Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Не было нужды бранить и стыдиться за них постоянно.
Нынче ж, скажу, не таясь, глаза бы мои не глядели.
Осенью брат наш, литвин, в башмаках, а то и в сапожках,
Будто бы немец заправский, приходит, глядишь, на пирушку.
Нам-то, литовцам, пожалуй, носить негоже и клумпы,—
Так по-немецки у нас деревянная обувь зовется,—
Деды и прадеды наши не слишком ее уважали.
Знаем, стеснялись они поминать башмаки
И на французский манер щегольские полусапожки.
Это французы, когда понаехали к нам отовсюду,
Вскоре привычкам своим и обычаям нас научили.
В древние те времена наши прадеды школ не имели,
Знать не знали они букварей и книжек церковных.
Вероученью тогда изустно их всех наставляли.
А ведь усердней, поди, почитали прадеды бога
И, подымаясь до солнца, по праздникам в церковь спешили,
Нынче ж, помилуй господь, до какого мы дожили срама:
Все разряжены в лоск на манер французский, литовцы
Лишь на минутку-другую покажутся в храме господнем
И поскорее в корчму гулять да бражничать мчатся.
Многие образ людской там теряют, перепиваясь,
И начинают болтать по-свински и по-мужицки,
В церкви слышанных слов никто и вспомнить не хочет,—
Шутки мужичьи одни, да брань, да хохот немолчный...
По пустякам во хмелю затевая ссоры частенько,
Тут же они меж собою вступают в жестокие драки,
Хуже разбойников, право, катаются с воплями, с бранью
По полу, в грязных плевках, в блевотине, в лужицах водки.
Ну же и мерзость пошла! Как подумаешь — волосы дыбом.
Но не довольно того! Отцы-то пьянствуют сами
И ребятишек в кабак приводят, как в гости к соседу,—
Вот и потомство свое приучают к вину с малолетства.
В драку вступают отцы на глазах у своих ребятишек,
Клочья волос летят, и кровь потоками хлещет.
Нет угомону на вас, беспутники и нечестивцы,
Иль не страшитесь, что бездна разверзнется вдруг перед вами,
Пламя пожрет вас всех, оскверняющих праздпикп божьи,
Или не совестно вам среди христиан появляться?
Если священники в школу детей посылать заставляют
Или пора подошла заплатить учителю деньги —
Что за нытье стоит и какой галдеж несусветный!
А напоследок, когда рассерженный амтман прикажет
Вахмистрам без разговоров описывать всех виноватых,
Вмиг набежит толпа недоумков долгобородых,
И завопит, завопит, будто миру коней наступает,
И, в пререканья вступив с несчастными учителями,
Примется их шельмовать за одно лишь то, что дерзнули,
В
Пайкюс, известный дурак, «Отче наш» не знающий даже,
Также и братец его двоюродный, круглый невежда,
Смеют в голос бранить наставников скромных и школы,
Диву даешься, когда начинают болтать эти люди,
А поглядеть, так один сыновей обалдуями сделал,
Им угождая во всем, их воле потворствуя слепо.
Чуть не убить готов он учителя, если порою
Лодырей тот ремнем стеганет, потерявши терпенье.
Ну, а другой совсем свихнулся: ребят неразумных
В школу он ни за что посылать не желает, как будто
Дал себе крепкий зарок — их вырастить аду на славу.
Пайкюс ненастье бранит, а Ваушкус вёдро поносит:
Этому слишком светло, а тому недостаточно света,
Школа плоха одному, а другому несносно ученье.
Молод еще для одних и учить не умеет учитель,
Он для других староват и детей наставлять не годится.
Эти твердят: неприлично орет он, псалмы распевая,
Те говорят: не поет, а всегда бубнит что-то под нос.
Боек — одни кричат, тихоня — молвят другие.
Вот как по праздничным дням, в корчме с утра собираясь,
Учителей-горемык и священнослужителей скромных
Пьяницы и пустоболты ругмя ругают повсюду.
Вот как о них толковать эти головы дурьи дерзают!
Все же, скажу, и средь нас не перевелись христиане,—
Между литовцев найдется хозяев добрых немало,
Высокочтимых людей, что пример являют соседям:
Сами живут благонравно и, смотришь, также умеют
Домом своим управлять и почтенье внушать домочадцам.
В мире уж так повелось, гласит Святое писанье,
Непогрешимых людей, перед господом чистых душою,
Меньше бывает всегда, чем безбожников закоренелых.
Так оно будет и впредь: побеснуется несколько мир наш
И, напоследок ослепнув, к чертям на рога понесется.
Ведь говорят нам слова пророков ветхозаветных,
Также господь наш, Христос, и апостолов рукописанья
Все об одном, что, когда конец приблизится миру,
Столпотворенье пойдет, из ада чудища выйдут
И средь господ просвещенных, а также бурасов темных
Только коварство и подлость откроются нашему взору.
Разве мы изо дня в день не видим, как, властвуя всюду,
Грешных слабых людей соблазняет нечистая сила!
Ах, опомнимся, братья! Почувствуем сердцем, как страшно