Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Гильем IX

***

Люблю на жаворонка взлет В лучах полуденных глядеть: Все ввысь и ввысь — и вдруг падет, Не в силах свой восторг стерпеть. Ах, как завидую ему, Когда гляжу под облака! Как тесно сердцу моему, Как эта грудь ему узка! Любовь меня к себе зовет, Но за мечтами не поспеть. Я не познал любви щедрот, Познать и не придется впредь. У Донны навсегда в дому Весь мир, все думы чудака,— Ему ж остались самому Лишь боль желаний да тоска. Я сам виновен, сумасброд, Что мне скорбей не одолеть,— В глаза ей заглянул, и вот Не мог я не оторопеть; Таит в себе и свет и тьму И тянет вглубь игра зрачка! Нарцисса гибель я пойму: Манит зеркальная река. Прекрасных донн неверный род С тех пор не буду больше петь Я чтил их, но, наоборот, Теперь всех донн готов презреть. И я открою, почему: Их воспевал я, лишь пока Обманут не был той, к кому Моя любовь так велика. Коварных не хочу тенёт, Довольно Донну лицезреть, Терпеть томленья тяжкий гнет, Безжалостных запретов плеть. Ужели — в толк я не возьму — Разлука будет ей легка? А каково теперь тому, Кто был отвергнут свысока! Надежда больше не блеснет,— Да, впрочем, и о чем жалеть! Ведь Донна холодна, как лед,— Не может сердце мне согреть. Зачем узнал ее? К чему? Одно скажу наверняка: Теперь легко и смерть приму, Коль так судьба моя тяжка! Для Донны, знаю, все не в счет, Сколь к ней любовью ни гореть. Что ж, значит, время настает В груди мне чувства запереть! Холодность Донны перейму — Лишь поклонюсь я ей слегка. Пожитки уложу в суму — И в путь! Дорога далека. Понять Тристану одному, Сколь та дорога далека. Конец

любви, мечте — всему! Прощай, певучая строка!

* * *

Нет, не вернусь я, милые друзья, В наш Вентадорн: она ко мне сурова. Там ждал любви — и ждал напрасно я, Мне не дождаться жребия иного! Люблю ее — то вся вина моя, И вот я изгнан в дальние края, Лишенный прежних милостей и крова. Как рыбку мчит игривая струя К приманке злой — на смерть — со дна морского, Так устремила и любовь меня Туда, где гибель мне была готова. Не уберег я сердце от огня, И пламя жжет сильней день ото дня, И не вернуть беспечного былого. Но я любви не удивлюсь моей,— Кто Донну знал, все для того понятно: На целом свете не сыскать милей Красавицы приветливой и статной. Она добра, и нет ее нежней,— Со мной одним она строга, пред ней Робею, что-то бормоча невнятно. Слуга и друг, в покорности своей Я лишь гневил ее неоднократно Своей любовью,— но любви цепей, Покуда жив, я не отдам обратно! Легко сказать: с другою преуспей,— Но я чуждаюсь этаких затей, Хоть можно все изобразить превратно. Да, я любезен с каждою иной — Готов отдать ей все, что пожелала, И лишь любовь я посвятил одной,— Все прочее так бесконечно мало. Зачем же Донна так строга со мной? Зачем меня услала с глаз долой? Ах, ждать любви душа моя устала! Я шлю в Прованс привет далекий мой, В него вложил я и любви немало. Считайте чудом щедрым дар такой: Меня любовью жизнь не наделяла. Лишь обольщала хитрою игрой,— Овернец, правда, ласков был порой, Очей Отрада тоже обласкала. Очей Отрада! Случай мой чудной, Все чудеса — затмили вы собой, Вы, чья краса столь чудно воссияла!

* * *

Чтоб стих вдохновенно звучал, Запомните, песен творцы: В любви им ищите начал, Любовью скрепляйте концы. Если конца я не знаю, Песни я не начинаю: К радостям прежде мечтанье зовет, Только потом пониманье придет. Любовь я и радость познал, Но, словно добычу скупцы, От глаз любопытных скрывал,— Охочи болтать наглецы. Я ж без конца и без краю Донну свою почитаю, И, повредить ей страшась наперед, Прежде раскрыть опасался я рот. Но стал я хитер и удал, Молвы не страшны мне гонцы: Сам разум спасенье мне дал — Меня произвел во лжецы. Я пересказчиков стаю Сказочками угощаю. Мне эта ложь не в укор, не в зачет, Если от Донны позор отвлечет. Гнусней не найдется нахал, Чем наши злословы-глупцы: О чем я тихонько вздыхал, Звонят они, как бубенцы. Я от досады сникаю,— Им-то отрада какая? Тайну другого пусть каждый блюдет, В душу чужую свой нос не сует. Я Донну б к отваге призвал, И струсят тогда наглецы, И пыльный злословия шквал Не бросит в нее ни пыльцы. Робость у донн презираю, Смелой я сердце вверяю. Злобных моих ненавистников сброд Скоро ль от зависти весь перемрет? Копье смертоносно метал Пелей, говорят мудрецы, Но тот же металл исцелял, Тогда оживали бойцы. Я ваши губы лобзаю — Сердце себе я терзаю. Ранено сердце — тоской изойдет, Только от вас исцеления ждет. Я Донны милей не знавал, Признаюсь вам без хитрецы. Лица так прекрасен овал Что смолкли без дела льстецы. В очи взгляну — утопаю, Речи — в восторге впиваю. Все в ней прелестно, все в плен нас бере Равных ей нет! Не слепой же я крот. Донна! Я вас величаю — Навеличаться не чаю. Кто же Отрадой Очей не сочтет Ту, чьих достоинств никто не сочтет!

* * *

Все зеленеет по весне, Все ждет цветения садов. Ночами в свежей гущине Не молкнет пенье соловьев. Но хоть мила краса апрельских дней, А Донна, та — самой весны милей. Повсюду радость вешпяя светла, Но свет любви затмить бы не могла. И все ж, с собой наедине, Я в забытьи несвязных снов: Я не очнулся бы вполне, Сам став добычею воров! Увы, Любовь, ведь ты меня сильней, Нет у меня защиты, пожалей! Пока моя погибель не пришла, Ты б Донну покорить мне помогла! Пред нею не хватает мне Ни сил, ни смелости, ни слов. А между тем я весь в огне: Взгляну ль на блеск ее зрачков — И в восхищенье кинулся бы к ней. Да страх берет: та, что красой своей Лишь для любви назначена была, В любви и холодна и несмела. Держусь покорно в стороне И молчаливо ждать готов, А в сердце, в самой глубине, Не замолкает страстный зов. Ей и без слов он ясного ясней. Как быть со мною — ей самой видней: Порой она гак ласкова, мила, Порой строга: молва людская зла! Нет злости в детской болтовне, Эх, знать бы чары колдунов, В младенца бы по всей стране Был каждый превращен злослов! Тогда бы Донна стала веселей, Живей — глаза, уста — еще алей. Да что уста! Вся стала бы ала От жадных поцелуев без числа. Вот бы застать се во сне (Иль сне притворном) и покров С нее откинуть в тишине, Свой стыд и робость поборов! Нам с вами, Донна, нужно стать ловчей, Чтобы не упускать таких ночей, Чтоб наконец любовь свое взяла,— Ведь юность не навеки расцвела. С трусихой Донна наравне, Коль после ласковых кивков Твердит уныло о возне И происках своих врагов. Чушь! Ты глаза им отвести умей Лишь на другого из своих гостей. В такой уловке я не вижу зла: Ведь ласки мне бы Донна припасла! Гонец мой! Мне грозит ее хула, Но все сказать не смею без посла!

* * *

Дням пасхи каждый рад. Листвой оделся сад, А луг цветы пестрят. Расправив свой наряд, И в честь любви услад Все песенки звенят — Лишь у меня звучат Они на грустный лад. Сеньоры, бросьте взгляд: Мне за любовь дарят Награду из наград — Коварства горький яд! А Донну я стократ Нежней люблю, чем брат, И к ней мечты летят,— Мечтами я богат! Немало и скорбел И много бед терпел,— Но в том лишь преуспел, Что их стерпеть умел. Хоть есть любви предел, Его я одолел, Пред Донной чист и бел. Лукавить — донн удел! Я с детства пламенел К той, без кого б коснел Среди житейских дел. За годом год летел, А я не охладел. Пускай я с ней несмел, В любви не преуспел,— Я б старость ей согрел. Увы, зачем нужна Мне жизнь, когда она — Без той, чья белизна, Как первый снег, нежна? Мне радость не дана Быть с ней на ложе сна Иль в роще, где весна Господствует одна. Для Донны грош цена Любви, что столь сильна: Мол, в том моя вина, Что страсть моя видна. Вот так награждена Всей страсти глубина. Пусть Донна и скромна, Но скромность тут грешна! Гадать нет больше сил, Вам мил я иль немил, И срок уж наступил, Чтоб тот, кто вам служил И вас одну любил,— Ваш поцелуй испил. Хоть дар сей вам претил, Но щедрость бы явил. Взор Донны нежен был. Он ласку всем струил, И вдруг мой страстный пыл Его оледенил! Зачем же он манил? Зачем же отстранил, Едва лишь покорил? Теперь мечта — без крыл! Очей Отраду чтил, Ей песни посвятил,— Я только этим жил — А то б мне мир постыл.

* * *

У любви есть дар высокий — Колдовская сила, Что зимой, в мороз жестокий, Мне цветы взрастила. Ветра вой, дождя потоки — Все мне стало мило. Вот и новой песни строки Вьются легкокрыло. И столь любовь нежна, И столь любовь ясна, Что и льдины, как весна, К жизни пробудила. Сердце страсть воспламенила Так, что даже тело И в снегах бы не застыло, Где кругом все бело. Лишь учтивость воспретила Снять одежды смело,— Ей сама любовь внушила Крепнуть без предела. Любви мила страна, Что Донною славна, Не пизанская казна — Не в богатстве дело! Донна пусть и охладела, Но живу мечтая. Ненароком поглядела — Вот и рад тогда я! Лечит сердце мне умело Греза молодая, Коль оно осталось цело, От любви страдая. Моей любви волна В любые времена Через Францию вольна Плыть, как песня мая. Счастье мреет, обещая Все, что мне желанно. Так кораблик, чуть мелькая, Виден средь тумана, Где грозит скала седая Бездной океана. На душе тоска такая! Счастье столь обманно... Моя любовь грустна, И я не знаю сна. Мне судьбина суждена Бедного Тристана... Боже, взвиться бы нежданно Ласточкой летучей! Вот лечу к ней утром рано, Обгоняя тучи, А она лежит, румяна, Всех на свете лучше. — Сжальтесь, Донна! В сердце рана Словно пламень жгучий! Ах, как любовь страшна! Коль Донна холодна, То любовь напоена Скорбью неминучей. Но упрямы и живучи Страстные желанья. Их стремит порыв могучий Через расстоянья. Если ж выпадает случай, Что мои стенанья Вдруг сменяет смех певучий,— Отдал сердцу дань я: Ведь так любовь чудна, Что радостью пьяна, Хоть и в радости слышна Горечь расставанья. Спеши, гонец,— она Тебе внимать должна! Пусть польются письмена Песнею страданья.

* * *

Нет зеленых сеней, Оголены сады, Но гляжу без пеней На осени следы. Что в любви весенней? Одних обид чреды! Донна все надменней — Красавицы горды! Прочь бы от мучений, Но все мы не чужды Тщетных обольщений,— И горше нет беды. Знать, судьбина склонна Смеяться надо мной: Привечала Донна, Но стала вдруг иной — Смотрит отчужденно, И голос ледяной. Где жe оборона Мне от печали злой? Бог не слышит стона Больной души людской. Видно, смерти лоно Одно мне даст покой… Лживого мечтанья Рассеялся туман. Ждать ли состраданья? Ужель любовь — тиран? Грезе отдал дань я — И только впал в обман. Пил я упованья Губительный дурман! Но глушит рыданья, Всю боль сердечных ран Струн моих бряцанье — Ведь я не плакать зван! Был я не умнее Последнего глупца, Любоваться смея Красой ее лица. Той, кто всех милее, Не надо и льстеца — Зеркало сильнее Льстит Донне без конца. Тем смешней затея Безумного певца. Нож бы в лиходея, Зеркальных дел творца! Если Донна милым Меня не хочет звать, Пусть не с прежним пылом Должна хоть приласкать,—

Миниатюра из рукописного «Псалтыря». XII век

ПЕЙРЕ И БЕРНАРТ ДЕ BЕНТАДОРН

* * *

— Мой славный Бернарт, неужель Расстались вы с песней своей? А в роще меж тем соловей Выводит победную трель, Страстно и самозабвенно Ликуя в полуночный час. В любви превосходит он вас! — Мне, Пейре, покой и постель Рулад соловьиных милей. Душе опостыли моей Несчастной любви канитель, Цепи любовного плена. Уж я отбезумствовал раз, Постигнув любовь без прикрас. — Бернарт, перестаньте, мой друг, Бесстыдно любовь порицать. Она заставляет страдать, Но в мире нет сладостней мук, Ранит любовь и врачует. В ней — счастье великое нам, Пускай и с тоской пополам. — Эх, Пейре, вот стали бы вдруг Любви у нас донны искать, Чтоб нам их владыками стать Из прежних безропотных слуг! Где уж! Три года минует, Как мог убедиться я сам: Не сбыться сим дерзким мечтам! — Бернарт! Что валять дурака! Любовь — вот исток наших сил! Ужели бы жатвы решил Я ждать от сухого песка! В мире такой уж порядок: Положено донну любить, А донне — к любви снисходить. — Мне, Пейре, и память горька О том, как я нежно любил,— Так донной обижен я был, Такая на сердце тоска! Донны коварных повадок Вовек не могу я простить. Ловка она за нос водить. — Полно, Бернарт мой! Нападок Умерьте безумную прыть. Любовь нам положено чтить. — Пейре, мой жребий несладок, Коварную мне не забыть — Так как же безумным не быть!

ПЕЙРЕ Д'АЛЬВЕРНЬЯ

* * *

— Соловей, прошу тебя я К Донне с весточкой слетать. В путь обратный улетая, Попроси ответ прислать. Пусть поймет: Кто в полет Вести посылает, Кто их ждет,— Верно, тот В ней души не чает. Пусть не медлит, отвечая, Ты ж не вздумай зря порхать: Буду я, часы считая, Твоего прилета ждать,— В путь! И вот В небосвод Соловей взлетает, Все вперед И вперед Крылья устремляет. Прилетает, не плутая, К той, что рождена пленять. Вот и песнь его лесная Стала воздух оглашать. Он поет, Но забот Все ж не отгоняет; Страх берет — Как сойдет То, на что дерзает? Все же, смелость обретая, Донне стал он напевать: — Друг ваш, тайну соблюдая, К вам решил меня послать: Путь, мол, тот К ней найдет, Кто напевы знает,— Все поймет, Все смекнет И не зря слетает. Ждет вас радость, и большая. Нужно другу отвечать. Не видал, везде летая, Никого ему под стать. Но ведет Время счет — Друг часы считает, И зовет, И клянет: Где ж посол летает? Все ж, отлет свой замедляя, Не могу я умолчать; Срок придет, и прядь седая В русую вплетется прядь! Кто не рвет Свежий плод — Счастье упускает. Жизнь не ждет: Друг уйдет, Время все меняет.— Так ей птичка напевала, Был посол неглуп, хоть мал! Донна сразу отвечала, Голос нежностью звучал: — Поживей, Соловей, Отнеси признанье: Мол, для ней Нет милей Вашего вниманья! Как тоска меня снедала! Друг далёко пребывал. Я прекрасней не видала, Он мне всех желанней стал. Тем грустней, Тем трудней Было расставанье. Сколько дней Без вестей С милым ждать свиданья! С ним мечта моя витала, Сон и тот не разлучал, И во сне-то мне, бывало, Милый смех его звучал. Чем скромней От людей Я таю желанья, Тем сильней, Тем жадней Счастья ожиданье! Он меня спервоначала Словно бы заколдовал: Мне жара не докучала, И мороз меня не брал. Всех славней, Всех знатней И богаче стань я, Мне князей, Королей Он затмит блистанье! Если злато зря лежало, Кто-то им пренебрегал, У прекрасного металла Цвет поблек, огонь пропал,— Чем нежней, Чем добрей Будет к нам вниманье, Тем сильней, Тем полней В нас любви сиянье. Вот, соловушка, немало От меня ты услыхал. Завтра — в путь, чуть зорька встала, Чтобы друг не заскучал.— День светлей, Все быстрей Крылышек сверканье. Нет затей Веселей, Чем носить посланья!

РАМБАУТ Д'АУРЕНГА

* * *

В советах мудрых изощрен, Я всем влюбленным их давал, Но сам, хоть нынче и влюблен, Таких советов я лишен — И вот успеха не искал Дарами, лестью, клеветой: Любовь по-новому мне зрима — Чиста, добра, неугасима. Тому же, кто иным прельщен, Я в помощи не отказал. Пусть мой совет усвоит он И будет удовлетворен — Получит то, чего желал, К тому же с общей похвалой (А ею брезгать нетерпимо, Молва всегда неумолима). Итак, кто был одной из донн, Чьей дружбой он бы щеголял, С пренебреженьем отстранен, Тот донне угрожать волен; А резче отповедь слыхал — Дай донне по носу рукой: Со злючкой злость необходима, Иначе цель недостижима. Коль больше встретит он препон, И тут бы пусть ие унывал,— У недотроги свой канон: Кем не один стишок сложен, Такой, чтоб донну задевал Злословьем или похвальбой, Кто девки не пропустит мимо, Чей дом не келья нелюдима,— Тот донной не пренебрежен: На любопытстве он сыграл! Но путь такой мне не сужден, Моим же сердцем воспрещен. Когда б успеха и не знал, Я все же с донной, как с сестрой, Что нежно, преданно любима, Хранил бы скромность нерушимо. Но должен быть предупрежден Любой, кто мне бы подражал: Тоской он будет изможден, Да и глупцом провозглашен. Уж лучше б скромность нарушал И с тою донной и с другой (Хотя притом недопустимо И бушевать неукротимо). А я, сознаться принужден, Любви услад не испытал (Хоть этим, право же, смущен). И лишь недавно награжден Мне милым перстнем, что блистал На ручке... но молве людской Грех то предать, что столь ценимо. Нет! Тайна бережно хранима. Лишь вы, Жонглер Прекрасный мой, Вы знаете неоспоримо, Какая Донна мною чтима. Я шлю свой верс в Родез родимый Пусть там пребудет невредимо!