Поэзия Африки
Шрифт:
(Гастон Барт-Уильямс)
Африканские поэты могут быть жесткими, как горная дорога, звенящими, как металл, когда они говорят о страданиях Африки, о ее прошлом, когда они клеймят врагов.
Но
(Л. Сенгор)
Строки затихают, а эхо от них еще долго звучит где-то в глубинах твоего сердца, и сердце вздрагивает, раскрывается, будто всю жизнь ждало оно этого живительного ритма, — на такое способна только настоящая поэзия!
Она же способна рассказать и о любви трагической, о любви, которая вынуждена бороться с каменными традициями прошлого:
И во взглядах прохожих, И в печатях бумаг — Всюду он, этот враг: Как мы смели посметь, Двое — с белой и черной кожей? . . Все стоит на нашем пути, Все: традиции, расы, привычки. Они провели меж нами черту: Я по эту сторону, Ты — по ту… . …Мы с тобою — два цвета, Но песня одна Навсегда, навсегда! Вы, тупые лбы, Вы, слепые глаза, Вы, орущие рты, Понимаете: мы — два цвета, Два цвета, А песня одна навсегда, Вы понимаете это?!(Эфуа Теодора Сазерленд)
Если бы все проклятья, звучащие в стихах этой антологии, исполнились — человечество перестало бы существовать.
Но, с другой стороны, если бы исполнились все надежды, если бы сбылись все мечты, высказанные африканскими поэтами, человечество сделалось бы счастливым навсегда!
И никакого противоречия в этой «одновременности» нет. А есть жизнь. Сложная, напряженная жизнь. Есть в Африке страны, завоевавшие свободу. Их — большинство.
И есть страны рабства. Страны, в которых, «кроме пробуждения, нет ничего страшнее твоих снов…».
Есть вера людей. Терпеливая, неистребимая вера. Вера в труд. Вера в социальные преобразования общества. Вера в то, что завтрашний день будет щедрее и лучше нынешнего.
Наконец, есть вера в бога. Точнее — в богов. Потому что религий в Африке ровно столько же, сколько было в ней колонизаторов. Да плюс еще своя, африканская религия. Со всеми оттенками и полутонами. Исходя из этого, обращения к богам встречаются в стихах африканских поэтов довольно часто. Обращения эти различны и по смыслу, и по темпераменту, и по конечной цели. Да и сам бог, в представлении различных авторов, выглядит по-разному. То — шутливо-добродушным:
…Только уши раскрой — и услышишь господа бога, который под смех саксофона создал(Л. Сенгор)
То — наипоследнейшей надеждой, глуховатым виновником всех бед:
Скажи богу, что я видел друзей моих, евших отбросы, рывшихся в мусорных ящиках, каждый в своем… Скажи ему, что я мучился болью людей и его появления ждал… Что молился все ночи, и душа моя кровоточила, но в Диго-Роуд он не пришел, скажи богу, скажи ему, что довольно в раю блаженствовать, пусть он появится в этом аду… Скажи богу, о! скажи ему, что он слишком долго был в священных местах, где мы молимся у алтарей и где нет никого, только священники. Скажи богу: пусть он в трущобы придет, о, скажи ему: пусть он придет Скорей!!(Огендо Хейстингс)
В этих строчках передано даже дыхание отчаявшегося человека. А в его крике: «Скорей!»,в общем-то, больше неверия, чем веры. Наверное, поэтому африканские поэты все чаще и чаще разговаривают с богами на высоких тонах, без особого почтения.
Однако действие религии еще ощущается довольно сильно. И молитвенные хибары каких-то африканских сект все еще жмутся к океанскому берегу. По ночам в этих хибарах горят слабые лампадки, и от близости невероятно огромного океана огоньки лампадок кажутся еще крохотнее. Почти такими же, как сама надежда на бога… Звонят колокола в церквах, и каждое воскресенье выходят из церковных дверей стерильночинные и благопристойные супружеские пары… По утрам на свою паству кричат муэдзины. А каждую пятницу в два часа дня все улицы, улочки, проходы и дворы вокруг мечетей заполняются людьми. Их — десятки тысяч.
Жарко. Даже очень жарко. Люди расстелили на пыльном асфальте коврики, циновки. Люди стоят на коленях. Все — в одну сторону. Длинными ровными рядами… Раздается крик муэдзина, и вся эта масса людей вскидывает вверх руки, а после — по следующей команде — падает ниц. И гул общей молитвы, будто эхо океанского прибоя, ползет по раскаленным улицам. И видны только спины людей. Одни спины. Куда ни взглянешь — впереди, сзади, справа, слева. Всюду… Покатые серые спины. Зной смягчил, размыл, растворил краски одежд. И поэтому все одежды кажутся одинаковыми по цвету. Спины, спины, спины. Будто гигантская крупнобулыжная мостовая. Пустая и гудящая.
По этой мостовой, по согбенным спинам этим, катится время. То медленно, как сегодня. Медленно, потому что в такую жару никто не хочет и не может двигаться быстро. Даже время… Но оно же бывает и стремительным, быстрым! С гиканьем и грохотом катится тогда колесо времени по спинам молящихся. Катится по их судьбам и радостям, просьбам, стонам и надеждам…
Все чаще церковь берет на вооружение самую новейшую технику. Проповеди и молитвы гремят уже из мощнейших динамиков. Создается впечатление, что церкви идут на все — лишь бы перекричать друг друга.
Я проходил мимо дома горшечника — Он молил, чтобы солнце светило всегда. Когда я достиг шалаша земледельца, Я услышал, что он призывает дождь. Рыбаки молили бога о ветре, А москиты просили затишья. И наши друзья, и наши враги Просят бога послать им удачу, — Чью же молитву слышит бог?(Израэл Кафу Хо)
А действительно, чью?