Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

Дежурный

Сказал, сударь, сказал.

Баклушин

И что в ответ?

Дежурный

«Чтоб черт его побрал! Скажи, что недосуг; ведь я тебе сказал, Чтоб эту сволочь ты ко мне не принимал!»

Баклушин

Вот дружеский прием!

Дежурный

Какое ж в этом чудо? Вы дожили, сударь, хотя и до седин, Но модный свет узнали очень худо. Смотря на ваш восторг, я тронулся и сам, И хоть сначала вам не верил — Не первый предо мной проситель лицемерил, В столицах я привык к слезам, Считаю их водою…— Но ваш почтенный добрый вид Невольно

каждому доверенность внушит. Я доложил об вас — и снова убедился, Что дружбе и любви в столицах места нет, Что счастлив только тот, кто от чумы укрылся, Кого не развратил еще развратный свет! Родство и дружба здесь — одних поэтов бредни; Одни лишь связи нужны нам; Друзья здесь делятся невольно пополам. Утешьтесь! Сей урок послужит в пользу вам; Не первый вы и не последний. Зато и мы, сударь, наказаны судьбой: Растерзаны страстьми, алчбою и гордыней, Мы бродим с хладною, бесчувственной душой, И сей прекрасный мир нам кажется пустыней! Беги, природы сын, за тридевять земель От умных подлецов и глупых пустомель! <1830>

165. ХАМСТВО

К богатству странное влеченье у людей. Хоть бедный бедному дружнее помогает, Но, несмотря на то, спесивых богачей Бедняк поклонами вприсядку потешает: То в их передней посидит. То в их гостиной постоит, И часто из того проползает два года, Чтоб, вздернув нос пред ним, презренный сибарит Спросил: «Что, братец, какова погода?» — «Прекрасная-с», — а сам чуть на ногах стоит. И так текут в столицах наши годы! Вертится между тем фортуны колесо, И все бежат, кряхтят, не ведая свободы… Брани людей, Вольтер!.. Плачь, добрый мой Руссо! <1830>

166. МЕЛКОШЕРСТНЫЕ МЫШИ

Далёко от Руси есть где-то государство, И в нем, как говорят, Седая шерсть мышей вошла как антияд В универсальное лекарство. И бысть седым мышам ужасный перевод, Пока не смастерил один ученый Кот Проект, чтоб отвратить несчастие такое. Как новый Демосфен, он убедил судей, Что долг велит им стричь мышей. «Конечно, иногда, — примолвил так злодей, — Не худо окорнать их длинный хвост и уши, Но не губить отнюдь невинные их души». Проект рассмотрен был тремя из мудрецов, И Кот с тех пор прослыл первейшим из дельцов. У нас в Европе точно то же: Всё ладно, хорошо, всегда такая тишь. Когда ж приказная мелкочиновна мышь Под лапу попадет вельможей, Они ее прегладко обстригут И приговор вот так произнесут: «Вменив ей в казнь арест и не лишая места, Подвесть ее под пункт благого манифеста». Мышь снова шерстью обрастет И снова в пасть к ним попадет. <1830>

167. ПРЕДРАССУДКИ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

Прошло пять тысяч лет, А мумия лежит в могиле как живая; Но вдруг к отшельнице проник тлетворный свет, И от нее лишь пыль осталась вековая. <1830>

168. ШАРМАНКА

Идет тиролец молодой, Несет шарманку за спиной, За ним ребят докучный строй Бежит по невской мостовой. Идет тиролец, взор угрюмый К земле потуплен, цвет ланит Всем любопытным говорит, Что с ранних лет и грусть и думы, Как черви, точат жизнь его. «Куда заброшен я судьбою? В кругу семейства моего Я б не был грустным сиротою! Какой могучий рок увлек Меня на север в даль и снег? Прости, отчизны край любимый, Прости! Я разлучен навек С тобой судьбой неумолимой. Среди родных, знакомых гор Не удалось мне жить!.. Мой взор Не встретит их уж до могилы! Мне суждено в стране чужой Бродить, пока позволят силы, С шарманкой жалкой за спиной. Так что ж? Талантом неизвестен, Живу хоть с горем пополам, Но хлеб я добываю сам. Я неумен, но не бесчестен!.. Вот дом, где низкий сибарит Зевает днем, а ночь не спит; Именье прожил глупо, блудно, Добра не сделав никому. Чем лучше он? За что ж ему И без шарманки жить не трудно? Дай мне ответ, моя судьба, За что неравенство такое? Для нас ты существо глухое, Его ж услышана мольба! Какой чудесною приманкой Тебя задобрил сибарит? К нему как дождь сребро летит, А я всю жизнь — почти несыт! А я, когда мороз трещит, Брожу с кормилицей-шарманкой, И плясовая песнь ея Горька как перец для меня!» <1830>

169. МОЯ МОЛИТВА

Пошли мне, милосердый боже, Всегда насущного кусок, Чтоб я дышать в сем мире мог Без покровительства вельможи. <1830>

170. СОН

Я видел дивный сон: Кровавой тучею оделся небосклон, Светил его померкло вдруг сиянье, И чье-то грозное отгрянуло воззванье. Ему со трепетом внемля, Разверзлись воды и земля, И белыми как снег полками Исходят из земной утробы и морей Сухие остовы людей, И, ставши в строй, молчат, дрожат, стучат зубами. Вдруг небо вспыхнуло, из тучи грянул гром, Рассыпались они — и пыль взвилась столбом… Уселась пыль, и близ кургана смерть стояла, И гимны ангелов надгробны раздались, И смерть, на косу опершись, Внимая им, — на небеса взирала! <1830>

171. СУДЬБА ГЕНИЯ

Не улыбнется мир угрюмый И жизнь — как тяжкое ярмо Тому, на чьем челе клеймо Нарезано глубокой думы. Сей сын небес, сей друг людей Для многих в мире непонятен: Его преследует злодей, И дураку он неприятен. <1830>

172. ПИР ДРУЗЕЙ

Друзья

Поет соловей веселую песню Весной близ гнезда любимой подруги. Юноша! Юность воспой удалую Веселым напевом, достойным ее.

Друг

Есть в жизни миг — летит он быстрою стрелою, Не успеваем мы и насладиться им: Он промелькнет — и нам оставит за собою Одну лишь грусть!.. Сей миг ничем не возвратим!

Друзья

Но за чашей круговой Так ли должно петь с друзьями? Если так — то, друг, не пой: Легче плакать нам с тобой, Чем тебе смеяться с нами! <1830>

173. СЛЕЗЫ

Слепец! Ужасна ночь твоя. Твой мир так тесен и печален! Воспоминанье, как змия, Гнездится средь живых развалин; Оно о солнце говорит, Но страшной тьмы не озарит! Судьба исполнена угрозы, Ты всё утратил, что любил, Весь мир прекрасный схоронил… Тебе одни остались слезы! Молись, чтоб враг твой не унес И даже сих последних слез! Храни их в сердце, как святыню: Без них — чудовищ адский строй Придет беседовать с тобой И населит твою пустыню! <1830>

174. МОРЕ

(Подражание Байрону)

Волнуйся, синий океан! Тебе удел завидный дан! Напрасно в пустыне твоей Блуждают стаи кораблей: Их легкий след на миг один Браздит чело твоих равнин! Напрасно с гордою душой Адамов сын — сей бич земной — Поработил твой мирный брег: Тебе не страшен человек! Не смеет дерзкой он стопой Попрать кристалл твой голубой! Над миром властвовать любя, Он не присвоит у тебя Твоих мятежных, гордых волн: Тебе корабль — как легкий челн! Неодолимый исполин! Когда всё бренно на земле, С веками споришь ты один, И на седом твоем челе Сатурн не наклеймил морщин! Скажи: где Греция и Рим? Не ты ли плеском волн глухим Их потешал в былые дни? Всё тот же ты, но где ж они? Уж ты давно оплакал их Надгробным гимном волн седых! Неизменяем и могуч, Ты отражаешь в глубине То черный лик громовых туч, То солнце в светлой вышине! Эмблема вечной красоты, Как в первый день явился ты В порфире влажной голубой — Таков и ныне образ твой! Он тих, он светел и глубок… Но и тебя постигнет рок: Схоронишь ты знакомый мир И будешь снова мрачен, сир, Как был в хаосе одинок… И от святых небес далек, Безбрежный, в бездне пустоты О берегах застонешь ты! <1831>