Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Гильем IX

* * *

Жил в старину Персеваль,— Изведал вполне я Сам Персеваля удел: Тот с изумленьем глядел, Робко немея, На оружия сталь, На священный Грааль,— Так, при Донне смущеньем объят, Только взгляд Устремляю вослед Лучшей из Донн,— ей соперницы пет. Врезано в сердца скрижаль Свидание с нею: Взор меня лаской согрел, Я оробел, онемел,— Этим себе я Заслужил лишь печаль И сомненье, едва ль Я других удостоюсь наград. Но стократ Муки прожитых лет Сладостней радостей легких побед. Ласкова речь ваша,— жаль, Душа холоднее! Иначе я бы посмел Верить — не зря пламенел Молча, робея: И без слов не пора ль Знать, как тягостна даль Для того, кто, любовью богат, Вспомнить рад Хоть ваш первый привет, Хоть упованья обманчивый бред. В небе найдется звезда ль, Что солнца яснее? Вот я и Донну воспел Как совершенства предел! Краше, милее Мы видали когда ль? Очи, словно хрусталь, Лучезарной игрою манят И струят Мне забвение бед, Тяжких обид и печальных замет. Жизнь не зовет меня вдаль, Всего мне нужнее Сердцу любезный предел. Все

бы дары я презрел,— Знать бы скорее: Милость будет дана ль, Гибель мне суждеиа ль? Если буду могилою взят Пусть винят — Вот мой горький завет! — Вас, моя Донна, очей моих свет! Старость умом не славна ль? Вы старцев мудрее. Юный и весел и смел, Все бы резвился и пел,— Вы веселее! Юность в вас не мудра ль? Мудрость в вас не юна ль? Блеск и славу они вам дарят, Говорят, Покоряя весь свет, Как совершенен ваш юный расцвет. Донна! Муки мне сердце томят, Но сулят, Что исчезнет их след: Милость приходит на верность в ответ.

ДАЛЬФИН И ПЕРДИГОН

* * *

— Пердигон! Порой бесславно Жизнь ведет свою барон, Он и груб и неумен, А иной виллан бесправный Щедр, учтив, и добр, и смел, И в науках преуспел. Что донне можете сказать: Кого из этих двух избрать, Когда к любвн ее влечет? – Мой сеньор! Уже издавна Был обычай заведен (И вполне разумен он!): Если донна благонравна, С ровней связывать удел Тот обычай повелел. Как мужику любовь отдать? Ведь это значит потерять И уваженье и почет. — Пердигон! Зачем злонравный Благородным наречен! Нет! Лишь в сердце заключен Благородства признак главный, И наследственный удел Не заменит славных дел. Иной барон — зверям под стать. Ужель медведя миловать? Тут имя знатное не в счет! — Мой сеньор! Мне так забавна Ваша речь. Я поражен: Ведь виллан же не рожден, Чтобы донн ласкать, как равный! Сколь бы он ни обнаглел, И для наглых есть предел! Как донну—донной величать, Коль та с мужицкою смешать Посмела кровь, что в ней течет — Пердигон! Забыли явно Вы про вежества закон,— Вот так мудрый Пердигон! Сердце с сердцем равноправно. Я б на имя не глядел И призвать бы донн посмел Любовь достойным отдавать, А званьями пренебрегать: Мы все — один Адамов род! — Мой сеньор! Вопрос исправно Разберем со всех сторон. Рыцарь верен испокон Власти вежества державной, А мужик в бароны сел, Да глядишь — и охамел: Кота-мурлыку сколь ни гладь, Но стоит мыши зашуршать И зверем стал домашний кот! — Пердигон! Кто ж одолел В нашем споре? Срок приспел: Чью правоту теперь признать, Одни Файдит волен решать. Пускай сужденье изречет! — Мой сеньор! Я б не хотел, Чтоб его сей спор задел — Он сам виллан! Но должен знать Любви достойна только знать, Вилланов же — мотыга ждет!

ГАВАУДАН

* * *

Конь по холмам меня носил. Кругом чуть-чуть лишь рассвело. Цветы боярышник раскрыл, И там, внизу, где все бело, Девицу заприметил я. Мчусь я к ней — холмы пологи, У коня проворны ноги,— А вдруг знакомка то моя? Вот я на землю соскочил, Забыт и конь мой, и седло, Еще и рта я не раскрыл, Как ручек ощутил тепло! Потом, лицо в тени тая, Мне под липой, в темном логе, Целовала без тревоги Глаза и рот она, друзья! Без чувств упасть готов я был, Но локон девичий взвило, Он щекотнул, и все прошло. Вкусив любви, я возносил Хвалу владыке бытия. И она твердит о боге: Без божественной подмоги Я, мол, не стала бы твоя! — Подруга,— я проговорил,— С тобой легко мне и светло. Я тайну до сих пор хранил, Не обрати ее во зло. Сокрыла жизни толчея — Языки людские строги! — Ту, с кем был я на пороге Счастливого житья-бытья. — Сеньор, и мой удел уныл: Ведь то меня — хитро и зло! — Наветчик с вами разлучил. Да, нам досталось тяжело. Но, злобно клевету струя, Все подвохи и подлоги Стали тщетны и убоги,— Нам злоба не страшна ничья! — Теперь я горе позабыл,— Тебя мне встретить повезло На воле, где сердечный пыл Ничто гасить нам не могло: Ведь тут никто нам не судья, Соглядатаи немноги — Лишь холмов немых отроги Да струи чистые ручья. — Сеньор! Хоть Евы колея По греховной шла дороге,— Не стремлюсь я в недотроги, Ведь вы ж не дьявол, не змея!

АРНАУТ КАТАЛАН

* * *

Я в Ломбардии, бывало, К милой сердцу приходил — Донна ласково встречала, Словно я ей тоже мил. Как-то раз наедине С ней шалили мы сначала, Но свершить случилось мне То, что Донна запрещала. С этой встречи все пропало: Был я мил, а стал немил. Прежде Донна привечала,— Чем же я не угодил? Все неясно, как во сне. Ну, за что она серчала? Я ведь дал понять вполне, Как мила она мне стала.

ПЕЙРЕ ДЕ БАРДЖАК

* * *

К вам, моя Донна, пришел я просить Освобожденья от клятвы моей. Впрочем, за радости прожитых дней Вечно признателен буду я вам. Новое счастье, хвала небесам, Стало вам прежнего счастья милей. Что ж, пожелаю вам жить веселей, Вас я другому без злобы отдам. Ну, а коль встречу потом, может быть, Буду учтивым, как следует быть. Слез расставанья не стану я лить И не вздохну, не насуплю бровей. Впредь обойдусь без любовных скорбей: С новою донной, назло болтунам, Счастлив я так, что и не передам. Правда, хоть, кажется, вы познатней, Но в остальном не тягаться вам с ней. Друг принесет вам и горе и срам, Вам остается стареть и грустить, Донне моей — и цвести и любить. Право одно я хочу сохранить: Быть вам защитой от злобных людей, Освобождать от коварных сетей. Лишь позовите — и помощь подам Из сострадания к вашим слезам! Платы не надо — ни ласк, ни речей, Даже обещанных вами ночей, Что, вопреки вашим нежным словам, Не удосужились вы подарить,— За вероломство не стану корить. Если вам страшно обет преступить,— Ад пострашнее упреков друзей! — Что же, на это ведь есть иерей. Так поспешите со мною во храм, Вы отпущенье получите там: Проще простого от клятвы своей Освобождаются у алтарей! Сразу расставится все по местам: К новым обетам пора приступить, Я же готов вам обиды простить. Все ж я не стал бы от вас уходить, Коль не страдал бы лютей и лютей Самой мучительною из страстей: Ревность не внемлет рассудка речам, Ревность не верит словам и делам, Ревность не знает спокойных ночей. Ревность — проказа, уйти от людей Надо больному, он чувствует сам. Легче ему в отдалении жить... Да, помогли вы мне жизнь облегчить! С просьбой пришел я — меня отпустить, Вот и порвется последняя нить.

ПЕЙРЕ РАЙМОН

* * *

Знаю, как любовь страшна, Дротиком ее пронзен. Скоро ль буду исцелен? Рана-то, болит она! Знаю, помощь мне нужна. Врач один бы исцелил,— Сам я стоны подавил, Рану от него скрывая. Я глупец! Моя вина, Что я гибнуть осужден: Немотой я поражен Перед Донной, что одна Исцелить меня должна,— Врач сей так меня пленил, Так меня ошеломил, Что пред ним дрожу всегда я. Будь решимость мне дана, Я из дальних бы сторон К той, кем в рабство обращен, Кем душа моя полна, Полз без отдыха, без сна, Руки бы пред ней сложил, Пренебречь молвой молил, Милосердья ждал, рыдая. Донна, вами издавна Лучший цвет добра взращен, И, не увядая, он Всюду сеет семена. Сердцем предан вам сполна, Наш союз я б свято чтил. Как бы он прекрасен был,— Что пред ним Ландрик и Айя! А молва, что так жадна Знать, в кого и кто влюблен, Будет — чести чту закон! — Неудовлетворена! Тайну скроет пелена: Я бы всех перехитрил, Даже ложь себе простил, Толкам пищи не давая. Эти строки я сложил, Чтоб Алмаз их затвердил, Петь в Тулузу отбывая.

ЭЛЬЯС КАЙРЕЛЬ

* * *

— Сеньор Эльяс Кайрель, задать Хочу я вам вопрос такой: Скажите, лживости людской Не поддаваясь ни на пядь, Зачем вы песни прежние забыли И от меня вы сердце отвратили? Ведь с вами я такая ж, как была, Вам отказать ни в чем бы не могла. — Нет, донна Изабелла, стать Успели вы совсем другой, Вы прежде щедрою рукой Мне честь умели воздавать. Мои вам песни радость приносили И столь искусно вас превозносили, Но замолчит жонглерская хвала, Коли наград она не обрела. — Сеньор Кайрель, что тут сказать! Признаться, вижу я впервой, Чтоб обернулась лишь игрой Сердечной дружбы благодать. Жаль, всех других я остеречь не в силе: С моих же слов вас слишком полюбили. А донну славят лишь ее дела,— Вы не нужны мне! Все я поняла! — Что ж, Донна! Песней оглашать Не стану пышный наш покой. Но на душе моей покой: Себя не жалко мне лишать Своих заслуг неоцененных или Всех тех наград, какими обходили... Другая донна чванство отмела, Не встречу в ней коварства или зла. — Сеньор, легко вас разгадать! К чему пустых упреков строй! К чему обид притворных рой! Ну что ж! Не стану вас держать — Идите же, коль песни вам постыли, В свой монастырь, где прежде дни влачили. Я с просьбой к Иоанну бы вошла, Чтоб вас опять обитель приняла. — Мне, Донна, не к лицу вкушать Свой хлеб в обители святой,— Вот вам о суете мирской Пора под старость забывать... Нет, клевещу бесстыдно! Но не вы ли, Жестокая, мне душу истомили? Прекрасней вас земля не создала, Но как меня обида извела! — Сеньор Эльяс, вы так и не открыли, Какой подруге сердце подарили? Добиться милой я б вам помогла, Когда и вправду столь она мила. — Нет, Донна, нет! Уста бы всё сгубили, Когда бы имя это возгласили! Боюсь молвы, молва людская зла,— И страсть моя во глубь души ушла.

БЕРТРАН КАРБОНЕЛЬ

* * *

Господь велел, чтоб Ева и Адам Не устыдились сопрягать тела И чтоб любовь такая перешла Ко всем от них рожденным племенам. Адам — наш корень. Дерево цветет, Коли от корня жизнь к нему течет, И днесь, тела влюбленных сочетая, Творится воля господа святая!

ДАУДЕ ДЕ ПРАДАС

***

Сама Любовь приказ дает, Чтоб всем я в песне рассказал. Сколь много от Любви стяжал И как ей воздаю почет. Во исполненье сих велений, А также в честь красы весенней, Я описать для вас решаю, Какие радости вкушаю (Не расставаясь и с мечтой, Для сердца моего святой). Счастливый нынче выпал год, И выбор радостей немал. Я все утехи испытал, Какие нам любовь несет: Пред Донной я склонил колени — Она всех в мире совершенней,— Пред знатною девицей таю И девкой не пренебрегаю! Но куртуазности былой Не изменил в любви тройной. На пользу мне же, долг зовет, Чтоб Донне честь я воздавал. А коль немного заскучал — К девице знаю тайный ход. Хочу ли больших наслаждений — Их без запретов, без стеснений С веселой девкой получаю, Когда часочек улучаю, Чтоб с нею дань воздать порой Любовной радости простой. Закон Любви нарушит тот, Кто Донну для себя избрал И овладеть ей возжелал, Сведя избранницу с высот. У Донны жду я утешений От самых скромных награждений, Но шнур иль перстень, уверяю, На трон кастильский не сменяю. А поцелуй один-другой — Подарок самый дорогой! И у девицы мне почет: Она радушно вводит в зал, И сразу — я заране знал — Садится рядом, так и льнет! С ней не теряем мы мгновений: Я все нежней, самозабвенней Ее, притихшую, ласкаю. Сначала к щечке приникаю, Потом и поцелуй срываю, Касаюсь груди молодой... Но тут предел положен, стой! А девка нежностей не ждет, И не затем я девку взял, Чтоб чем-нибудь себя связал! Она готова наперед Весь жар любовных вожделений Со мной делить без возражений, Все исполнять, чего желаю, Когда с ней игры затеваю, Да удивить и новизной, Хотя игрок я записной!

КЛАРА АНДУЗСКАЯ

* * *

Заботами наветчиков моих, Гонителей всей прелести земной, Гнев и тоска владеют нынче мной Взамен надежд и радостей былых. Жестокие и низкие созданья Вас отдалить успели от меня, И я томлюсь, в груди своей храня Боль смертных мук, огонь негодованья. Но толков я не побоюсь людских. Моя любовь — вот гордый вызов мой. Вы жизнь моя, мне жизни нет иной, — Возможно ли, чтоб голос сердца стих? Кто хвалит вас, тому почета дань я Спешу воздать, превыше всех ценя. Зато вскиплю, зато невзвижу дня, Промолви кто словечко в порицанье. Пусть тяжко мне, пускай удел мой лих, Но сердце чтит закон любви одной,— Поверьте же, я никакой ценой Не повторю другому слов таких. Есть у меня заветное желанье: Счастливого хочу дождаться дня — Постылых ласк угрозу отстрани, Себя навек отдать вам в обладанье. Вот, милый друг, и все мои писанья — Примите их, за краткость не браня: Любви тесна литых стихов броня, И под напев не подогнать рыданье.