Подсказчик
Шрифт:
— Тэрри, не бойся…
Наконец Мила вплотную подошла к животному. Она сунула псу под нос свою руку, чтобы тот ее обнюхал.
Борис заторопился.
— Заканчиваем осмотр этажа и впустим остальных.
Пес поднял лапу в направлении Милы, словно что-то хотел показать.
— Подожди…
— Что еще?
Мила не ответила, встала и увидела, как ньюфаундленд снова направился к темному углу коридора.
— Он хочет, чтобы мы пошли за ним.
И они оба пошли вслед за собакой. Свернули за угол и увидели, что коридор через несколько метров заканчивался.
Борис проверил по плану.
— Отойди назад, мы не знаем, что это за помещение.
Дверь была закрыта. Прямо перед ней валялись разные предметы: стеганое одеяло со следами укусов зубов, миска, разноцветный мячик, поводок и остатки пищи.
— Вот, оказывается, кто разграбил кладовую, — сказала Мила.
— Интересно, для чего он перетащил сюда свои вещи…
Ньюфаундленд подошел к двери, словно в подтверждение того, что отныне это было его место.
— Ты хочешь сказать, что устроился здесь один… Но почему?
Словно желая ответить на вопрос девушки, собака завыла и принялась царапать когтями деревянную дверь.
— Он хочет, чтобы мы вошли туда…
Мила взяла поводок и привязала собаку к батарее отопления.
— Тэрри, стой лучше здесь.
Будто поняв, собака залаяла. Отодвинув в сторону все вещи, Мила ухватилась за ручку, а Борис взял дверь под прицел: тепловые сенсоры не обнаружили в этом доме присутствия иных живых существ, но никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Оба полицейских были убеждены, что за этой тонкой преградой скрывается эпилог трагедии, длившейся в этом доме на протяжении стольких месяцев.
Мила опустила ручку, замок щелкнул, и тогда она толкнула дверь вперед. Свет фонарика разрезал тьму надвое. Лучи перемещались из одной стороны в другую.
Комната была пуста.
По размеру она была метров двадцать. Без ковра на полу, с выкрашенными в белый цвет стенами. Окно прикрывала тяжелая портьера. С потолка свисала лампочка. Комната выглядела так, словно ею никогда не пользовались.
— Почему он привел нас сюда? — спросила Мила; этот вопрос был адресован скорее к ней самой, чем к Борису. — А где Ивонн с детьми?
Хотя в этом случае правильнее было спросить: «Что стало с телами?»
— Стерн.
— Да?
— Пусть входит криминальная полиция, мы закончили.
Мила вышла в коридор и отвязала собаку, которая, вырвавшись из рук девушки, снова направилась в комнату. Мила метнулась за ней и увидела, как та уселась в углу.
— Тэрри, ты не можешь оставаться здесь!
Но пес не сдвинулся с места. Тогда девушка подошла к нему с поводком в руках. Собака снова залаяла, но в ее лае не чувствовалось угрозы. Затем она принялась нюхать пол возле плинтуса. Мила нагнулась, отодвинула в сторону собачью морду и посветила фонариком. В этом месте ничего не было. Но после она все-таки его заметила.
Темное пятнышко.
Оно было диаметром не более трех миллиметров. Девушка придвинулась еще ближе и заметила, что оно имело продолговатую форму и слегка шероховатую поверхность.
Мила не сомневалась в том, что это было за пятно.
— Это произошло здесь.
Борис не понял.
Тогда Мила повернулась к нему лицом:
— Он их убил здесь.
— Мы действительно видели, что кто-то входил в дом… Но знаете, госпожа Ивонн Гресс была женщиной одинокой и привлекательной… Поэтому вполне могло так случиться, что в поздний час к ней приходили мужчины, жившие неподалеку.
Начальник охраны согласно кивнул, и Горан даже приподнялся на носочки, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Не смейте никогда говорить подобных вещей!
Он сказал это совершенно спокойно, но в его словах чувствовалась явная угроза.
Этот ненастоящий полицейский должен был найти оправдание для себя и своих подчиненных за допущенное невыполнение служебных обязанностей. А вместо этого он разыгрывал сцену, согласованную с адвокатами, выступавшими от лица комплекса Капо-Альто. Их стратегия заключалась в том, чтобы представить Ивонн Гресс как женщину весьма доступную только на том основании, что она была одинока и независима.
Горан заметил, что это существо— назвать его по-другому не представлялось возможным — на протяжении шести месяцев абсолютно свободно проникало в этот дом под тем же самым предлогом.
Криминолог вместе с Розой просмотрел много видеозаписей, относившихся к этому продолжительному периоду. Им приходилось прокручивать ленту в ускоренном режиме, но так или иначе повторялась одна и та же сцена. Иногда этот человек не оставался до вечера, и Горану представлялось, что такие моменты были самыми лучшими для изолированной семьи. Но вместе с тем и самыми ужасными, поскольку несчастные люди не могли освободиться от своих оков, без участия этого человека не могли ни есть, ни пить.
Быть подверженным насилию означает бороться за выживание. Непрерывная борьба в поисках наименьшего зла.
В видеозаписях этот человек был запечатлен также и днем, во время работы на стройке. На его голове всегда была кепка с козырьком, препятствовавшая телекамерам зафиксировать черты его лица.
Стерн поинтересовался у хозяина строительной фирмы о том, кто нанял этого типа в качестве временного рабочего. Тот ответил, что это был некий Лебрински, но имя оказалось вымышленным. Такое случалось довольно часто, особенно когда на стройку нанимали иностранных рабочих без вида на жительство. По закону работодатель был обязан всего лишь потребовать документы, удостоверяющие личность, а не проверять их подлинность.
Некоторые рабочие, занятые на постройке дома Кобаши в тот период, говорили о том, что это был замкнутый тип, которого больше интересовали собственные дела. Полицейские попытались воспользоваться их свидетельствами для создания фоторобота преступника. Но словесное описание его внешности оказалось весьма противоречивым и не могло принести пользу следствию.
Закончив опрашивать начальника охраны, Горан присоединился к остальным членам группы, находившимся в доме Ивонн Гресс, где теперь безраздельно хозяйничал Крепп со своей командой.