Подрядчик
Шрифт:
– Ты вконец офанарел? – прошипел полковник.
Отведя руку, я в третий раз стеганул извращенку. Грабилина окончательно потеряла контроль над собой. Распластавшись по столешнице, девушка задрала юбку, обнажая края чулок на подвязках, узкую полоску кружевных трусиков и три красных линии на полушариях ее попки. Интересно, где эта садистка достала такое белье в конце восьмидесятых?
– Еще, – простонала она.
Здрасти, приехали. Впервые в жизни хочу сделать женщине больно, а она получает от этого удовольствие! Моя месть благополучно обломалась. Оттолкнув заложника, я схватил Татьяну за плечо и рывком развернул лицом к
– Еще, – умоляюще произнесла Грабилина, шумно вздохнув. – Пожалуйста!
Не помню где, но где-то я читал, или слышал, что у женщины самое слабое место – подбородок. Малейшего удара хватит, чтобы она потеряла сознание. Самое время проверить…
Из здания вышли уже не бывший арестант с заложником, а два офицера КГБ – капитан и полковник. Причем капитан, если судить по щетине, взъерошенным волосам и форме, оказавшейся на размер больше, был редкостным раздолбаем. Слава Богу, хоть ботинки оказались подходящего размера. Еще и выпивкой от младшего офицера разило на километр – в виду отсутствия воды кровь с лица пришлось смывать остатками коньяка из фляги Казанцева.
Солнечный свет, отраженный от идеально ровного, чистого серого асфальта на миг ослепил меня. По тропинке, словно выведенной по линейке, пронзившей аккуратно подстриженные газоны с сочной, зеленой травой (красят они ее что ли?), под руководством Валерия Анатольевича, мы вышли на небольшую площадку с белоснежными, словно их только что покрыли известкой, бордюрами. В центре стоянки, контрастируя по цвету с поребриками, чернели три уже знакомых Волги.
– В среднюю, – направил меня полковник, вкладывая в мою руку ключи от автомобиля с пустой винтовочной гильзой вместо брелка.
Повернув в замке ключ, я прыгнул на водительское кресло, Казанцев – на пассажирское.
– Твою ж мать! – изумился я. – Что это за "двадцать четверка" такая?
Вместо обычных для таких аппаратов трех педалей, ноги нащупали две, а, рука, вместо рукоятки переключения передач над туннелем кардана встретила пустоту. Сама рукоятка оказалась на рулевой колонке, в духе американских дорожных дредноутов конца пятидесятых годов.
– Это тридцать четвертая [4] , – пояснил полковник. – Поехали.
4
ГАЗ-24-34 - седан для спецслужб на базе стандартной ГАЗ-24-10. Внешних отличий эти автомобили не имели. Основное различие заключается в установке на "тридцать четвертую" двигателя ЗМЗ-2434 - V-образной восьмерки мощностью 190 л.с., аналогичному тому, что устанавливался на ГАЗ-14 "Чайка". Ходили слухи, что часть автомобилей оборудовалась усиленным передком - для очистки дороги от препятствий в случае нападение на правительственный кортеж, но документальных подтверждений тому нет. Автомобиль выпускался в период с 1987 по 1993 годы.
– Тридцать четвертая? – переспросил я.
– У нее двигатель от "Чайки". Жми давай!
Теперь понятно, почему этот пепелац с такой легкостью висел на хвосте "скайлика". Я выжал тормоз и повернул ключ в замке зажигания. По автомобилю прошла мелкая дрожь, и V-образная восьмерка басовито
– "Роса", – ответил он на немой вопрос.
В самом деле, не очень бы хотелось, чтобы нас сразу запеленговали. После побега, да еще и захвата в заложники сотрудника КГБ со мной никто церемониться не будет, и взять живым даже не попытается. Автомобиль под управлением Казанцева покинул путаный лабиринт дорог ракетной части и вышел на финишную прямую – широкую, закатанную асфальтом полосу, окантованную ослепляюще белыми бордюрами, упирающуюся в ворота КПП. Прорваться бы… выехать за ворота – а там хрен догонят. Второго такого гибрида, как я успел понять, здесь не было.
До КПП оставалось около двухсот метров, когда пронзительным протяжным ревом завыла сирена. Похоже, кто-то обнаружил троих чекистов, лежащих без сознания. А, может, несмотря на старания Грабилиной, очнулся кто. Не важно. Важно то, что теперь территорию части мы не покинем.
– Жми, жми, жми, – закричал полковник.
Я с тоской посмотрел на зеленые ворота проходной, украшенные красными звездами. Створки выглядели настолько массивным, что затея протаранить их казалась совершенно бессмысленной. В армии, тем более – советской, все делалось на совесть, и с десятикратным запасом прочности.
– Разобьемся к черту, – буркнул я, ослабляя давление на педаль.
– Отставить ссать! – приказал комитетчик, придавливая своей левой ногой мою правую.
Волга, чуть не встав на дыбы, пулей устремилась к воротам. Из КПП выскочили два солдатика с Калашами, второпях взводящих оружие. Сто метров.
– Patrio muerte! – завопил я.
– No pasaran! – подхватил офицер.
Пятьдесят метров. Автомобиль, присев на разгоне на задний мост, еще и не думал разгибаться, продолжая стремительное ускорение. Сухо затрещали автоматы – дежурные открыли огонь, ощутимо запаздывая с углом опережения. Трассеры пуль рассекали воздух в нескольких метрах от машины.
Десять метров. Один из солдатиков разглядел, наконец, полковника в салоне Волги, и его лицо исказила гримаса ужаса, когда боец понял, в кого он стрелял.
"Тридцать четвертая" протаранила носом ворота. Створки, сорванные с петель, разлетелась в стороны, словно фанерные. Пепелац даже не почувствовал удара, продолжая набирать скорость. Только морда автомобиля стала больше похожа на передок БТРа – такой же заостренный, сплюснутый с боков, а замятая крышка капота торчала, точь-в-точь имитируя волнорез. В остальном, кажется, никаких повреждений. Ничего не отвалилось, даже радиатор не потек. Скажем "спасибо" товарищу Сталину за наше счастливое детство!
– Сказал же – прорвемся! – рассмеялся Казанцев.
– Ногу-то уже, наверно, убрать можно, – заметил я.
– Ах, да…
Чекист убрал свою ногу с моей. Но я уже, почувствовав мощь советской техники, и сам топил по полной. С юзом, свистя резиной, вылетев на трассу, я положил стрелу спидометра на отметку "220". Дальше делений не хватало.
– Минут через двадцать поднимут вертолеты, – предупредил Валера. – Успеем?
– Спрашиваешь! – усмехнулся я. – Сигаретой лучше угости.