Подсказка из прошлого
Шрифт:
Теперь мы оба курили. Одну сигарету за другой. Эмиль предложил сходить куда-нибудь выпить, но я отказалась. Сегодня я не хотела, чтобы спиртное заволакивало мое сознание, сегодня я хотела обдумать все, что узнала и о чем за все время, которое я провела в Москве, старательно гнала мысли. Как там сказал знакомый Эмиля: «Надо находиться на определенном уровне развития, чтобы иметь смелость встать лицом к лицу со своим прошлым».
Глава 21
Я промучилась целый день, так и не решив какие дальнейшие шаги к расследованию можно предпринять, остро осознавая, что медлить опасно. Убийца до сих пор разгуливал на свободе и, продав драгоценности, вполне мог попытаться скрыться из страны. А уж за границей его или ее
Тимур, просмотрев видеозапись и услышав наш с Андреем разговор, узнал о тайнике. Решил, что для него это единственный шанс разбогатеть и забрал драгоценности. Убил ли он Андрея до того, как забрал драгоценности или после — неизвестно. Скорее всего после, это казалось логичнее, но проследить ход мыслей убийцы всегда сложно. Конечно, он рассчитывал на то, что я вернусь в Париж и никак не предполагал, что я возжелаю поиграть в следователя. И все же он не решался меня убить, видимо, не считая меня достаточно опасной. Продолжал позванивать. Надеялся, что я испугаюсь. Все казалось понятным до тех пор, пока Тимура не убили. Я встала перед тем же вопросом, что и с Андреем: кому выгодна смерть Тимура? Ответ один. Тот же самый. Тому, кто знал о драгоценностях. Судя по его разговору с Варькой, Тимур должен был получить крупную сумму, и убийца должен был быть близким к нему человеком. Ответ казался очевидным — это Ксения. Она вполне могла заподозрить, что ее любимый вовсе не собирается прокутить полученные денежки вместе с ней или же, если Ксения с самого начала участвовала в этом деле, они могли поссориться, деля добычу. Или же она решила забрать все себе. Любовь любовью, а денежки врозь.
Я налила себе чай с лимоном и встала у окна. Моросил мелкий дождь, вгоняя меня в полную тоску. Я подумала, что мне надо прекратить слишком далеко зашедшее самостоятельное расследование и, как говориться, дать показания. Наверно, если бы я хоть немного верила в то, что убийцу найдут, так бы и поступила. Но уверенности не было. К тому же мне не хотелось неприятностей с властями, которые бы неминуемо возникли. Честно говоря, я уже проклинала эти фамильные драгоценности последними словами. Вся вина, теперь уже за два убийства, лежала на мне. Эта моя странная связь с прошлым, непонятный сон, из-за которого я обнаружила тайник. И если верить в то, что душа Степана живет в этом доме, он пытался нас предупредить. Иначе как объяснить, что план таинственно исчез. Он словно хотел сказать: не лезьте в это дело. И оказался совершенно прав. Мы пошли в подвал, и это оказалось первой ошибкой. Вторая ошибка заключалась в том, что именно я убедила Андрея не заявлять о драгоценностях, считая их собственностью нашей семьи. Семьи, у которой отняли родину. Семьи, из-за которой я прожила в эмиграции столько лет, не зная, что моя душа принадлежит России.
Я вымыла чашку и, опустившись на стул, закрыла лицо руками. Только я одна во всем виновата. Только я.
Звонок домашнего телефона разорвал тишину. Звонила баба Настя. Коротко поинтересовавшись, как у меня дела, она озабоченно сказала:
— Слушай, я волнуюсь, Варька куда-то пропала. Обещала прийти к ужину, я испекла ее любимые блинчики с творогом, а она так и не появилась. Даже дома не ночевала. Конечно, дело молодое, но я боюсь: не случилось ли чего, не дай Бог.
Сердце заныло у меня в груди. Я сразу вспомнила, как мы расстались. Она еще тогда что-то задумала, уж слишком снисходительно заявила: «Будут новости — позвоню».
А не надо долго раздумывать, куда могла отправиться бедовая Варька. Искать Ксению, которую вполне могла оказаться замешанной в убийстве. А где она могла ее искать, как не у готов.
— Баба Настя, вы не волнуйтесь, — быстро сказала я. — Я сейчас ей наберу на мобильный.
— Уже набирала, — в трубке послышался вздох, — Не отвечает. Со вчерашнего вечера, говорят «абонент недоступен». А ведь она так никогда не делала. Даже когда на лекциях сидела, только звук выключала и сразу всегда перезванивала. Может, в милицию позвонить? А вдруг она сейчас вернется и меня заругает. Скажет, что старуха совсем из ума выжила.
— Подождите звонить в милицию, — дрожащим голосом сказала я. — Я попробую ее найти. Я в университет съезжу.
— Спасибо тебе, Лиза, — немного успокоилась баба Настя. — Ведь не чужой она мне человек, кто у меня остался после Андрея: ты да она.
Сразу после разговора я бросилась к шкафу, выхватывая вещи. Майка, джинсы, ветровка, если будет прохладно. Одевшись и причесавшись, я остановилась и задала себе вопрос: «А я хотя бы знаю, куда я бегу?» Ведь у меня нет никакого плана, кроме уверенности, что я должна спасти Варьку. Я стала собираться с мыслями. Надо попытаться встать на место Варьки. Что бы я делала, если бы оказалась на ее месте? Попыталась бы войти в контакт с Ксенией. Но как? Через знакомых? Возможно. Какая-то ее подруга учится в Плехановской академии. Как ее зовут? Покопавшись в памяти, я неожиданно быстро вспомнила — Настя Кудрявцева. Значит, можно поехать в академию и попытаться ее отыскать. Она может что-то знать.
Я доехала до Плехановской академии за полчаса, но оказалась, что Настя Кудрявцева уехала отдыхать. Это я выяснила у ее подруги. Она даже сжалилась надо мной и позвонила Насте. Но ее телефон оказался выключенным.
— Ничего удивительного, там роуминг, — фыркнула девушка, посматривая на меня с изумлением и мечтая от меня отделаться. В конце концов, у нее это получилось, потому что после очередного «не знаю» я поняла, что лишь зря теряю время.
Я побежала к метро, опять не зная, куда податься, как вдруг меня пронзила мысль, простая до безобразия. «Ведь я же частенько видела этих готов на Патриках». Я могу попробовать подойти к ним. Конечно, мой почтенный, по сравнению с ними, двадцатилетними, возраст может вызвать у них подозрения, но все же надо попытаться.
Уже на «Маяковской» я вспомнила, что пообещала Эмилю ничего не предпринимать, не посоветовавшись с ним. Набрала его номер, втайне надеясь, что он не ответит на звонок. Эмиль оказался на даче у родителей, и он сразу закричал мне, что выезжает и чтобы я без него ничего не предпринимала. Но никакие слова, ни уговоры не могли меня остановить. Даже то, что Эмиль сказал, что позвонит в милицию и самостоятельному расследованию пора положить конец. «У нас уже два убийства и одна пропавшая, а ты все еще пытаешься что-то сделать сама», — выкрикнул он.
Его слова немного разрядили мое напряжение. Эмиль решил напугать меня милицией. Да я уже находилась на той стадии, когда все равно. Моя жизнь, отягченная комплексом вины, сейчас представляла для меня слишком маленькую ценность, чтобы о ней беспокоиться.
Я вышла из метро и почти бегом рванула к Патрикам, молясь, чтобы готы оказались на месте. Мне повезло, пятеро человек в черных одеждах, прихлебывая алкогольно-энергетические напитки, сгрудились вокруг скамейки. Две готки с белым от пудры лицом и с устрашающим макияжем сидели, а трое парней, у одного из них волосы были уложены гребешком, стояли напротив. Я спряталась за деревьями, размышляя, как к ним подойти. Сказать, что мне интересна их религия? Они не поверят. Представиться журналисткой или писательницей? Только усмехнутся, и я вряд ли что узнаю. В конце концов, я решила сказать правду. А точнее ее часть. Спокойно, хотя внутри у меня все дрожало от страха, что я могу не использовать единственный шанс, направилась к ним.
— Привет! — обратилась я к девушке-готке, увешанной длинными и короткими серебряными цепочками с различными кулончиками. — Я ищу Ксюху. Она куда-то пропала. — называя имя, я порадовалась тому, что оно не очень-то распространенное. Но я не учла: в среде готов не принято называть друг друга мирскими именами.
Девушки переглянулись, а гребешок, его я определила как главного, с чувством превосходства смерил меня с ног до головы. В этот момент я порадовалась, что Андрей научил меня носить обычную одежду, которая меня молодила. И все же, глядя на них, я понимала, что между мной, сорокалетней и этими странными ребятами, которые, несмотря на их театральный макияж, все равно выглядели лет на двадцать с хвостиком, разница в целое поколение.