Поэзия Канады (Люси Мод Монтгомери)
Шрифт:
И на лице пылая, мученика страсть
Расскажет, как он умер!
Мы с радостью за ним последовали в путь,
Любовь была в решении таком,
Хотя с ума сводил его, порою, кто-нибудь,
Но знали мы, что эта ярость не от злобы,
Душе его бесстрашной добрый Бог сказал,
И нам через него, что все дела ничтожны,
Спасенье в послушании, тогда же
Зажглись его глаза огнем в небесном раже -
Зовущий кличь в душе трубой
И наш поход победным маршем стал,
В пасть ада мы шагали прямиком.
Туманы синие неслись с рекой у скал
В преддверии рассвета,
Пороги звоном отзывались, но клыков их
Открылся волчий угрожающий оскал,
И сладко спали сосны среди логов,
Луна в тенях скользила стороною,
Маняще под весенними шагами
Цвел мрачный лес с глухими берегами,
Боролись мы, чтоб следующей весною
Цветение увидеть это.
Молились в битве мы, страдая жаждой,
И днем, и ночью,
Их ненависть змеи в глазах увидел каждый,
А в тишине не слышен шорох вражий,
Лишь ветра рев вдали, тумана клочья,
Мы в птичьих мягких слышали тирадах
Слова о дальних шумных водопадах,
Где побывать представится однажды,
Долины солнечные нашей милой Франции
Мы вспомнили – вина блаженство, танцы,
Мечты, видения, надежды наши также,
Рассветы многих праздников святых,
Вечерний звон услышать мы мечтали,
Но вскоре разметалась дымка их,
И адский шум понесся в эти дали,
Там праздник отмечала стая волчья!
Смертельный ураган нагрянул вдруг,
Мы сжались, и отряд объял испуг!
Нам Даулак тогда назвал причины,
И устыдились страхов мы своих,
Увидев славный лик его,
Кто слушает и слышит за двоих
Нездешние слова, высокие призывы,
И голос, прозвучал, как гром: «Мужчины,
Звезду узрите в небе золотом,
Маяк светящий, вечностью храним,
Людской наш долг в сражении под ним,
Горящим сквозь отчаянье и мрак,
Венец готовый мученика твой!
А если цены слишком высоки,
Не жертвовать заставят ли враги?
Молитву слышит Бог, и я скажу вам так,
Терпение – триумф души живой!
Я будущее вижу, братья, далеко,
Могучая земля лежит под нами,
На троне среди множества племен
Свободе, счастью властвовать легко,
Завеса поднята, грядущего устами
Мне говорит она, что пусть невелико
Везение в бою, истории страница
Для нас в небесном блеске возродится,
Прозреет край, достойно укреплен.
«С
И жизнь свою отдал создатель-человек,
Свобода, безопасность верных слуг
Добыты личной жертвою святою,
И материнский поцелуй, готовясь к бою,
Припомни, бейся в бреши против сотен рук,
Товарищи мои, не станем трусами навек,
Мужчин любимых не бросает верный друг!»
В его словах команде всей хватило места,
А смерть – невеста!
Почти юнцы тогда отважно пали.
Я, менее удачливый, вернулся
От выстрелов, гортанных криков, стали,
Медлительно и тяжко, чтоб изведать
Мученья перед жуткою концовкой,
Страшней своей агонии короткой.
Сквозь пытки, боль и муки – через это
Мой дух тогда измученный уйдет,
Ищу друзей, но весть терплю, однако,
О том, что мы в отчаянии сейчас,
Засоленный надолго случай землю спас,
Бог внял теперь молитвам Даулака.
At the Long Sault
A prisoner under the stars I lie,
With no friend near;
To-morrow they lead me forth to die,
The stake is ready, the torments set,
They will pay in full their deadly debt;
But I fear them not! Oh, none could fear
Of those who stood by Daulac’s side
While he prayed and laughed and sang and fought
In the very reek of death and caught
The martyr passion that flamed from his face
As he died!
Where he led us we followed glad,
For we loved him well;
Some there were that held him mad,
But we knew that a heavenly rage had place
In that dauntless soul; the good God spake
To us through him; we had naught to do
Save only obey; and when his eyes
Flashed and kindled like storm-swept skies,
And his voice like a trumpet thrilled us through,
We would have marched with delight for his sake
To the jaws of hell.
The mists hung blue and still on the stream
At the marge of dawn;
The rapids laughed till we saw their teeth
Like a snarling wolf’s fangs glisten and gleam;
Sweetly the pine trees underneath
The shadows slept in the moonlight wan;
Sweetly beneath the steps of the spring
The great, grim forest was blossoming;
And we fought, that springs for other men
Might blossom again.
Faint, thirst-maddened we prayed and fought