Поединок соперниц
Шрифт:
Я пересек двор, и меня обдало ледяным ветром. Усадьбу окружал вал с частоколом, по верхам которого шла галерея для дозорных. По лестнице я поднялся на нее. Стоял, вдыхая холодный сырой воздух. Погода соответствовала моему настроению — ветер, снег со льдом. А небо в тучах до самого горизонта, словно кто-то накрыл мир крышкой чугунного котла. Вдаль уходят поросшие тростником и осокой фэны. Скука. И лезут всякие мысли — что давно пора начать осушать эти земли, рыть водоотводные канавы, копаться в земле. Как пахотный черный человек. А я, Хорса сын Освина, рожден быть воином. Но по сути по-настоящему так ни разу и не обагрил меч кровью. Живу, как сокол, с которого не сняли колпачок. Ах, встрепенуться бы, взлететь, почувствовать азарт настоящей охоты, ощутить вкус крови жертвы, услышать ее крик…
От горестных раздумий меня отвлек силуэт всадника, появившегося меж зарослей осоки. Я видел на нем черный плащ с капюшоном, его лохматого пони, а по посадке определил, что скачет не воин. Кого же это принесло в такое ненастье? А ведь несется во всю прыть, не опасаясь скакать по гололедице. Потом я узнал его. Это попечитель старой церкви Святого Дунстана, отец Мартин.
Когда я спустился с галереи, привратник уже открывал створку ворот. Священник так и кинулся ко мне, едва завидев.
— Благородный Хорса! Я проскакал много миль и молю о помощи.
Я слушал его сбивчивый рассказ, и у меня отвисала челюсть. Клянусь одноглазым Воданом [52] , ну и дела! В фэнах мятеж. И уже не первый день. Саксы с болот восстали против людей алчного Ансельма, отбили их нападение, загнали в топи, скрестили с ними оружие! И возглавляет мятеж женщина, по сути девчонка, подопечная Ансельма и внучка того самого Хэрварда, о котором я не раз пел песни. Зовут ее Гита. А ведь я знал, что она существует, но давно решил, что Гита Вейк ушла от мира, стала затворницей в каком-то монастыре. Она же оказалась новой Боудикой [53] этой земли, и люди готовы сражаться за нее.
52
Водан — языческий бог у древних саксов и датчан.
53
Боудика — королева одного из древних британских племен в Восточной Англии, которая в I в. н. э. возглавила восстание против римского господства.
— Поначалу Гите и ее людям удалось отбиться от людей Ансельма, — говорил священник, не замечая потоков, что текли по лицу. Его капюшон совсем промок, как и борода, но глаза ярко горели. — Я не вмешивался в эту затею, считая, что мне, как духовному пастырю, не пристало воевать. Но вчера из Бери-Сент-Эдмундса прибыл сам аббат Ансельм, и с ним целое войско. Они окружили земли леди Гиты и не скрывают своих намерений поквитаться с мятежниками. Вчера прямо у моей церкви произошла жестокая стычка, и опытные воины аббата разбили отряд мятежников. Те отступили вглубь фэнов, а воины наступают, и не сегодня завтра они доберутся до Тауэр-Вейк, где укрылась Гита со своими людьми. Вот тогда я и решил не медлить, а постараться сообщить саксонским танам, в какой опасности внучка Хэрварда.
Я выслушал и внезапно ощутил кипение в крови. Серый хмурый день вдруг засиял для меня яростным светом славы. Восстание! Наконец-то!
Я с трудом перевел дыхание.
— К кому ты уже обращался, поп?
— Поначалу я поехал в Незерби, чтобы предупредить герефу. Но Эдгар Армстронг, как оказалось, уже две недели, как уехал. Говорят, он даже покинул Норфолк.
Я это припоминал. Две недели назад Эдгар собрался и, оставив нас, ускакал неведомо куда. Ну и черт с ним. От него все равно никакого проку.
— После этого, — продолжал священник, — я посетил молодого тана Альрика из Ньюторпа. Он тут же собрал своих людей и отправился в фэнленд. А я поспешил к вам. Ведь всем известно, что Хорса из Фелинга слывет известным защитником прав и свобод саксов.
Конечно, так и есть. И теперь я должен поспешить на помощь внучке Хэрварда. Это будет мой мятеж! Поэтому, едва дослушав отца Мартина, что-де ему еще надо поспешить к благородному Бранду, я сгреб его за грудки.
— Ко всем чертям! Сейчас ты, поп, поведешь меня к Тауэр-Вейк. Я немедленно соберу своих людей.
Это же надо, мальчишка Альрик уже снял со стены меч, а я все прозябаю в Фелинге! И я разозлился, когда священник стал твердить, что он не может вести меня, что ему надо к Бранду и иным. Он считал, что, если таны объединятся, а мудрый Бранд сумеет переговорить с Ансельмом, дело может еще кончиться миром. Нет уж, разрази меня гром! К дьяволу толстяка Бранда, к дьяволу переговоры. Я хотел мятежа, крови, сражений. И не желал пропустить час своей славы!
Мы собрались скоро. Мои парни, засидевшиеся в дыму усадеб, с радостью седлали коней, облачались в обшитые бляхами куртки, брали огромные секиры — доброе саксонское оружие, каким еще наши предки бились с завоевателями Вильгельма. Я велел даже сыну Олдриху собираться. Ему уже четырнадцать, он и йоль отмечал со мной в этом году. Даже рассказывал, как к девке приставал. Откуда было взяться девке на йоле, объяснить не мог. Врал, наверное. Хотя в Незерби и поговаривали, что сам Эдгар не отказал себе в удовольствии провести ночь с некой заезжей особой. Черт! Опять я об Эдгаре.
Женщины, напуганные нашими сборами, квохтали, путаясь под ногами, плакали. Мои жены цеплялись за меня. Только благородная Гунхильд была спокойна. Сама сняла со стены секиру и подала мне.
— Буду молиться, чтобы все обошлось малой кровью.
Но я-то хотел крови! О, как я ее хотел! Наконец-то я был соколом, с глаз которого сняли колпачок и который рвется в полет. А все эти причитания… Женщины глупы и слабы. Хотя нашлась одна, которая не убоялась войны. Но ведь в ней текла кровь самого Хэрварда! И еще не зная ее, я уже был готов жизнь за нее отдать.
Мы двигались так быстро, как только могли. Перед глазами мелькали то струи дождя, то снежные хлопья. Облака льнули к земле, вскоре начало темнеть. Кони поскальзывались в грязи и гололедице, однако я почти не следил за дорогой, вверясь такому знающему фэны проводнику, как отец Мартин. И когда путь позволял нам ехать рядом, начинал его расспрашивать о Гите Вейк.
Мое восхищение этой девушкой росло с минуты на минуту. Оказывается, она оставила монастырь, как только прознала, что ее люди в беде. Она как раз прибыла в Тауэр-Вейк, когда туда пришли люди негодяя Уло, и по ее приказу их всех убили. После она обратилась за помощью к герефе Эдгару, но он отказал ей. Попросту удрал, как я теперь понимал, вспоминая, в какой спешке он покидал йоль. И это потомок Гарольда Годвинсона? Нет, это подонок, трус, нидеринг! [54]
54
Нидеринг — самое сильное оскорбление у саксов. По сути, низкий человек, хуже разбойника и вора. В древние времена это слово означало какое-то очень сильное религиозное проклятье.
Вскоре мы выехали на тракт, достаточно удобный для быстрой верховой езды. Это была старая, проложенная еще римлянами дорога, ведущая из Дэнло в центральные графства Англии. Большая часть этого пути некогда входила во владения Хэрварда, но ее, как и все остальное, прибрало к рукам аббатство Бери-Сент-Эдмундса. И все смирились с тем, что аббат берет за проезд значительную мзду, пока не появилась женщина, сумевшая указать им место. А эти псы норманны еще смеют говорить, как убоги и неинтересны саксонки!