Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Гильем IX

* * *

Я к господу как-то попал. Вижу — его обступили. Статуи в гневе вопили, Чтоб он наших донн обуздал: На краски вскочила цена,— Все больше идет их для донн, А статуям храмов — урон, Их лики бледней полотна! Мне бог, обернувшись, сказал: — Жены, монах, нагрешили, Статуи красок лишили,— Их облик святой облинял. Смотри, как вот эта бледна! Почаще всходи на амвон, Громи их, повапленных жен! Для кары пришли времена. — Господь,— я ему отвечал,— Сами вы донн сотворили, Сами красой одарили Еще при начале начал. А если краса им дана, Для донн красоваться — закон. Урон-то святым нанесен, Но краска и доннам нужна! — Монах, ты в нечестие впал! Речи твои не грешны ли, Чтобы творения были Прекрасней, чем я замышлял? Недолго цветет их весна,— Ведь смертный стареть обречен,— Но краской обман совершен: Глядишь — а старуха юна! — Господь, вам совет бы я дал: Вы в своей славе и силе Крашеных донн невзлюбили,— Так кто ж вам продолжить мешал Их юность до вечного сна? А лучше бы,— я убежден,— Земля до скончанья времен Всей краски была лишена! — Монах, я и слушать устал! Разум утратил ты или Жены тебя совратили, Что ты их оправдывать стал? Нет! Женам да будет сполна Природный их вид возвращен. Хоть красками лик испещрен, Сотрет их прекрасно слюна. — Господь, я бы с ними пропал: Так уж носы набелили, Столько румян наложили, Что я бы слюней не набрал! Хоть дело мое — сторона, Но кто красотой обделен, Прикрасу искать принужден,— Какая ж на доннах вина? — Монах, по прикраса грешна: Ведь каждый, кто ей обольщен, В распутство уже вовлечен, И тешится тем Сатана. — Господь, но Монфора жена Элида — как розы бутон, Слюнявить ее не резон: Живая в ней прелесть видна!

ФОЛЬКЕТ ДЕ МАРСЕЛЬЯ

* * *

— Надежный Друг, вот вы знаток,— Скажите,, кто из донн милей? Одна хоть любит и верней, Но не пускает на порог, Моленья ваши отвергая. Вторая хоть не столь верна (Резвушки изменять ловки), Зато нежнее к вам она. Уж слишком муки велики, Которые сулит другая! — Фолькет! Подумать дайте срок, Не знаю случая сложней — Одно лишь ясного ясней: Не оберетесь вы тревог, Хоть ту, хоть эту выбирая. С резвушкою судьба одна — С ней ревность вас возьмет в тиски. Уж лучше вам лишиться сна И умирать от злой тоски, Достойной сердце отдавая. — Надежный Друг, да в чем тут прок? Как пред достойной ты ни млей, А ведь с резвушкой веселей! Любить обидно недотрог, Малейшей ласки не стяжая. Любить без ласки! Вот те на! Нет, донна! Что за пустяки! Пусть ты для трона рождена, С себя надменность совлеки, Ко мне вниманье умножая! — Фолькет! Ужель вам мил порок? Что может быть коварства злей! Что ласк изменницы подлей? Их получить любой бы мог, Вас, бедный, нагло унижая. А той, что с виду холодна, Пренебрегут лишь простаки. Ей не затем любовь дана, Чтоб тешить злые языки, Нескромно чувства обнажая. — Надежный Друг! То лишь предлог Даря любовь, томить людей. Дар без привета, без речей Всегда обиден и жесток, Пренебреженье выражая. Душа резвушкой пленена, Всем опасеньям вопреки. Да, верить ей нельзя сполна, Но и у вашей есть грешки,— Видать, судьба у всех такая. — Фолькет! Прервите слов поток! С подругой нежною своей Я знал немало светлых дней. Иначе жил бы одинок, С другим делиться не желая. А вашим песням — грош цена, И нет в них правды ни строки. Зачем вам надо, старина, Кропать столь бодрые стишки, Душой от ревности сгорая? — Надежный Друг! Их плел, играя, Для вас я — бодрость вам нужна: Ведь есть преловкие дружки, К ним ваша донна так нежна, Что вы к отчаянью близки,— Моя ж, поверьте мне, иная. — Фолькет! То похвальба пустая. Гаусельма нас судить должна. Вопросы эти ей легки. Сдаюсь, коль скажет, смущена, Что донну у меня дружки Крадут, в измены вовлекая!

ГАУСЕЛЬМ ФАЙДИТ

* * *

Нет! Хватит волн морских, Докучных берегов, Подводных скал крутых, Неверных маяков! Я насмотрелся их За все свои блужданья. Судьбы превратности познав И в милый Лимузен попав, Там честь и радости стяжав,— Воздам молитвой дань я За то благодеянье, Что я вернулся, жив и здрав. Владыку дней моих Восславить я готов, Вновь, после бед лихих, Свой обретая кров И сад, что, свеж и тих, Струит благоуханье Своих простых цветов и трав, Красою скромною поправ Кичливый блеск чужих держав. А Донны обаянье! Ее очей сиянье, Ее дары и кроткий нрав! Пускай звучит мой стих, Нежданным счастьем нов, Среди бесед живых При лучшем из дворов, Где для сердец людских Священны предписанья Любви — источника всех прав. Под звон ручья среди дубрав Брожу, забвению предав И барки колыханье, И шторм, и злодеянья Морских разбойничьих орав. Кто ради дел святых Искал чужих краев,— За гробом ждет таких Прощение грехов. Но кто, в разбое лих И жаждая стяжанья, Решится, совесть потеряв, Пиратский соблюдать устав,— Тот, в битвах, в бурях доконав Себя и достоянье, Умрет без покаянья — Вот вся цена таких забав!

УК ДЕ ЛА БАКАЛАРИА

* * *

Вместо нежного привета Ей, царице всех услад, Чтоб забыться, песнь рассвета Я сложу на новый лад. Лунный свет забрезжил где-то, В птичьих трелях дремлет сад,— Так мне тяжко бденье это, Что заре я был бы рад. О, боже, как Наскучил мрак! Как я жду рассвета! Хоть Евангельем осмелюсь Я поклясться: ни Андрей, Ни Тристан или Амелис Даме не были верней. Строки «Pater noster» [7] пелись Наново душой моей: «Господи, qui es in coelis [8] , Дай увидеться мне с ней!» О, боже, как Наскучил мрак! Как я жду рассвета! Среди гор, в морской стихии Не умрет любовь моя, И, наветчики лихие, Верить вам не буду я! Провожу уныло дни я, Без еды и без питья. К ней от стен Антиохии В смертный час помчался б я О, боже, как Наскучил мрак! Как я жду рассвета! Брал я с бою замок грозный, Мне не страшен был медведь, Леопард неосторожный Попадал мне часто в сеть,— Пред любовью же ничтожна Мощь моя досель и впредь: Трепет сердца невозможно Ни унять, ни одолеть! О, боже, как Наскучил мрак! Как я жду рассвета!

7

«Отче наш» (лат.).

8

Иже еси на небесех (лат.).

КАСТЕЛЛОЗА

* * *

Зачем пою? Встает за песней вслед Любовный бред, Томит бесплодный зной Мечты больной, Лишь муки умножая. Удел и так мой зол, Судьбины произвол Меня и так извел... Нет! Извелась сама я. А вы, мой друг, плохой вы сердцевед, Любви примет, Сдружившейся со мной Тоски немой Во мне не замечая. Всеобщий же глагол Вас бессердечным счел: Хоть бы приветил, мол, Несчастной сострадая. Но я верна вам до скончанья лет И чту обет (Хоть данный мной одной!), Свой долг святой Безропотно свершая. Вас древний род возвел На знатности престол, Мою ж любовь отмел,— Для вас не столь знатна я. Вы для меня затмили целый свет,— Отказа нет Для вас ни в чем от той, Кто день-деньской Все ждет, изнемогая, Чтоб ожил тихий дол И вестник ваш прибрел Иль пыль клубами взмел Скакун ваш, подлетая. Украв перчатку, милый мне предмет, У вас, мой свет, Но потеряв покой, Своей рукой Ее вам отдала я,— Хоть грех мой не тяжел, Но он бы вас подвел, Коль ревности укол Не стерпит... та, другая... Гласят заметы стольких зим и лет: Совсем не след, Чтоб к донне сам герой Ходил с мольбой. Коль, время выжидая, Снерва бы сети сплел, С ума бы донну свел, То в плен не он бы шел — Спесивица младая! Ты б к Самой Лучшей шел И песню спел, посол, Как некто предпочел Мне ту, с кем не чета я. Друг Славы! Мир не гол Для тех, кто зло из зол — В вас холодность обрел, Но страстью расцветая!

ПЕЙРЕ ВИДАЛЬ

* * *

Жадно издали впивая Провансальский ветер милый, Чувствую, как полнит силой Грудь мою страна родная. Без конца я слушать рад, Чуть о ней заговорят, Слух лаская похвалою. Весь простор родного края Рона с Венсой оградила, С гор — Дюранса путь закрыла, С юга — глубь и зыбь морская. Но для мысли нет преград, И в Прованс — сей дивный сад! — Вмиг переношусь душою. Сердце, Донну вспоминая, О печалях позабыло,— Без нее же все уныло. Песнь моя — не лесть пустая: Что хвалить всех донн подряд! — Славословья воспарят К лучшей, созданной землею. В ней одной искал всегда я Правды верное мерило. Жизнь она мне озарила, Даром песен награждая. Славных дел свершу я ряд За единый только взгляд Той, что стала мне судьбою.

* * *

Жаворонок с соловьем Всех пернатых мне милей Тем, что радость вешних дней Славят первые они. Я, должно быть, им сродни: Трубадуры все молчат, Песни о любви звучат У меня лишь — для Виерны. Мне дозволено притом Ту из донн, что всех славней, Донной называть своей, Как ведется искони! Я достоинства одни За награду из наград Восславлять отныне рад — Прелесть и красу Виерны. Но стрелой или ножом Поразить нельзя больней, Чем любовью: ты о ней Сколь, глупец, нн раззвони, Ожиданья тяжки дни. Я не знатен, не богат, Да зато верней навряд Друг найдется для Виерны. А теперь я перстеньком Награжден—он чудодей: С ним знатней я всех людей, Сам король — и то в тени! И куда ни загляни — В замок или шумный град,— Я богаче всех стократ! Так он дорог, дар Виерны.

* * *

Сеньор мой Драгоман, да мне б коня — Враги в испуге прыснут от меня. Так, ястреба завидев в небе, утка Спешит, бедняжка, скрыться в зеленя. Враги-то знают: что мне их броня! При имени моем и то им жутко. Двойной мой панцирь блещет ярче дня, Мой меч — Гвидона дар, ведь мы родня. Мне путь не уступить — плохая шутка! Все прочь бегут, доспехами звеня. От поступи моей дрожит земля, Так и гудит — ее страшна погудка! В боях — Роланда с Оливье сменя, В любви — Берара вежество храня, Я милых донн совсем лишил рассудка: Шлют перстни, ленты, письма — беготня Гонцов любви растет день ото дня, Бегут ко мне почти без промежутка! Я бью врагов играючи, дразня, Своей отвагой кровь им леденя: Вы, рыцари, со мной сразитесь, ну-тка! Я всех милей (скажу вам без вранья), Пред доннами колени преклони, Коль меж боев мне выпадет минутка. Вот был бы взыскан щедрым даром я — Конем могучим,— я б для короля Под Балагьером нес дозоры чутко. В Провансе, в Кро и в Монпелье — резня. А рыцари — как стая воронья, Бесстыднее разбойника-ублюдка. Придет король, изменников казня,— Ему претит тулузская грызня. Шли лучников, Тулуза-баламутка,— Тебе верну их, пред собой гоня. Помчится граф искать, невзвидев дня, Найдется ль для него хотя б закутка. Для каждого, кто льстит, в душе кляня, Кому и долг и верность — болтовня, Кто честь не ставит выше предрассудка,— Меча не пожалею и огня: Будь ты стальной — сгоришь, как головня, Останется одна лишь пепла грудка. Реньер с Виерной, счастьем осеня, Здесь, в Монпелье, приветили меня,— И рыцаря скромнее пусть найдут-ка!

* * *

Мила мне лета славная пора, Мила земля под ясными лучами, Мил птичий свист меж пышными ветвями, И мил узор цветочного ковра; Милы мне встречи дружеских кружков, Милы беседы и уютный кров,— Милей всего, что скоро буду там, Где милой Донне снова честь воздам. Любовь со мной на радости щедра, Любовь дарит бесценными дарами. В мечтах любви тепло мне вечерами, Любви отвагой полон я с утра. Пришла любовь — и мир как будто нов. Любви всю жизнь я посвятить готов. Любовь приносит юный пыл сердцам,— Через любовь я побратим юнцам. Рад все заботы гнать я со двора, Рад похвалам, летящим вслед за вами, Рад, ваш вассал, восславить вас делами, Рад, Донна, вам — источнику добра! Рад красоты внимать всевластный зов, Рад не снимать с себя любви оков, Рад предаваться сладостным мечтам, Рад следовать за вами по пятам. Будь божья длань над Донною бодра! Грянь божья кара над ее врагами! Весь божий день молю в житейском гаме Тебя, о боже, нынче, как вчера: Божественный тому простри покров, Кто, боже, любит без обиняков, Будь, боже правый, грозен ко льстецам, Лжецам безбожным — клеветы гонцам. Ах, Донна, сколь судьба моя пестра! Пред Донной я — бедняк меж бедняками, Пред Донной я — король меж королями, Коль Донна то сурова, то добра. У Донны нет смиреннее рабов, Чтоб волю Донны угадать без слов. Но, Донна, раб ваш уповать упрям: Чтя Донну, ждет он милосердья сам! В своем веселье сколь любовь мудра! Сколь весело в вас, Донна, жизни пламя! Веселье, излучаемое вами, Мир веселит, как ветерка игра. Весельем я исполнен до краев — Мне весело от лучезарных снов, И весело звучать моим устам Хвалой веселью, и любви, и вам.

МАРИЯ ДЕ ВЕНТАДОРН И ГИ Д'ЮССЕЛЬ

* * *

— Ужель, Ги д'Юссель, вы сполна Стихи отказались слагать? Вольны вы молчать, но вольна И я к вам в тенсоне воззвать! В мире любви вы немалый знаток — Этот знаток мне ответить бы мог: Есть ли для любящих общий закон, Донну и друга равняет ли он? — Хоть, донна Мария, должна Виола моя отзвучать, Но, раз вам тенсона нужна, Возьмусь я за пенье опять: Как бы у донны был род ни высок, Он для господства в любви — не предлог! С донной,— отвечу вам,— друг уравнен, Если и в низкой он доле рожден. — Ги, вовсе не тем, что знатна, Должна она славу стяжать, А тем лишь, что донна она, Что может любовь даровать. Тот, кто по донне тоской изнемог, Должен прийти к ней с мольбой на порог, Чтобы любовью он был одарен Не потому, что он знатный барон. — Но, донна, одна сторона Не ниже другой ни на пядь: И донна, коли влюблена, Должна о любви умолять. В чем же тут другу от равенства прок: Он ее славит, она же — молчок! Нет уж! Коль был ты в любви предпочтен, Значит, тобой и почет заслужён! — Ги, в чем тогда клятве цена? Зачем же колени склонять И славить на все времена Владычицы разум и стать, После ж не помнить, чуть выдержав срок, Как он пред донной валялся у ног! Тот же и взял свою донну в полон, Кто, как вассал, к ней ходил на поклон... — Нет, донна! Коль та не склонна Его своим ровней считать, Зачем же любовь призвана Сердца воедино сливать? Вот и тенсоны стал ясен итог. Донна — не донна, коль ей невдомек: Равенство любящих — высший закон, Только любовью и держится он.