Поезд до Дублина
Шрифт:
Для меня мои братья и сёстры всегда были, есть и останутся задорными ребятами, которые зимой не брезгуют валяться в грязном мокром снегу, который мы так долго ждали, а летом рыскают по болотам в поисках головастиков, а позже – лягушек. Моими самыми первыми и такими надёжными друзьями.
Впервые я столкнулась с переменами лицом к лицу, когда Лу в двенадцатом классе привёл к нам домой свою девушку Лесли Честертон и сообщил, что по окончании
«Какое там – судьба, – позднее, угрюмо закрыв лицо копной схожих с мочалкой волос и пиная ногой бортик своей тахты, мысленно трактовала я. – Бредни это всё, не существует такого. Это животные инстинкты, и ты, дорогой мой, им поддался. Всё, что ты ни рассказывал, – розовые сопли под приторной посыпкой. Нет, даже не сопли – слизь! Противная, тошнотная слизь. Я-то помышляла, ты человек высокий, животной дури не поддашься, будешь разумным… Homo Sapiens Sapiens как-никак… А ты так вот бесчестно сошёл с пути». Мне было настолько дурно, что хотелось и правда сбежать вниз и выпустить обед на волю, но я держалась и только ерошила рассеянной рукой бахрому на занавесках. В неполные одиннадцать лет я считала любовь чем-то ненужным, тем, что только портит жизнь и мешает нормально существовать. Мне казалось, что Лу многого мог бы добиться, не вытяни он такой ужасный жребий.
«А как же мама и папа? – часто спрашивали меня, когда я высказывала своё мнение. – Они же любят друг друга, так? Неужто это плохо?» «Возможно, что нет, – честно сознавалась я, но и тут находила справедливый контраргумент. – Но ведь без семьи они большего бы достигли. Дети и деньги – это у них вечная помеха». Мама, дело известное, тут же начинала махать руками: «Не говори так! Мы и думать не думаем, что было бы, если б вы не жили на свете!», на что я с невозмутимостью возражала: «А зря. Ваша жизнь бы, может, на порядок лучше была».
Конечно, я любила их – кто станет спорить? Но не отпускала мой разум тяжёлая мысль: зачем два незаурядных человека осели в этом богом забытом месте с пятью детьми на шее? Кто или что поспособствовало этому? Ведь я в жизни бы не поверила, что они избрали такой путь добровольно. Папа, по своей природе человек не бегающий – летающий, вообще не стал бы лишний раз себя чем-либо или кем-либо обременять. А мама… Да, она была ответственной. Да, всегда знала, как с нами управляться. Но будучи карьеристом, она бы, скорее, поставила во главу угла работу. Продвинулась бы по службе – с её умом это было бы несложно, пусть она и женщина – и красивая или хотя бы зажиточная жизнь обеспечена. Хорошо, хоть бы и с папой. Но зачем им понадобились мы? Ещё и в количестве пяти штук?
Так или иначе, со всем рано или поздно приходится свыкаться. Соответственно, и я, побесновавшись с месяц, в конце концов вышла из состояния слепого неприятия и решила познакомиться с Лесли. «Ладно уж, пусть Лу уходит. Пусть вообще делает, что хочет. У меня есть ещё Рэй, и Грейди, и Марти… И Сирша. А Лу, так и быть, я отпущу, – мне пришлось приложить почти нечеловеческие усилия, чтобы заставить себя думать так и полностью вымести из головы старую, заскорузлую жвачку. – Она ведь скоро станет почти членом нашей семьи. Так почему бы не дать ей наконец знать, что я существую?»
Лесли, как ни странно, оказалась приятным человеком, хоть в нашей школе она и пользовалась популярностью. Говоря честно и положа руку на сердце, во время учебного дня, наблюдая за нею с другого конца коридора, я, несмышлёная пятиклашка, втайне восхищалась её эфемерным хрупким станом, тоненькими кистями, длинной шеей и лёгкой, почти летящей походкой. Она, питаясь одними сэндвичами и батончиками, ухитрялась не то что не толстеть, а оставаться воздушной и невесомой, точно нимфа из лесной чащи. У нас же в семье гены ускоренного метаболизма не проявлялись вообще ни у кого (ну кроме, разве что, старшего братца), поэтому Рэй, которая ела, наверное, вдвое меньше, часто жаловалась, что ей ни за что не стать такой, как Лесли, даже если она насмерть заморит себя голодом.
Конец ознакомительного фрагмента.