Поэты 1790–1810-х годов

Мартынов Иван

В том же 1826 году Шишков был назначен членом верховного суда над декабристами. По своим убеждениям он не сочувствовал идеям подсудимых. Это не помешало ему, однако, упорно добиваться смягчения участи заговорщиков, обращаясь не только к своим коллегам по судебным заседаниям, но и к императору.

После выхода в отставку Шишков продолжал оставаться членом Государственного совета и президентом Российской академии, однако круг его литературной и административной деятельности был уже завершен.

В 20-е годы зрение Шишкова стало ослабевать, а к концу жизни он совсем ослеп.

Скончался Шишков глубоким стариком в начале 1841 года.

Основные издания сочинений А. С. Шишкова:

Собрание сочинений и переводов А. С. Шишкова, чч. 1–17, СПб, 1818–1839.

Записки, мнения и переписка адмирала Шишкова, тт. 1–2, Берлин-Прага, 1870.

137. ПЕСНЯ

СТАРОЕ И НОВОЕ ВРЕМЯ

(Перевод с французского)

Бывало, в прежни веки Любили правду человеки, Никто из них не лгал, Всяк добродетель знал; Любил любовник верно, Не клялся лицемерно; А ныне уж не так: Обманывает всяк. Неправда, вероломство, Злость, ненависть, притворство, Лукавство, зависть, лесть, Прогнавши бедну честь, Ворочают всем светом, Все думают об этом; А совесть уж пошла — Каха, кахи, каха! Бывало, в прежне время Судейское всё племя Защитою в беде Служило сирым на суде, Судьи и адвокаты Не требовали платы; А ныне за пять слов Со всех сирот и вдов Последнее

сдирают, Кругом их обирают И гонят от дверей И мать и дочерей, Коль денег больше нету, Суму таскать по свету; А истина пошла — Каха, кахи, каха! Бывало, в прежни годы Лишенные свободы Любовничьи сердца От брачного венца До самой двери гроба Любовью тлели оба; А ныне уж не так: Где впутается брак, Там всё пойдет неладно, Всё скучно и досадно; Любовь начнет дремать, Топорщиться, зевать, Потупит в землю взоры, Распустит крылья хворы; Без ней пошла жена — Каха, кахи, каха! Бывало, в прежни веки Текли сладчайши реки И прозы и стихов Из авторских голов, Писатель восхищался, Читатель им прельщался; А ныне уж не так: Кастальский ключ иссяк, Не слышно больше звона От лиры Аполлона; Измученный Пегас Насилу на Парнас, Лишася прежней силы, Таскает ноги хилы, И муза уж пошла — Каха, кахи, каха! Бывало, мамы, тяти Вкруг нежной их дитяти Умели ставить щит От страстных волокит, Их ков предупреждали, Невинность ограждали; А ныне уж не так: Имеет доступ всяк; Любовник стал проворен, Отец легкосговорен, Мать верит похвалам, А дочка всем словам, Что щеголь ей болтает; Она слабеет, тает, И честь ее пошла — Каха, кахи, каха! Бывало, в прежни веки Умели человеки Воздержно в свете жить, Умеренность хранить, Чрез то имели радость Вкушать по доле младость; А ныне уж не так: В сластях нашедши смак, Воздержность презирает, Повеса утопает Средь неги и забав; В пятнадцать лет начав, Он в двадцать лет пустился, А в тридцать притупился, И бодрость вся пошла — Каха, кахи, каха! Бывало, не дивились, Что девушки стыдились В семнадцать лет уметь Любовию гореть; Домашняя работа Была их вся охота; А ныне уж не так: Их бабки пялят зрак На видного мужчину, Лощат свою морщину И помощью румян Мнят ввесть его в обман, Чтоб, вспомня стару веру, Еще сбродить в Цитеру; Пускай бредут туда — Каха, кахи, каха! Бывало, в прежни поры Девичьи скромны взоры Ни пышностью пиров, Ни множеством даров, На честность обращенны, Не смели быть прельщенны; А ныне уж не так: Пред златом честь пустяк. В богатом екипаже, Хотя б был черта гаже И всех глупее Клит, Однако убедит Младую Меликрету, Забывшись, сесть в карету И ехать с ним… куда? Каха, кахи, каха! <1784>

138–139. НАДПИСИ К МОНУМЕНТУ КНЯЗЯ ИТАЛИЙСКОГО ГРАФА СУВОРОВА-РЫМНИКСКОГО

1. «Для обращения всея Европы взоров…»

Для обращения всея Европы взоров На образ сей, в меди блистающий у нас, Не нужен стихотворства глас, Довольно молвить: се Суворов! <1804>

2. «Суворов здесь в меди стоит изображен…»

Суворов здесь в меди стоит изображен; Но если хочешь знать сего героя славу, Спроси Италию, Стамбул, Париж, Варшаву, Царей, вельмож, граждан, солдат, детей и жен. <1805>

140. СТИХИ ДЛЯ НАЧЕРТАНИЯ НА ГРОБНИЦЕ СУВОРОВА

Остановись, прохожий! Здесь человек лежит на смертных не похожий: На крылосе в глуши с дьячком он басом пел [132] И славою, как Петр иль Александр, гремел. Ушатом на себя холодную лил воду [133] И пламень храбрости вливал в сердца народу. Не в латах, на конях, как греческий герой [134] , Не со щитом златым, украшенным всех паче [135] , С нагайкою в руках и на козацкой кляче В едино лето взял полдюжины он Трой [136] . Не в броню облечен, не на холму высоком — Он брань кровавую спокойным мерил оком В рубахе, в шишаке, пред войсками верхом [137] , Как молния сверкал и поражал как гром. С полками там ходил, где чуть летают птицы [138] . Жил в хижинах простых, и покорял столицы [139] . Вставал по петухам [140] , сражался на штыках [141] ; Чужой народ его носил на головах [142] . Одною пищею с солдатами питался [143] . Цари к нему в родство, не он к ним причитался [144] . Был двух империй вождь [145] ; Европу удивлял; Сажал царей на трон, и на соломе спал [146] . <1805>

132

Суворов за некоторое смелое противуречие императору Павлу Первому отозван был от войска и сослан в село свое Кончанское Новгородской губернии в Боровицком уезде. «Там (говорит о нем жизнеописатель его Фукс) часто победоносная рука его звоном колокола призывала жителей в священный храм, где старец сей, исполненный веры, пел вместе с церковными служителями хвалы божеству». Когда потом Павел Первый, по просьбе Австрийского императора прислать к нему Суворова для принятия верховного повелительства над войсками, призвал его к себе и, посылая с ним также и свои против французов войска, произнес к нему сии достопамятные слова: «Иди спасать царей»; тогда Суворов, отправляясь в путь, сказал: «Я пел басом, а теперь еду петь барсом».

133

Он имел привычку для укрепления членов своих часто обливаться холодною водою.

134

Ахиллес.

135

См. в Илиаде описание Ахиллесова щита, коней и колесницы.

136

Он не щеголял красивостию и борзостию коня своего: садился на простую козацкую лошадь и на ней с плетью в руке, называемою нагайкою, разъезжал по полкам.

137

Он не мог сносить летних жаров, и потому (если не по особой любимой им необычайности) часто среди самого пылкого сражения видали его скачущего верхом в одной

рубахе; но никогда не скидывал он с головы своей шлема, в котором даже дома и при женщинах хаживал.

138

Известен славный переход его чрез Альпийские горы.

139

Варшаву, Медиолан, Турин и проч. Он не любил великолепия и пышности; жил всегда в простых покоях, без зеркал и без всяких украшений. В пище наблюдал умеренность. Дворецкому своему приказывал насильно отнимать у него блюды, и жаловался всем, что он ему есть не дает.

140

Суворов, когда надлежало идти в поход, никогда в приказах своих не назначал часу, в которой выступать; но всегда приказывал быть готовыми по первым петухам; для того выучился петь по-петушьи, и когда время наставало идти, то выходил он сам и крикивал: кокореку! Голос его немедленно разносился повсюду, и войско тотчас поднималось и выступало в поход. Казалось, он нарочно придумывал сии странности, дабы посредством их избавляться иногда от таких переговоров и объяснений, которые были для него или неприятны или затруднительны. Он не опасался ими затмить славу свою; ибо мог сказать о себе подобное тому, что в Метастазиевой опере говорит о себе Ахиллес, проведший отроческие лета свои в женском одеянии на острове Сциросе:

…………………gli ozj di Sciro scuser`a questa spada, e forse tanto occuper`o la fama co’novelli trofei, che parlar non potr`a de’falli miei,

то есть:

«Праздность проведенных мною на Сциросе дней оправдаю я сим моим мечом, и может быть, новыми победами столько озабочу славу, что не успеет она говорить о моих проступках». — В присылаемых донесениях Суворов не описывал побед своих пространными объяснениями. По взятии турецкой крепости Туртукая, он написал к императрице:

Слава богу, слава Вам, Туртукай взят, и я там.

141

Известно, что Суворов белое оружие, то есть штыки, в руках русских воинов почитал всегда средством превосходнейшим к побеждению неприятеля, чем ядра и пули. Пословица его была: «Пуля дура, штык молодец».

142

В Италии, когда он въезжал в какой город, народ выбегал навстречу к нему, отпрягал лошадей у его кареты и вез его на себе. Однажды случилось, что в самое то время, когда он приближался к освобожденному им от французов городу, нагнал его посланный из Петербурга с письмами к нему офицер. Он посадил его в свою карету, и когда народ выбежал и повез его на себе, то он, улыбнувшись, спросил у офицера: «Случалось ли тебе ездить на людях?» Офицер с такою же улыбкою отвечал ему: «Случалось, ваша светлость, когда, бывало, в робячестве игрывал шехардою».

143

Он часто едал с ними кашицу.

144

Баварский король причислил его в свои родственники.

145

Российский генералиссимус и Австрийский фельдмаршал, имевший два почетных прозвания: Рымникский и Италийский.

146

Он не любил мягких перин и пуховиков; сено и солома служили ему вместо оных.

141–142. <СТИХОТВОРЕНИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ>

1. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСЕНКА, КОТОРУЮ ПОЕТ АНЮТА, КАЧАЯ СВОЮ КУКЛУ

На дворе овечка спит, Хорошохонько лежит, Баю-баюшки-баю. Не упрямится она, Но послушна и смирна, Баю-баюшки-баю. Не сердита, не лиха, Но спокойна и тиха, Баю-баюшки-баю. Щиплет ходючи траву На зеленом на лугу, Баю-баюшки-баю. Весела почти всегда, И не плачет никогда, Баю-баюшки-баю. Ласки к ней отменной в знак, Гладит ту овечку всяк, Баю-баюшки-баю. Так и ты, моя душа, Будь умна и хороша, Баю-баюшки-баю, Если хочешь, чтоб любя Все лелеяли тебя, Баю-баюшки-баю. <1783>

2. НИКОЛАШИНА ПОХВАЛА ЗИМНИМ УТЕХАМ

Хоть весною И тепленько, А зимою Холодненько, Но и в стуже Мне не хуже: В зимний холод Всякий молод, Все игривы, Все шутливы — В долгу ночку К огонечку Все сберутся, Стары, малы, Точат балы И смеются. А как матки Придут святки, Тут-то грохот, Игры, хохот; О, какие Тут дурные На игрищи Есть личищи! А плутишкам Ребятишкам Там и нравно, Где забавно, Где пирушки, Где игрушки, И где смехи, Скачки, пляски, Песни, сказки, Все утехи. А снежки-то? Ком, свернися! А коньки-то? Стань, катися! А салазки? Эй, ребята! По подвязке Надо с брата — Привяжите, — Ну! везите: Едем в Питер. Я пусть кучер, Вы лошадки Резвоноги — Прочь с дороги! Держи право! Ай, ребятки! Ну уж браво! Накатались, Наигрались, Вплоть до ночки; Не видали, Как часочки Пролетали. Только ль дела, Что катайся? Чем изволишь Забавляйся: От ученья За веселье, От веселья За ученье. Всяко время Мне не бремя, И зимою, Как весною, Слава богу, Не скучаю, Но вкушаю Радость многу. <1785>

С. А. ШИРИНСКИЙ-ШИХМАТОВ

Сергий Александрович Ширинский-Шихматов родился в 1783 году в селе Дернове Смоленской губернии, в семье небогатого отставного поручика князя Александра Шихматова. Еще дома он обучился не только русской грамоте, но и «началам французского и немецкого языков» [147] . В 1795 году Шихматов поступил в Морской кадетский корпус, который окончил в 1800 году, получив звание мичмана, В том же 1800 году он был определен в Морской ученый комитет при Адмиралтействе. Председателем этого комитета был А. С. Шишков, и к тому же времени, видимо, относится сближение будущего руководителя «Беседы любителей русского слова» с одним из наиболее значительных ее поэтов.

147

Список недорослям из дворян, определенным в Морской шляхетный кадетский корпус в кадеты. — Центральный государственный архив Военно-Морского Флота в Ленинграде.

В мае 1804 года Шихматов в чине поручика был переведен в Морской кадетский корпус воспитателем и прослужил здесь до 1827 года, отказавшись от предложенного ему в 1811 году места инспектора в только что открывшемся Царскосельском лицее. По свидетельству воспитанников Шихматова, в числе которых были и будущие декабристы Завалишин и Беляев, он был человеком ученым и добрым, одним из тех немногих воспитателей, которые никогда не прибегали к телесным наказаниям.

Литературная деятельность Шихматова начинается в 1806 году, когда им был опубликован сочувственно встреченный перевод «Опыта о критике» Попа. Широко известным становится его имя после появления поэм «Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия» и «Петр Великий». В 1809 году Шихматов избирается членом Российской академии. По этому случаю он сочинил и произнес «Песнь российскому слову», в которой дал краткие похвальные характеристики русским писателям от Ломоносова до Шишкова. В 1811 году основана «Беседа любителей русского слова», и Шихматов становится членом первого разряда, которым руководил А. С. Шишков.

Литературная деятельность Шихматова протекала под сильнейшим воздействием идей А. С. Шишкова. Шихматов насыщал поэтическую речь славянизмами и архаизмами, стремясь распространить высокий напряженно-торжественный слог на все виды литературного творчества, особенно культивируя при этом эпическую поэму, куда он вносил сильный элемент лиризма, что отразилось и в названии самого значительного его произведения: «Петр Великий. Лирическое песнопение».

Наряду с Шишковым и Хвостовым, Шихматов стал мишенью для остроумных нападок членов карамзинского лагеря, будущих арзамасцев. Нападки эти воспринимались им очень болезненно.

Воспитанная с детства религиозность с годами все более усиливается и все яснее проявляется в творчестве Шихматова. Последние его произведения приобретают отчетливо выраженный теологический характер.

В 1827 году, отпустив своих крестьян в вольные хлебопашцы, Шихматов выходит в отставку. С 1828 года он поселяется в Юрьевском монастыре, где попадает под сильное влияние изувера Фотия. 25 марта 1825 года Шихматов постригся в монахи под именем Аникиты.

В 1834–1836 годах Шихматов совершил путешествие к святым местам в Иерусалим, а затем стал архимандритом при русской посольской церкви в Афинах. Здесь он и умер в 1837 году.