Поединок чести
Шрифт:
«…при осмотре крепости граф увидел тебя, и ты ему понравилась».
«…ты сознательно отправляешь меня ко двору графа Тулузы в качестве потаскухи?»
«Ты всегда будешь предана нашей вере — и ты можешь оказать влияние».
Женевьева замедлила шаг. У ее отца уже был план. Задолго до того, как она подумала об этом. Женевьева внезапно поняла, что должна сделать, даже если это казалось ей ужасным. Она должна была оказать влияние,
Женевьева ненавидела себя за свой поступок. Но если таким образом она сможет спасти своих единоверцев…
Она сделала глубокий вдох и стала ждать, пока стемнеет. И тогда направилась к покоям графа.
Глава 3
— Прошу вас, сударь, вы не можете так поступить!
Женевьева постучала в дверь Раймунда и получила разрешение войти. Она залилась краской, когда господин, хоть и в тунике, но без штанов, открыл ей дверь. Однако она взяла себя в руки. Если ей действительно нужно было сделать то, чего она так страшилась, ей не следовало жеманничать. Но сперва она постарается переубедить его.
Самым деловым тоном, на какой только была способна, Женевьева изложила свою просьбу. Граф сел в кресло у камина, протянув босые ноги к огню. Он пил небольшими глотками вино и молчал. Женевьеве не оставалось ничего другого, кроме как умолять его:
— Вы обрекаете нас на верную смерть! Граф Фуа побежден, король убит… Никто не сможет нас защитить! Вы должны остаться, сударь, и защищать свои земли.
Раймунд медленно наполнил второй кубок и протянул ей.
— Вот, выпей глоток, Женевьева, — мягко произнес он. — И присядь. Рядом со мной, у камина. Нет, ближе…
На самом деле Женевьеве незачем было греться у огня — она вся пылала изнутри. Так что скамья у ног графа, на которую тот указал ей, не казалась ей заманчивой. Но затем она вспомнила о Божьем задании и изобразила на лице улыбку.
— Вы ведь останетесь, сударь, правда? Вы ведь не поступите так с нами?
Раймунд пожал плечами.
— Я вынужден смириться с волей Папы, моя прелесть, — сказал он. — Лишь так я смогу получить обратно свои владения. Ведь Монтальбан теперь представляет Тулузу.
Женевьева не могла поверить своим ушам. Как он мог думать лишь о своих владениях? Сейчас, когда на кону стояли жизни стольких людей? Но ее злость делу не поможет. Неохотно она опустилась на скамейку у его ног.
— Но, сударь, разве земли важнее всего? — спросила она в надежде, что ее голос не прозвучал пронзительно. — Вы ведь всегда воевали за нас и наше право на собственную веру. Если вы нас защитите, если мы одержим победу… Вы уже когда-то защищали Тулузу.
Граф кивнул.
— Тогда условия были другими. Сейчас… Пойми меня правильно, я ни в коем случае не отрекаюсь от Тулузы! Я вернусь, и тогда…
— Тогда мы все уже будем мертвы! — в отчаянии воскликнула Женевьева. — Господин Раймунд… Разве мы для вас совсем ничего не значим? Разве я для вас ничего не значу?
Женевьева провела при «дворе любви» графини чуть больше года. Она знала, как следует обращаться с мужчиной, когда хочешь получить от него что-нибудь, — но она ненавидела себя за то, что ей приходилось применять эту тактику.
Граф нежно провел рукой по ее плечу.
— Моя сладкая Женевьева, разумеется, ты мне дорога, — пробормотал он. — Я выбрал тебя, даже если ты этого и не хотела когда-то. — Он рассмеялся. — Но я знал, что рано или поздно ты изменишь свое мнение. — Его рука опустилась к вырезу ее платья.
Женевьева почувствовала отвращение, хоть ее тело и отзывалось на ласки. Что-то в ней хотело подчиниться ему и не желало, чтобы он перестал прикасаться к ней. Она залилась краской, и не только стыда. Но разве этот мужчина не понимал, что ее привело сюда отчаяние, а не похоть?
— Сударь, я… я готова сделать что угодно, если вы мне пообещаете… если только вы не оставите меня в беде.
Граф склонился к ней и поцеловал ее в шею.
— Как же я могу бросить тебя в беде, моя прекрасная Женевьева? Разве я смогу допустить, чтобы это тело предали огню?
Одним ловким движением Раймунд развязал ленты на ее платье и стянул его с плеча.
— Единственный огонь, который ты почувствуешь, — это пламя моей любви.
— Значит, вы защитите нас? Вы будете нашим бастионом?
Дыхание графа участилось, когда он целовал грудь над вырезом платья, которое вскоре совсем стянул с нее.
— Сперва я преодолею твой бастион, — прошептал он, — драгоценнейшую крепость, которую мне когда-либо доводилось брать. Ты хорошо охраняла вход, маленькая Женевьева, долго его обороняла.
Он взял девушку на руки и понес ее к широкому ложу, отделанному шкурами.
— Вы не подпустите к нам этого Монфора? Вы удержите Монтальбан?
Дыхание Женевьевы также участилось, ласки и поцелуи графа приносили ей удовольствие, но она не могла позволить себе наслаждаться этим. Тело принадлежало дьяволу, и она была здесь лишь… лишь для спасения своего народа.
— Забудь пока о Монтальбане, малышка. Я благодарен тебе. Такой щедрый подарок… Я умею это ценить.
Он снова поцеловал ее. Желание в нем уже было не так просто пробудить, но она не должна была запомнить его холодным.
— Вы давали клятву, — прошептала Женевьева.
Чувства переполняли ее после произошедшего, переполнял стыд из-за того, что она испытывала вожделение, и ей хотелось провалиться сквозь землю. Но все же он приносил клятву защищать их.
— Да, да, — ответил он. — Но теперь ты должна идти, моя любовь. Меня ждут дела…
— Уже сейчас? — озадаченно спросила Женевьева. — Но ведь на дворе ночь, сударь.
Граф горько улыбнулся.
— Для рыцаря моего ранга многие ночи пролетают как мгновение, — сказал он. — Нужно уладить кое-какие дела, принять решения…