Погоня за сказкой
Шрифт:
– А кто же поедет на этом прекрасном жеребце? – спросила я, продолжая гладить его.
– Вы, – улыбнулся граф немного самодовольно. – Это ваш конь.
– Вы дарите мне этого красавца? – поразилась я и от неожиданности хлопнула в ладоши, как дитя.
Однако быстро спохватилась и смутилась, услышав смех графа.
– Нет, что вы, Онорат, – ответила я. – Я не могу принять такой дорогой подарок. Но не откажусь от удовольствия прокатиться на нем. Правда, наездник из меня неважный.
– О, нет, Ада, мой подарок всего лишь желание угодить вам и не более, – поспешил меня заверить молодой
В этот момент подошли папенька с матушкой. По лицу мэтра Ламбера я поняла, что он знал о готовящемся подарке и одобрил его, потому что сейчас папенька широко улыбался, переводя взгляд с меня на графа.
– Прекрасный жеребец, – воскликнул папенька. – Достойный подарок от достойного человека.
– Подарок? – матушка встрепенулась. – Ада не может принимать такие подарки от постороннего человека, это неприлично. Если бы дар был от жениха, а уж тем более мужа, но приятель отца… Нет, это повлечет пересуды, – категорично закончила она.
Я склонялась к тому же, потому в этом вопросе приняла сторону матушки, повторив:
– Нет, Онорат, я не могу принять такой богатый дар.
– А я могу, – отчеканил папенька, и граф вновь заулыбался.
– Быть по сему, – сказал он. – Примите от меня в подарок, Ансель, сего жеребца. Надеюсь, и Ада не откажется, хоть иногда, прокатиться на нем.
– Не откажется, – уведомил папенька. – Моя дочь любит лошадей. А от этого красавца у нее уже глазки горят. – Он постучал тростью, на которую опирался, по носку сапога. – Однако не дурно бы и в путь.
– Без сомнений, – поддержал его граф и приготовился помочь мне сесть в седло.
– Верхом?! – воскликнула матушка таким тоном, словно под моими ногами разверзлась Преисподняя. – Это невозможно. Ада, в карету!
– Дульчина! – папенька редко повышал на матушку голос принародно, только когда всерьез злился на нее. – Уймись и иди в карету, – велел он.
Матушка порывалась еще что-то сказать, но мэтр Ламбер недвусмысленно указал ей на распахнутую дверцу, и матушка подчинилась, бросив на меня предостерегающий взгляд. Она просто не желала оставлять нас с графом наедине, это я поняла сразу.
– В путь, – велел папенька и тоже скрылся в карете.
Я же поставила носок туфельки на подставленные руки графа, но неловко покачнулась, когда опора под ногой ослабла, и едва не упала, но меня подхватили. Чьи-то руки сжали меня слишком откровенно для простой поддержки, и сердитый голос, разом выбивший из меня воздух, произнес:
– Кто же так руки ставит? Вы не испугались, Ада? – теперь голос его сочился теплотой, и от того я вовсе лишилась дара речи, просто покачав головой. – Надеюсь, конь без норова? – строго спросил господин лейтенант и, получив утвердительный ответ от его светлости, вновь обратился ко мне. – Я помогу вам.
И я взлетела в седло, даже толком не успев понять, как это произошло.
– Мое почтение, – прохладно сказал Дамиан графу Набарро, чуть склонив голову. Затем задержал на мне взгляд. – Вы надолго улетаете, милая бабочка?
– На три дня, – пролепетала я, чувствуя ужасную неловкость от такого интимного обращения.
– Я буду ждать вашего возвращения, – ответил Дамиан, улыбнулся
Невольно проводив взглядом его широкоплечую фигуру, я обернулась к графу и заметила, что щеки его зарумянились, а на скулах ходят желваки.
– Онорат, я жду вас, – позвала я.
Его светлость легко прыгнул в седло и виновато посмотрел на меня.
– Простите меня, Ада, не знаю, как такое вышло.
– Вы просто волновались, и я без страха доверюсь вам снова, – с улыбкой ответила я.
– Однако вышло крайне неловко, – негромко произнес Онорат. – Я заглажу свою вину.
– Ах, оставьте, – отмахнулась я и тронула поводья.
Граф догнал меня, карета тронулась следом, и мы начали наш путь в загородное поместье его светлости. Я старалась не замечать любопытных взглядов, которые бросали на нас горожане. Не так часто девушка из нашего сословия следовала верхом, да еще и в сопровождении мужчины. Дворяне себе подобное позволяли, но среди среднего класса для передвижения женщины подразумевался экипаж. Но ежели папенька одобрил, то я не видела смысла отказывать себе в удовольствии прокатиться верхом. И теперь я ждала, когда же Льено останется позади, чтобы можно было пришпорить коня и промчаться по дороге… хотя бы рысцой, галопировать добропорядочной девушке, даже дворянке, дурной тон. Не могу сказать, кто придумал это, но я и так уже подошла к пределу дозволенного, чтобы нарушать еще одно правило.
– Вы прекрасно держитесь в седле, Ада, – произнес Онорат, глядя на меня.
– Лесть ни к чему, – негромко рассмеялась я. – Я ужасная наездница, но верховую езду люблю и получаю от нее несказанное удовольствие.
– Это заметно по вашим сияющим глазкам, – ответил господин граф, и я смутилась.
Матушка время от времени выглядывала из окошка. Она зорко следила за мной, и это доставляло некоторое неудобство. Заметив, как я с досады покусываю губы, граф Набарро заговорщицким тоном сообщил:
– За пределами Льено мы сможем проехать через луга, а ваши родители доберутся по дороге.
– Но это будет неловко, – тут же ответила я, однако соблазн казался велик.
– Мэтр Ламбер мне позволил эту вольность, – с улыбкой добавил Онорат.
– Ежели папенька позволил, то я принимаю ваше предложение, – кивнула я и стала с еще большим нетерпением ожидать городских ворот.
Но и после ворот мы еще некоторое время ехали так же, но теперь матушка начала еще и окликать меня время от времени. Я чувствовала себя несмышленым дитятей, и эта опека чрезвычайно тяготила. И лишь благодаря папеньке, матушка вскоре угомонилась, но все равно зорко следила за нашим с графом выездом.
Неожиданно Онорат протянул руку, перехватывая поводья моего коня, и не успела я и ахнуть, как мы сорвались в самый настоящий галоп, уходя влево, и вскоре совсем скрылись из пределов видимости кареты.
– Ада! – матушкин крик донесся эхом.
А я смеялась от восторга, вновь единолично правя своим конем. Это было так великолепно. Если бы еще и не ужасно неудобное дамское седло, то удовольствие было бы полным. Граф не сводил с меня взгляда, и это стало вскоре мешать. Мой смех затих, и я вновь смущенно потупилась, придерживая резвого скакуна. Конь недовольно фыркнул, но подчинился.