Поэты 1790–1810-х годов

Мартынов Иван

21

Нумер третий: на лежанке Истый Г<линк>а восседит; Перед, ним дух русский в склянке Неоткупорен стоит. «Книга Кормчая» отверста, А уста отворены, Сложены десной два перста, Очи вверх устремлены.

22

«О Расин! откуда слава? Я тебя, дружка, поймал: Из российского „Стоглава“ „Федру“ ты свою украл. Чувств возвышенных сиянье, Выражений красота, В „Андромахе“ — подражанье „Погребению

кота“».

23

«Ты ль, Хлыстов? — к нему вошедши, Вскрикнул я. — Тебе ль здесь быть? Ты дурак, не сумасшедший, Не с чего тебе сходить!» — «В Буало я смысл добавил, Лафонтена я убил, А Расина переправил!» — Быстро он проговорил.

24

И читать мне начал оду… Я искусно ускользнул От мучителя; но в воду Прямо из огня юркнул. Здесь старик, с лицом печальным, Букв славянских красоту — Мажет золотом сусальным Пресловутую фиту.

25

И на мебели повсюду Коронованное кси, Староверских книжек груду И в окладе ик и пси, Том, в сафьян переплетенный, Тредьяковского стихов Я увидел, изумленный, — И узнал, что то Ш<ишк>ов.

26

Вот Сладковский. Восклицает: «Се, се россы! Се сам Петр! Се со всех сторон зияет Молния из тучных недр! И чрез Ворсклу, при преправе, Градов на суше творец С драгостью пошел ко славе, А поэме сей — конец!»

27

Вот Ж<уковск>ий! — В саван длинный Скутан, лапочки крестом, Ноги вытянувши чинно, Черта дразнит языком. Видеть ведьму вображает: То глазком ей подмигнет, То кадит и отпевает, И трезвонит и ревет.

28

Вот Картузов! — Он зубами Бюст грызет Карамзина; Пена с уст течет ручьями, Кровью грудь обагрена! И напрасно мрамор гложет, Только время тратит в том, — Он вредить ему не может Ни зубами, ни пером!

29

Но С<таневи>ч, в отдаленьи Усмотрев, что это я, Возопил в остервененьи: «Мир! Потомство! за меня Злому критику отмстите, Мой из бронзы вылив лик, Монумент соорудите: Я велик, велик, велик!»

30

Чудо! — Под окном на ветке Крошка Б<атюшк>ов висит В светлой проволочной клетке; В баночку с водой глядит, И поет он сладкогласно: «Тих, спокоен сверху вид, Но спустись на дно — ужасный Крокодил на нем лежит».

31

Вот И<змайл>ов! — Автор басен, Рассуждений, эпиграмм, Он пищит мне: «Я согласен, Я писатель не для дам. Мой

предмет — носы с прыщами, Ходим с музою в трактир Водку пить, есть лук с сельдями — Мир квартальных есть мой мир».

32

Вот Плутов — нахал в натуре, Из чужих лоскутьев сшит. Он — цыган в литературе, А в торговле книжной — жид. Вспоминая о прошедшем, Я дивился лишь тому, Что зачем он в сумасшедшем, Не в смирительном дому?

33

Тут кто? — «Плутова собака Забежала вместе с ним». Так, Флюгарин-забияка С рыльцем мосичьим своим, С саблей в петле… «А французской Крест ужель надеть забыл? Ведь его ты кровью русской И предательством купил!»

34

«Что ж он делает здесь?» — Лает, Брызжет пеною с брылей, Мечется, рычит, кусает И домашних, и друзей. — «Да на чем он стал помешан?» — Совесть ум свихнула в нем: Всё боится быть повешен Или высечен кнутом!

35

Вот в передней раб-писатель, К<арази>н-хамелеон! Филантроп, законодатель. Взглянем: что марает он? Песнь свободе, деспотизму, Брань и лесть властям земным, Гимн хвалебный атеизму И акафист всем святым.

36

Вот Грузинцев! Он в короне И в сандалиях, как царь; Горд в мишурном он хитоне, Держит греческий букварь. «Верно, ваши сочиненья?» — Скромно сделал я вопрос. «Нет, Софокловы творенья!» — Отвечал он, вздернув нос.

37

Я бегом без дальних сборов… «Вот еще!» — сказали мне. Я взглянул. Максим Невзоров Углем пишет на стене; «Если б, как стихи Вольтера, Христианский мой журнал Расходился. Горе! вера, Я тебя бы доконал!»

38

От досады и от смеху Утомлен, я вон спешил Горькую прервать утеху; Но смотритель доложил: «Ради вы или не ради, Но указ уж получен; Вам нельзя отсель ни пяди!» И указ тотчас прочтен:

39

«Тот Воейков, что бранился, С Гречем в подлый бой вступал, Что с Булгариным возился И себя тем замарал, — Должен быть, как сумасбродный, Сам посажен в Желтый Дом. Голову обрить сегодни И тереть почаще льдом!»

40

Выслушав, я ужаснулся, Хлад по жилам пробежал, И, проснувшись, не очнулся, И не верил сам, что спал. Други, вашего совету! Без него я не решусь; Не писать — не жить поэту, А писать начать — боюсь! 1814–1830