Поэты «Искры». Том 2

Минаев Дмитрий Дмитриевич

О дальнейшей жизни Ломана мы почти ничего не знаем. Не знаем, насколько точно характеризует ее каламбур П. А. Степанова:

Судьбой ты мало избалован — Порою Гнут, порою Ломан [162] .

За полтора года до смерти (Ломан умер 5 декабря 1892 г.) он обратился с просьбой о пособии в Литературный фонд, сославшись при этом на плохое здоровье, на то, что провел в больнице почти три года и должен еще длительное время лечиться, и на свою небольшую пенсию за многолетнюю педагогическую деятельность [163] .

162

«Петербургская газета». 1898, 11 мая.

163

Архив Литературного фонда в ПД, 1891, № 12, ст. 14; № 25, ст. 22.

Литературная деятельность Ломана длилась очень недолго. Она началась в 1858 г. В журнале «Весельчак» под псевдонимом «Август Дик» Ломан напечатал несколько довольно бледных юмористических стихотворений.

Расцвет его таланта падает на 1860 и 1861 гг., когда в «Искре» под другим псевдонимом — Н. Л. Гнут — появился цикл его фельетонов «Литературные вариации».

Борьба с «чистой поэзией» была центральным моментом фельетонов Ломана; сердцевину их составляли включенные в них пародии на Фета, Случевского, Вс. Крестовского, Мея, Каролину Павлову, русских переводчиков Гейне и др.

В своих «Литературных вариациях» Ломан (как это делали до него Козьма Прутков и Новый поэт — И. И. Панаев) надевает на себя маску безусловного поклонника «чистой поэзии», еще более заостряя,

таким образом, жало своей насмешки. Свои пародии он выдает за подражания любимым поэтам. Полемизируя якобы с приветствовавшим пародии «злоречивого Гнута» Амосом Шишкиным (А. П. Сниткиным), другим пародистом «Искры», и со стихотворением Пр. Преображенского (H. С. Курочкина) «Вы не поверите, что мне сегодня приснилося…», он писал: «Решительно я начинаю считать себя непонятою натурою! Помилуйте: тогда Амос Шишкин усмотрел в моих вариациях злоречие; теперь г. Преображенский объявляет меня чуть не врагом гг. Случевского и Кускова. Уж и не знаю, право, чем я подал повод к подобным заключениям! Хвалю откровенно, простосердечно — в похвале моей видят иронию; пишу рабское подражание любимому поэту — литературную вариацию принимают за пародию» [164] .

164

«Искра». 1860, № 39. С. 418.

Писал ли Ломан после 1861 г. — неизвестно. По свидетельству современника, он всегда вспоминал об «Искре» «с особым благоговением» [165] . В своем заявлении в Литературный фонд 1891 г. Ломан кроме своего сотрудничества в «Весельчаке» и «Искре» упомянул «мелкие статьи без подписи в некоторых других периодических изданиях». Из материалов Литературного фонда мы узнаем еще об одном интересном факте. В связи с просьбой Ломана А. Н. Пыпин писал: «Об его работах я слышал одно — что им составлена была и в значительной доле (кажется, до 16 печ. листов) напечатана очень хорошая история нашего тюремного дела, но не была выпущена в свет по чьим-то высшим соображениям; но что книга — хорошая, об этом я слышал от человека, в этом вопросе компетентного».

165

«Минута». 1882, 14 мая, примечания редактора к «Литературным воспоминаниям» П. И. Пашино.

407. ПЕРЕД МИЛЮТИНЫМИ ЛАВКАМИ

Пошли, господь, свою подачку Тому, кто жаркою порой, Как утлый челн в морскую качку, Идет по знойной мостовой… Он смотрит к Вьюшину тоскливо В окно на крупный виноград, На абрикосы, дули, сливы, На пастилу и мармелад. Не для него кокос, арбузы, Гранаты в золотом огне, Не для него и толстопузый Гомар разлегся на окне… И фрукт привозный, из Мессины, Напрасно взор его манит: Сок ароматный, апельсинный, Увы, его не освежит!.. Так облегчи, господь, вериги Тому, кто много претерпел, Кто в здешней жизни, кроме фиги, Других плодов еще не ел. <1860>

408. УТЕШЕНИЕ

Когда, что звали вы своим, Навек от вас ушло И горе камнем гробовым Вам на сердце легло — Помочь в печали ближним рад, Поэт вас позовет Пройтись с ним, бросить беглый взгляд Туда, по склону вод. Он вам покажет, как струи, Одна другой вослед, Бегут на чей-то зов вдали (На чей? — вам дела нет). Вам нужно будет хоть на час Взор в речку устремить, Чтоб слезы брызнули из глаз, Чтоб стало в них рябить. Тогда, как ни были б тоской Вы зло удручены, Всё горе выльется слезой, И вы исцелены!.. <1860>

409. НА КЛАДБИЩЕ

Я взобрался на могильную плиту И внимательно смотрел, как на лету Два тяжелые, кургузые жука Колошматили друг друга под бока, Как в объятиях березу дуб сжимал, Как под деревом опёнок вырастал, Как паук, среди своих дневных хлопот, Фантастический выплясывал матлот. Так на кладбище за жизнью я следил, И Случевский мне на память приходил: Вспомнил я, как он на кладбище лежал, Как под ним мертвец о камень лбом стучал, Как мертвец m-r Случевского просил, Чтобы тот его на время хоть сменил… По закону же содружества идей, Вспомнил случай я другой, еще страшней: Вспомнил нищего, разрушенный гранит И восставшего из гроба страшный вид, Ветра свист, луны дрожащий свет, Мертвеца протест и нищего ответ… И невольный трепет в сердце проникал, Но по-прежнему на камне я лежал, И по-прежнему сшибалися жуки, Отличалися в матлоте пауки, Всё с березами амурились дубы, Всё росли еще под деревом грибы. 1860

410. КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

Я доживал в одном квартале Десятый год; Но вот почил квартальный вмале — Я просьбу в ход: К стопам начальства припадая, Квартал просил. И как-то вывезла кривая: Наш утвердил! Квартал достался мне богатый… Тут на меня Надели каску, и с гранатой, Но без огня. И обыватель под защиту Ко мне бежал, Всех обворованных, побитых Я утешал, И всяк за это утешенье Благодарил; Но вдруг сердечное движенье Я ощутил. Раз, по грошовому взысканью, К себе в квартал Одно прекрасное созданье Я вызывал. Клянусь, клянусь богиней Фреей! — Я, кстати, швед — Подобных плеч, подобной шеи На свете нет. Что за глаза! — очарованье! Я весь дрожал, Когда управы предписанье Я ей читал; Когда склонив свои ресницы И вся в огне, Она, кротка как голубица, Внимала мне… Я прежде думал, что во власти Я у себя, Что застрахован я от страсти, Как от огня; Но я прочел, сидев в конторе С пером в зубах, Себе капут в прелестном взоре, В ее очах. Однажды я, тот взгляд встречая, Не усидел; Письмоводителю, вставая, Уйти велел. Я ей сказал: «К началу ночи, Когда езда Совсем затихнет,

что есть мочи Валяй сюда!» Заря, бледнея, умирала И умерла, А ночь роскошно выплывала, Как день светла. Затихло всё. Сребристый тополь Благоухал, И, по трудах дневных, Петрополь Опочивал. На перекрестке ждал я встречи, И долго ждал: В мечтах грудь пышную и плечи Я рисовал. Прошел патруль, глядел мне в очи И созерцал, Как, бедный, я в прохладе ночи Самосгорал. Уж зарумянилась денница, И ночь ушла… Так вот как, скромная девица! Ты не была?.. Тогда ее на жертву мщенью Я осудил: Насчет билета сочиненье Я смастерил… И я смотрел, как исполнялся Приказик мой, Как с ней в прихожей объяснялся Городовой. 1860

411. «Так мыслями я сходствую с тобой…»

Так мыслями я сходствую с тобой, Что оба мы теперь одно и то же Задумали в опасности такой. «Ад» Данта, XXIII. 28–30, перевод Д. Мина

Давно любовь в обоих нас остыла; Мы разошлись давно, и, так сказать, Мне время на душу забвение спустило, А проще — я тебя стал забывать. И уж, бывало, скукою гнетомый, Я мог порой экспромты помещать В изящные заветные альбомы. При этом каждый раз мой стих гласил, Что я у той иль у другой знакомой В листках альбома сердце схоронил; Прелестный взгляд я вновь считал наградой И наконец печатно повестил, Что женщину себе сыскать мне надо, И изложил, чего я в ней искал, Чтоб быть могла она моей отрадой… Но вдруг, что ты преступна, я узнал: Сказали мне, что будто ты скончалась, И в тот момент, как дух твой отлетал, Когда уж Смерть к устам твоим касалась, Меня назвал, коснея, твой язык, И надо мной ты колко посмеялась… Я выслушал и головой поник; Потом, подняв чело, повел вокруг очами — И взгляд мой был и сумрачен и дик… И в путь пошел я скорыми шагами. Я шел к тебе, под гнетом черных дум, Гороховой, чрез площадь, островами. И слышал я какой-то странный шум, И мне подчас такое представлялось, Пред чем вздрогнул бы даже мудрый Юм, Что видеть лишь Случевскому случалось (О чем и сообщал он нам в стихах); Так: в небе много месяцев являлось; Вся даль была в светящихся руках; По призракам Ночь важно восходила, И, величавая, она, в слезах, Бежавший День десницею ловила; По лесу ветер фертом пробежал; Вослед ему трава зашелестила, И чутко звук за звуком замирал, И слышно стало, как росла былинка, Как ландыш цвел, как мох произрастал… Разряжена, что модная картинка, Полулежала на диване ты. Диван был на пружинах, с мягкой спинкой; Обивка — синий штоф, по нем цветы; Во храмине — приятный свет карсели, Растений экзотических кусты, И чьи-то лики пасмурно смотрели — Линялые, в наколках и чепцах… (То, верно, жен отшедших призраки сидели, Уставши спать в затворенных гробах!) Под окнами, глаз не сводя с дивана, Стоял я долго и в твоих чертах, В лице твоем насмешки и обмана Старательно отыскивал улик; Но тщетно: не нашел я в нем изъяна! Напротив, как всегда, твой нежный лик Был кроток, светел, девствен, и казалось, Что ты водою «lait ant'ephelique» [166] Еще сегодня утром притиралась. И порешил я: нет, подобных губ Насмешка злая не касалась!.. Но ты открыла рот — и… хоть бы зуб, Единый зуб в нем тленье пощадило!.. Мне было б легче, если бы твой труп Смерть лютая нещадно исказила, Чем томный, нежный лик беззубым увидать! И понял я, что Смерть со мной шутила… И стал ее, таинственную, звать, Как кровного врага, на состязанье; Но Смерть не шла. Я продолжал кричать… И крик мой, перешедший в завыванье, Весь твой p’tit comit'e [167] перепугал, Ты подошла к окну, но тут дыханье Во мне сперлось — и я как сноп упал… Казалось, в окнах лики заморгали И самый дом твой в ужасе дрожал; Ракеты, взвившись, лопали, трещали, И ярко озарялись небеса; А там, вдали, плечами пожимали, Насупившись, сосновые леса; В дыханьи ветра слышалась угроза… И вдруг, гляжу, откуда ни взялся, Высокий призрак. Тон и поза В нем обличают частного врача, Он молвит: «Что ж? mania furiosa!..» [168] И страж градской подводит лихача… 1860

166

Жидкость для смягчения кожи и уничтожения веснушек (франц.). Ред.

167

Дружеский кружок (франц. — Ред.).

168

Буйное помешательство (лат.). — Ред.

412. «Вот и жду не дождусь, чтобы глянула ночь…»

Вот и жду не дождусь, чтобы глянула ночь И облекся весь сад тенью ясной: На свидание выйдет соседкина дочь; С ней в аккорд мы сольемся безгласный. И потом уж вдвоем с баловницей моей До истомы читать станем Фета, А сведут нас тесней упоительный Мей Да языковских два-три куплета. Разольют аромат каприфоли тогда, Соловьи сладострастно засвищут; Мы же с ней без следа неизвестно куда Пропадем… и нигде нас не сыщут!.. 1860