Подводный фронт
Шрифт:
В сентябре произошел еще один случай, получивший большой резонанс не только в бригаде подплава, но и на всем флоте. Замечательный подвиг совершили подводники «Л-20».
Лодка эта вышла в море после четырехмесячного ремонта. А до этого она ходила в боевые походы, словно по расписанию — каждый месяц. Капитана 3 ранга Виктора Федоровича Таммана, командира «двадцатки», подводники в шутку стали называть «комендантом Конгс-фьорда». Он и па самом деле хорошо изучил этот район, чувствовал себя в нем по-хозяйски, фашистам спуску не давал. В звездочке, нарисованной на рубке «Л-20», была вычерчена цифра «семь» — столько успешных атак на ее счету. А количество выставленных подводниками мин перевалило к этому времени уже за сотню.
Сентябрьский поход «Л-20» тоже начался успешно. Уже на второй день с нее поступило донесение о том, что выставлено очередное минное заграждение у вражеских баз в районе мыса Нордкин и что лодка приступила к поиску конвоев противника. После этого она не выходила на связь сутки, другие, третьи… Мы в Полярном начали всерьез беспокоиться: что-то случилось! И вот наконец пришла радиограмма, в которой Тамман сообщал, что лодка торпедировала вражеский транспорт, а затем подверглась сильному преследованию и получила значительные повреждения, на лодке имеются пострадавшие. Такое донесение нас не могло не встревожить.
И вот наконец «Л-20» добралась до Полярного. Сразу же после швартовки медики начали выносить на носилках пострадавших подводников. Их было тринадцать. С виду все нормально — ни крови не видно, ни ран. Но люди в тяжелейшем состоянии, многие без сознания.
— Что с ними? — успеваю спросить флагманского врача бригады Гусинского.
— Кессонка, — коротко бросает он.
Кессонная болезнь. Этот коварный, мучительный недуг возникает при очень быстром переходе из среды с повышенным давлением в среду с более низким. Но что же произошло на «Л-20»? Из доклада Таммана выясняются подробности — поразительные и волнующие.
Уклоняясь после успешной атаки от вражеских бомб, «двадцатка» напоролась на острый выступ подводной скалы, получила пробоину. Вода хлынула во второй отсек. На лодке сыграли аварийную тревогу, задраили переборочные двери.
Под руководством командира второго отсека старшины В. С. Острянко старшина Н. Ю. Чижевский, краснофлотец Н. А. Никаншин и проходивший практику на лодке курсант военно-морского училища Н. М. Портнов повели отчаянную борьбу с водой. Но заделать пробоину не удавалось. Уровень воды все повышался и вскоре достиг уже третьего яруса коек. Прижатые к носовой переборке, обессилевшие моряки смотрели на темную массу воды, которая неотвратимо надвигалась на них.
Положение «Л-20» осложнялось. О всплытии не было и речи: ведь преследование лодки фашистскими кораблями продолжалось. Впрочем, всплыть она теперь уже и не смогла бы. Набиравшая воду лодка становилась все тяжелее и… тонула. Именно тонула, а не погружалась!
Как важно было в эти критические минуты сохранить самообладание. В. Ф. Тамману это удалось. Хитрым маневром он обманул вражеских противолодочников и направил лодку к прибрежному шельфу. Вскоре она легла на грунт. Глубина — 110 метров, больше предельной, и вода все поступает.
На помощь товарищам во второй отсек пришли подводники из первого. Рискуя собой, они открыли дверь в переборке, чтобы перепустить воду в свой отсек и начать откачивать ее за борт. Теперь в схватке с водой участвовало уже тринадцать подводников. К Василию Острянко, Николаю Чижевскому, Николаю Никаншину и Николаю Портнову присоединились старший лейтенант Михаил Шапоренко (он и возглавил всю группу подводников), главный старшина Александр Пухов, старшина 2-й статьи Александр Доможирский, краснофлотцы Александр Фомин, Георгий Бабошин, Дмитрий Крошкин, Александр Хоботов, Александр Егоров и Константин Матвейчук.
На плечи этих моряков, шестеро из которых были коммунистами, остальные — комсомольцами, легла основная тяжесть борьбы за спасение лодки и экипажа. Действовать пришлось в труднейших условиях — в ледяной воде, в кромешной тьме. Чтобы прекратить поступление воды, в первом и втором отсеках было создано огромное, до десяти атмосфер, противодавление воздуха. И ведь надо было не просто вытерпеть адский холод, темноту, резь в ушах и груди — надо было действовать, работать с полным напряжением сил. Острянко, Чижевскому, Крошкину, Доможирскому и Хоботову пришлось несколько раз нырять к клапану аварийного осушения, который оказался заклиненным. Буквально по миллиметру сдвигали они с места маховик клапана и в конце концов открыли его. Началась откачка воды из отсеков. Но время от времени ее приходилось приостанавливать, ибо над лодкой появлялись вражеские мотоботы. Шум гудящего турбонасоса, по всей видимости, привлекал их.
Томительно тянулись часы. Раньше наступления темноты всплывать было нельзя. В. Ф. Тамман запросил носовые отсеки: «Выдержите ли до ночи?» «Выдержим!» — ответили оттуда.
Только после 23 часов началось всплытие. Ему предшествовали тщательнейшие расчеты, которые производили командир лодки и инженер-механик А. И. Горчаков. Были мобилизованы и учтены буквально все резервы плавучести. И все равно всплытие шло с трудом. Хотя и начали откачивать воду, носовая часть лодки некоторое время оставалась неподвижной, точно была приклеена ко дну. Корма же поднималась вверх, дифферент рос… Какой была его максимальная величина, ни Тамман, ни кто другой на «Л-20» сказать точно не мог, ибо дифферентометр, имевший деления только до пятидесяти градусов, зашкалило при всплытии. Самодельный дифферентометр, наскоро изготовленный из транспортира и отвеса, показал величину, в которую просто-таки трудно поверить: за восемьдесят градусов…
Но вот «Л-20» наконец-то оторвалась от дна. Набирая скорость, начала всплывать кормой вверх. Выскочила на поверхность на ровном киле…
Радости подводников, вырвавшихся из плена глубины, не было предела. Но, увы, она оказалась омраченной тем несчастьем, которое обрушилось на моряков, находившихся в двух носовых отсеках. Сразу после всплытия давление здесь резко упало, несмотря на то что отсеки были загерметизированы. Видимо, воздух вырвался через поврежденную шахту гидролокатора. После 10 атмосфер — сразу 1,5–2… Вот это-то и вызвало «кессонку». Люди стали ощущать страшную боль в суставах, они один за другим теряли сознание. На ногах сумели удержаться только трое: Пухов, Доможирский и Бабошин. Они неустанно помогали товарищам, подбадривали их, давали им вдыхать кислород…
После прибытия лодки в Полярный всем пострадавшим была оказана медицинская помощь. Но, к сожалению, одного из краснофлотцев, А. Д. Егорова, спасти не удалось. Он скончался в госпитале.
Случай, происшедший на «Л-20», на флоте назвали подвигом тринадцати.
А дни летят и летят. Вот уже и первый снег лег на землю. Давно ли мы сетовали на полярный день, а уж полярная ночь на подходе. А с нею свои, иные проблемы…
В ненастную холодную осень 1943 года мы понесли тяжелые потери. Из крейсерства к Новой Земле не вернулась «К-1». Водил ее туда командир дивизиона капитан 2 ранга М. Ф. Хомяков. Прежний командир «катюши» М. П. Августинович был назначен в штаб флота, в возглавляемый мною отдел. Новый, капитан 2 ранга В. Г. Стариков, болел. Вот и пришлось возглавить поход командиру дивизиона. Что же произошло с «К-1» там, у побережья Новой Земли? Это осталось неизвестным…