Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

МУХАММАСЫ

* * *

К порогу любимой пробраться незримым хотел, Терпеть все мученья, тоской одержимый, хотел, Я сердце рассечь, нетерпеньем палимый, хотел. Жить только для той, что с луною сравнима, хотел. Коснуться устами волос нестерпимо хотел. Души моей нити – завязка на косах ее, Запястья на ножках сверкающих босых ее. Я – ночью огниво, в скитаньях – я посох ее. Я, раненный в грудь средь влюбленных без спроса в нее, Царить над Китаем, Дамаском и Румом хотел? Обрызгали маки зари облаков белизну, Все сердце в крови, где же нож, что в него я воткну? Лицо твое бело, похоже оно на луну. Как ветка иссохшая, листья к тебе протяну, Ресницами пыль снять с подола любимой хотел. Надвинулось горе горою, и сумрак настиг, О муках поведать позволь, удели мне хоть миг, В скитаниях, о госпожа, мой порыв не утих. Ты меч обнажила, от рук погибаю твоих, Ах, кровью истечь я, тобою гонимый, хотел. К гранату возможно ль, чтоб яблони ветвь привилась, С

твоею душа моя неразделимо слилась? Тоскует Машраб, на страдальца взглянула б хоть раз. С мольбою взываю к прекрасной, любовью томясь, Во прахе лежать, чтоб прошла она мимо, хотел.

* * *

В любви признаюсь,- и душа, объятая огнем, сгорит. Открою тайну, не дыша,- мой дом и все, что в нем, сгорит. Едва осмелюсь я тайком «о милая» произнести, От наслажденья мой язык истлеет угольком, сгорит. Скажи мне, с чем твою красу, твои достоинства сравнить? Язык мой нем, и мысль моя, пылая день за днем, сгорит. Нет злей мученья, чем с тобой, о милая, в разлуке быть, От искры вздохов небосвод, таящий град и гром, сгорит. Я гибну, ты же не придешь, не спросишь о моей судьбе. Горька обида, боль горька, от воплей грудь костром сгорит. Ты скорбь Машраба, боль его не вправе сравнивать ни с чьей, В день Страшного суда вздохну, и рай в огне моем сгорит.

* * *

В горе я дни, небосвод разъяренный, влачу – по вине твоей! Кровь из очей я ночами бессонно точу – по вине твоей! Где я достаток мой, в прах разметенный, сыщу – по вине твоей? В свежем саду я, как ствол оголенный, торчу – по вине твоей! Где ни пройду я – «дод, дод!» исступленно кричу – по вине твоей! Я – соловей средь пустынь. Ни гнезда, ни приюта – нет у меня! Совы ютятся в развалинах зданий, руины – нет у меня! Кров мой родимый! Тропинки туда ни единой – нет у меня! В свежем саду я, как ствол оголенный, торчу – по вине твоей! Где ни пройду я – «дод, дод!» исступленно кричу – по вине твоей! С верными прежде мне – духом и силой моей – разлучили меня! С ясными веждами – другом и милой моей – разлучили меня! С тем, что надеждами душу дарило мою,- разлучили меня! В свежем саду я, как ствол оголенный, торчу – по вине твоей! Где ни пройду я – «дод, дод!» исступленно кричу – по вине твоей! Так никогда да не будет терзаться никто во вселенной! Так средь пустынь да не будет скитаться никто во вселенной! Тьмой да не будет такой облачаться никто во вселенной! В свежем саду я, как ствол оголенный, торчу – по вине твоей! Где ни пройду я – «дод, дод!» исступленно кричу – по вине твоей! О, приведешь ли ты солнце желанное, господь мой, ко мне? Зажжешь ли счастья звезду долгожданную ты мне в вышине? Сил дай Машрабу труды неустанные творить в тишине! В свежем саду я, как ствол оголенный, торчу – по вине твоей! Где ни пройду я – «дод, дод!» исступленно кричу – по вине твоей!

* * *

Ждал всю ночь я. Мне на очи сна услада – не пришла, Солнце дня, светило ночи, дум отрада – не пришла! Мед несла другим, ко мне же с чашей яда – не пришла, Даже полная измены и разлада – не пришла, Будто знать меня и видеть ей не надо,- не пришла! Дни свои в селеньях горя одиноко я влачу, Болен я, от черной хвори смертью сердце излечу, Но еще хочу молиться лика милого лучу! Виночерпий, дай упиться! Я забвения хочу! Цвет пиров, жасмин земного вертограда – не пришла! День за днем в тоске блуждаю, нелюдимая,- ты где? Я взываю и рыдаю: о любимая, ты где? Где живешь ты – я не знаю, о незримая,- ты где? Сердцу моему родная, мир души моей,- ты где?… Ты укрыть меня от злого бедствий града не пришла! Душу море пламенное жжет мне… Потуши! Приди! Милостью прославленная, милость соверши – приди! Сада счастья жительница, радость, поспеши,- приди! О моя властительница, шах моей души,- приди! Сердце ржа мне съела. Ты же кинуть взгляда не пришла! Жил я, в плен любовью взятый, и про грех я свой не знал. Что убить меня пришла ты, я – о, боже мой! – не знал! Что звезда моя к закату никнет, кроясь тьмой,- не знал! Что свой меч уж занесла ты над моей главой – не знал! Понял я: ты предстоящей казни рада – не пришла! «О Машраб,- подвижник строго мне сказал,- в мечеть войди! Сядь в михраб, к престолу бога взор духовный возведи!» Я святого не обидел, гнева речь смирил в груди, И молился я, но видел мрак и горе впереди… Мысль о боге в душу, словно в бездну ада,- не пришла!

* * *

Я, рожденный для страданья, в мира тяготах погряз, Мучась: где конец терзанью,- к брани прибегал не раз. Вот он – полный лицемерья мир, душе и телу враг! И метнул стрелу неверья я ему в зеницы глаз. В дом вина тогда вступил я, но мученья в нем познал. И, в мечеть войдя, застыл я, как аскет, оледенясь. Я сто тысяч благочестий продал за кувшин вина. О подвижник! Все на месте: мне – вино, тебе – намаз. Магом был с отравой смешан тот напиток, данный мне, Как Мансур, я был повешен, не ужившийся у вас. Слава о моем безумье прогремела по земле, Что отверг я оба мира за один свиданья час. Кто сказал: «Машраб безумен!» – коль отрекся я навек От скитанья по чужбине, мне представшей без прикрас.

МЭВЛА КОЛЫЙ

ТАТАРСКИЙ ПОЭТ

Вторая половина XVII века

ХИКМЕТЫ

О САМОМ ПОЭТЕ И ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ Говорится хикмет в год по хиджри такой: Одна тысяча восемьдесят восьмой. Говорится он в граде Булгар над

рекой, Говорит его грешник великий – Колый. Беспросветно прошли мои годы, друзья, Под глазами прорыта слезами стезя, Дни и ночи раскаянье мучит, грызя, Что отвечу я, раб, перед божьим судом?… Дел, угодных всевышнему, я не свершал, Бренный мир мои помыслы все поглощал, Я скорблю о прошедшем, ничтожен и мал… Что отвечу я, раб, перед божьим судом? Был я ветром познанья и страсти носим, До конца отдал дань я страданьям земным. Этот мир удивителен, незаменим! Что отвечу я, раб, перед божьим судом? Земледелье! Достойнее нет ремесла. Ты займись им – снискаешь сегодня почет. Божья воля его человеку дала. Помни: пахаря милость господняя ждет! Земледелье священно и служит оно Правоверным и не правоверным – равно. Земледельцу великое дело дано. Помни: пахаря жар преисподней не жжет! Человеку любому в народе любом Любо пашню своим обработать трудом; Он умрет, но господь не забудет о нем… Помни: пахарь всех нас благородней живет! О БРОДЯГАХ Упаси меня, боже, бродягою стать! Никому не желаю я муки такой. Без домашнего крова – от горя страдать Человек осужден, он теряет покой. Безразличен бродяга для прочих людей. Тот, кто здесь обитает под крышей своей,- Ходит в гости и сам принимает гостей, А бродяга о том лишь мечтает с тоской. Нет отца у бродяги, чтоб старость почтить, Нет и матери, чтоб о бедняге грустить, Никого – кто бы мог о здоровье спросить… Смерть бродяги – страшней всякой смерти другой. Жил один, и один покидает он свет, Схоронить его некому – близких ведь нет, В тот же день затеряется след его лет… Вот, бедняк, умирает он смертью какой!… О ЛЮБВИ, СТРАСТИ И НРАВСТВЕННОСТИ Посвятил я ей душу и думы свои, А при встрече меня не заметит она. Я сгораю в огне безнадежной любви - Но водой это пламя не встретит она. В сердце сок выкипает, а ей невдомек. Я средь тысяч других, мне не светит она. Подошла, подожгла, разожгла уголек, Только страстью на страсть не ответит она! Превратился я в пепел – ей все нипочем: Стать не хочет она ни огнем, ни лучом… О РОДНЕ Наших близких любовь, коль оценишь ее, Слаще сахара паше сластит бытие. Нет родни – вверить некому тайну свою, Пред врагом нет соратников рядом в строю, А в делах нет опоры в своем же краю. Кто родни не имеет – грустит без нее.

* * *

На этот мир ты не смотри, Простором манит этот мир, Но тщетны все твои труды,- Так злобно ранит этот мир. Ведь все растает, как туман, И, как невесты лик и стан, Нарядом, маскою румян Тебя обманет этот мир. Он скажет: истину забудь, Прикажет в сторону свернуть, На свой несправедливый путь Тебя потянет этот мир. Нас в этом мире ждет одно: Всем лечь в могилу суждено, Мы все исчезнем все равно… Недобрым занят этот мир!

БАЙРАМ-ХАН

ТУРКМЕНСКИЙ поэт

Конец XVI – начало XVII века

СГОРИТ

Из сердца вырвется огонь – мои уста спалит, В себе я спрячу тот огонь – моя душа сгорит. Язык мой – пламенный очаг, рассыпал искры слов, Лишь о любви заговорю – и мой язык сгорит. Иссохло тело от тоски, я весь окостенел. В огне разлуки плоть моя обуглится, сгорит. Неумолимо сердце жжет пылающая страсть, Любовь отнимут у меня,- и жизнь дотла сгорит. С тобою разлучен Байрам, как соловей, скорбит. Из сердца вырвется огонь – родимый край сгорит!

РУБАИ

1 В чужом краю скитается Байрам, Пьет воду со слезами пополам. Кто на тоску обрек его, о боже,- Пусть пленником печали станет сам! 2 Моя отрада, свет моих очей, Проходит мимо, тополя стройней. И если я догнать ее не в силах, Хоть ты, о сердце, поспешай за ней! 3 Словами веры я не обольщен, Безбожниками я не возмущен. Мечети, храмы – разве это важна, Магометанин я или крещен? Меня к себе приблизила вначале, 4 Слова твои как музыка звучали, Но вдруг ты замолчала и ушла,- И ввергнут я в безмолвный мир печали. 5 Решиться на разлуку трудно мне, Твою погладить руку трудно мне. Хочу тебе поведать о страданьях, Но высказать всю муку трудно мне!

О, ЕСЛИ Б!

О, если б мог я все напасти любимой на себя принять! О, если б мог я силой страсти печаль души ее унять! Пока лицо ее увижу – кровинки нет в лице моем. О, если б выпало мне счастье сто раз на дню ее встречать! О, если б все ее заботы уделом сделались моим! В моей бы это было власти – свое здоровье ей отдать! Могу ль представить, что изранен, скорбит бесценный мой рубин? Пусть лучше рвут меня на части, пусть мне от сотни ран страдать! Готов принять ее напасти. Но если б и она могла Недуг любви, хотя б отчасти, мучитель милый, испытать!