню, но танцы – нет. Хотя, когда я достиг возраста, в котором оно интересно, началась эпоха демократических преобразований, и похерили не только танцплощадку.
Едва мы спустились к пруду, я убедился в своей правоте: на соседнем берегу, там, где я и помнил, горел сине-зелено-красный пожар иллюминации, отражаясь в воде, и, казалось, танцплощадка находится не над земле, а парит над нею на подушке северного сияния. Оттуда же порывы ветра доносили звуки музыки, но с такого расстояния распознать песню не получалось.
Зиманкова, дрожа мелкой дрожью, прижалась ко мне всем телом. И то верно – даже мне в джинсах и куртке здесь, у озера, с которого дул весьма ощутимый ветер, было не жарко, а девчонке в юбочке, едва доходящей до середины бедра, и маечке – подавно. Выпустив из-за ремня рубашку, чтобы скрыть от посторонних глаз рукоятку Вальтера, заткнутого за пояс, который я забыл бросить где-нибудь в домике, я снял куртку и накинул ее на плечи Вики. Она благодарно чмокнула меня в щеку.
На подходе к дискотеке я услышал радостный девичий визг и пьяный хохот, заглушающий даже звуки музыки. Публика перлась от какого-то ретро типа Duran Duran. Сам танцпол, кстати говоря, пребывал еще далеко не в том бедственном состоянии, в котором я его помнил. Даже перила сияли свежей светло-зеленой краской. На грунтовке, в тени ракушки, стоял целый парк мототехники, начиная ИЖами-49 и М-103, и заканчивая Днепрами, Явами, и опять ИЖами, но уже не сорок девятыми, а ПС. Рядом кучка ребят распивали что-то, что явно не было ни "Ессентуками", ни парным молоком, пустив бутылку по кругу. Да, нам тоже хреново жилось, пока не появились одноразовые пластиковые стаканчики. А вообще на танцах царила обстановка братства, дружбы и доверия, какая была и на наших тусовках в клубах города в середине девяностых. Черт! Половины из них и нет давно!
Признаться, я опасался, что окажусь единственным старпером на мероприятии, но публика подобралась крайне пестрая. Всех возрастов и профессий. Две молоденькие пигалицы лет восемнадцати в суперкоротких платьях, едва скрывающих резинки чулок в крупную сеточку, с пышными прическами, важно курили, старательно показывая, что они прогрессивные – дальше некуда. Они стрельнули в меня глазками, но ответный испепеляющий взгляд Вероники заставил развратниц изменить планы. Эх, жаль, я утром уезжаю… Рядом нерешительно переминалась с ноги на ногу девчушка с двумя косичками, очками в стальной оправе и платье в ромашках, доходящее до пяток, и доставшееся, похоже, еще в наследство от бабушки. Чуть поодаль выписывала кренделя в стиле "твист" пара лет тридцати пяти – мужчина в сером костюме с женой на высоченных шпильках.
– Пойдем танцевать! – Вика сунула мне в руки куртку, и за рукав утянула на середину танцплощадки.
Тем временем композиция сменилась на "The Living Daylights" группы A-ha. Забавно… в мое время она считается чуть ли не классикой, а здесь толпа восторженно закричала, словно услышав новейших хит. Но это ладно – когда заиграла "Chery, Chery Lady" я сам чуть не прослезился.
Погода тоже решила преподнести сюрприз – с первыми аккордами последовавшей за ней C. C. Catch небо прошила рваная угловатая молния, громыхнул раскатистым эхом гром. Все же ветер сделал свое дело – пригнал тучи. Ведущий поспешил закруглить дискотеку.
– А теперь последняя на сегодня композиция, – произнес он в свистящий микрофон. – Песня "Listen To Your Heart" зарубежного вокально-инструментального ансамбля Roxette. Молодые люди, не стесняемся, приглашаем прекрасных дам.
– С ума сойти, – только и смог сказать я.
– Что случилось? – спросила Вика, положив голову мне на грудь.
– Я думал, она появилась позже, – признался я. – Значительно позже.
– Тебе не до апельсина? – передразнила меня Зиманкова. – Лешка, ну же… обними меня.
И я обнял. Обнял, крепко прижав к себе хрупкое, нежное девичье тело. Она обвила руками мою шею так сильно, словно боялась, что я исчезну прямо сейчас. Покачиваясь, мы плавно кружились в нашем первом и последнем танце. Единственном. Сверкала молния, громыхал гром, порывы ветра бросались пылью, вокруг кружились еще несколько десятков пар, но для нас всего этого не существовало. Был только он – этот момент, который никогда не повторится, который девчонка пронесет в себе через всю жизнь. А я… если Семенов прав, и я не буду помнить ничего – это лишь к лучшему.
Новая молния, новый удар грома, наконец, прорвали небо, и к земле устремились миллионы капель воды. Танцующие начали спешно покидать площадку… а Вика, потянувшись на цыпочках, коснулась своими губами моих. По ее щекам, смывая тушь, смешиваясь со слезами, текли капли дождя. Прядь волос волнующим изгибом прилипла к ровному, красивому лбу девчонки.
– Я не хочу тебя терять, – прошептала она, оторвав на миг свои розовые губки. – Никогда!
– Вот вы где! – раздался рядом знакомый голос.