Подземелье призраков Аккермана
Шрифт:
— Что за глупый вопрос! — поморщилась нарядная дамочка, глядя на рыбака как на какое-то экзотическое насекомое. — Мне нужно в крепость. Я вам за это заплатила!
— Так за то я и спрашиваю, мамзель. Если причалим к пристани крепости, румыны документы будут спрашивать. А если так попасть, лазейку можно поискать вниз.
— К пристани, конечно, — пожала плечами дамочка, ясно выражая этим жестом все свое отношение к умственным способностям местного рыбака.
Вскоре край лодки стукнулся о борт пристани. Поднявшись во весь рост,
— Не можна! — крикнул румын, коверкая местные слова. — Документа! Так документа! Дай!
— А это не я, это она, — смеясь, рыбак указал обеими руками на барышню и, словно сдаваясь, поднял их вверх, — это она колобродит, вот ее и спрашивай по документам!
Опустив тут же руки, он привязал лодку. Барышня поднялась во весь рост и кое-как перебралась на пристань, старательно поддернув подол нарядного белого платья. Зонтик, которым она прикрывалась от ветра, трепетал на ветру, едва придерживаемый одной рукой.
— Благодарю, — девушка улыбнулась солдату, который, подсуетившись, помог ей влезть на пристань. — Мне нужно видеть профессора Никореску. У меня к нему письмо. Я студентка Московского университета.
— Документа, мадам, — внезапно строго сказал румын, только что ей лучезарно улыбавшийся.
— Прошу, — порывшись в обшитой кружевами сумочке, девушка вытащила паспорт и протянула солдату. — Я Ольга фон Грир.
— Мадам фон Грир, — румын уже раскрыл паспорт.
— Мадемуазель, — обворожительно улыбнулась нарядная барышня.
— Ходьте, — сказал румын, возвращая паспорт.
— Вы позволите, чтобы рыбак подождал меня здесь? — защебетала она. — Я вернусь после встречи с профессором, и он отвезет меня в гостиницу, где я остановилась. Пешком я не дойду.
Румын поморщился, замялся. Понимая его правильно, барышня протянула ему деньги. Вопрос был улажен тотчас. Рыбак остался сидеть в лодке. Увидев, как барышня вместе с солдатом ушли вверх по деревянному настилу пристани, он лег на дно, прикрывая лицо от солнца повязанным на голову ярко-красным платком.
В крепости бурлила жизнь. В огромные ворота въезжали и выезжали тяжело груженные подводы. Под арками, по старинным мощеным камням проезжали всадники, проходили какие-то люди, гулко звучали копыта лошадей.
На воротах стоял воинский караул. Паспорт девушки проверили еще более тщательно, потом строго допросили. Она повторила то же самое, что сказала солдату на пристани. Ее попросили показать сумочку. Там не оказалось ничего, кроме кошелька с деньгами, пудреницы и пухлой тетради с рабочими записями.
— Я учусь в Московском университете, — пояснила девушка, — специализируюсь в области археологии. Хотела бы побеседовать с профессором по поводу некоторых аспектов моей научной работы.
Она выглядела такой интеллигентной,
Так прошло около двух часов, прежде чем на пороге появился пожилой человек в покрытой пылью рабочей одежде, который произнес:
— Мадемуазель, вы ждете меня? Зачем?
Он отлично говорил по-русски. Имея важные научные связи с университетами Москвы и Петербурга и долго проживая в этой стране, он поневоле выучил русский язык. А кроме того, у него были способности к изучению языков.
— Я учусь в Московском университете... — начала было девушка, но профессор перебил ее:
— У вас, конечно, есть рекомендательное письмо?
— Письмо было, — сказала девушка, — но меня ограбили по дороге, украли одну сумку с вещами, и письмо как раз было там. Вы сами знаете, какое сейчас время. Я с таким трудом добиралась до Одессы... О, это такое счастье, профессор, что я вижу вас! Наконец-то я попала сюда...
— У кого же вы учитесь? У профессора Кожевникова? — спросил Никореску.
— Да, у него! — радостно кивнула девушка.
— Профессор Кожевников, Артемий Павлович... Мы вместе написали одну научную работу... Я так рад приветствовать его ученицу! — Никореску был искренне счастлив. — Позвольте, я вам их покажу?
— О, конечно, — обворожительно улыбнулась девушка. — Ради этого я и приехала сюда.
Непринужденно беседуя, они вышли во двор, завернули направо, прошли мимо Гаремной башни и стали спускаться к лиману. Впереди, у башни Пушкина, виднелись траншеи, в которых возились какие-то люди.
Воздух посвежел. Ветер с лимана трепал волосы девушки, заворачивал вокруг ног подол ее платья, вырывал из рук зонтик.
— Вы одеты явно не для раскопок, — засмеялся профессор, — мы все время работаем на свежем воздухе. Здесь больше подошла бы грубая мужская одежда.
Румыны не обращали на них никакого внимания: если девушку приняли на раскопках, значит, все было в полном порядке. Не доходя совсем немного до рвов, в которых уже отчетливо были видны копавшиеся в земле люди, профессор остановился, и девушку поразило жестокое, озлобленное выражение его глаз.
— Профессор Кожевников, говорите? — повернулся он к ней. — Профессор Кожевников умер десять лет назад! И звали его Николай Кузьмич!
Таня, а нарядной барышней из университета была именно она, отшатнулась. Руки ее задрожали, но она быстро постаралась остановить эту дрожь.