Погребенный кинжал
Шрифт:
Ветеран, подойдя к нему, наклонился, чтобы поднять с колен, и как только он это сделал, датчики Жестокосердного зафиксировали что–то извивающееся и движущееся в темной дымящейся луже. Крошечные черви, больше похожие на личинок, вылуплялись у него на глазах, выворачиваясь наизнанку и превращаясь в серебристо-черных мух с влажными мерцающими крыльями.
Цуррик взвыл и скрючился, его укрепленные кости трещали одна за другой — настолько сильными были судороги. Услышав крики легионера, двое сервов, стоящих у входа в отсек, разинули рты, и на мгновение
Но затем человеческие слуги начали кричать и царапать свою обнаженную кожу, после чего они тоже выплюнули внутренности текучими черными потоками.
— Инфекция! — проревел Жестокосердный, и это слово одновременно стало оцифрованным криком и предупреждением, переданным по вокс-сети. — Здесь инфекция! Запечатайте палубы!
Дрожащая рука поднялась и вцепилась в броню ветерана.
— Помоги… мне… — выдохнул Цуррик, и его глаза стали молочно-белыми.
По всей поверхности обнаженной кожи легионера взбухали сотни багровых нарывов, которые располагались группами по три.
Когда примарх вошел внутрь, в валетудинариуме воцарилась тишина, и на мгновение единственными звуками в медицинском отсеке корабля были пыхтение атмосферных процессоров и низкий перезвон датчиков жизнеобеспечения.
Испытующий взгляд Мортариона натолкнулся на Морарга, апотекария Крозия и старого боевого пса Скорвалла, стоящих полукругом перед запечатанной камерой из пластали и кристалфлекса. Он подошел к ним, но дредноут преградил ему путь.
— Повелитель, нет… — начал ветеран на удивление мягким голосом.
— Отойди в сторону, Жестокосердный, — сказал ему Мортарион. — Я хочу это видеть.
— Это ужасно, — мрачно сказал Скорвалл. — Лучше ослепнуть, чем увидеть нечто подобное, — дредноут отступил назад, и его механическое тело будто обмякло. — Я не пожелал бы этого даже для моего злейшего врага.
В примархе вспыхнуло раздражение. «Старый дурак, — подумал он про себя, — что за сантименты?»
Но затем Мортарион заглянул в запечатанную комнату, где лежал Цуррик, и то, что он там увидел, действительно было ужасно.
Примарх Гвардии Смерти видел монстров, видел убийства. Твари, зверски сшитые вместе Владыками Барбаруса из кусков тел, были неотъемлемой частью ночных кошмаров простых смертных. Ошметки живых существ, остававшиеся после битв с ними, а позднее — жалкие останки уничтоженной жизни, с которыми Мортарион сталкивался уже во время сражений Великого Крестового Похода — все эти зрелища были достаточно ужасны, чтобы преследовать и терзать душу простого человека. Со временем он привык к таким вещам. Более того, часто он сам был ответственен за них.
Но это … это зрелище было серьезным ударом даже для его могучей воли.
То, что лежало на медицинской койке, едва можно было назвать Рахибом Цурриком. Его
Цуррик походил на труп, оставленный гнить месяцами в сырой, затхлой глуши, и тем более невероятным было то, что он все еще был жив. Его грудь поднималась и опускалась в такт неровному дыханию, которое прерывалось приступами кашля и отхаркиванием зеленой слизи через барьер кристалфлекса.
Молодой воин был там не один; Мортарион увидел распавшиеся останки пары медицинских сервиторов, лежавших там же, где они упали. Рабы-машины, утонувшие в собственной зараженной крови, несомненно, были мертвы.
— Как… он все еще жив? — вопрос вырвался у Мортариона прежде, чем он осознал это.
— Неизвестно, — ответил Крозий. — Милорд, я никогда не видел ничего подобного. Его второе сердце лопнуло, а большинство органов уже не действует.
— Его геносемя?
Крозий покачал головой.
— Боюсь, что оно поражено, и нет надежды на его извлечение. Я все еще пытаюсь понять, на что я смотрю, но считаю, что это своего рода химерный переносчик болезни.
— Химерный? — переспросил Морарг. — Ты имеешь в виду мутацию?
Крозий немного улыбнулся. Он был ошеломлен, зачарован отвратительной силой заразы, которая поглотила молодого воина.
— О нет, советник. Более того, эта ветвь вируса является крайне изменчивой и очень заразной. Она бесформенна и в то же время одновременно принимает множество форм. Это не просто одна болезнь… это каждая из них сразу.
— Это невозможно, — проворчал Жестокосердный, сжимая свои тяжелые кулаки. — Тогда почему же болезнь меня не затронула? Я состою из плоти под моей железной оболочкой, — он дважды стукнул себя по нагруднику. — И я не заболел.
Морарг бросил взгляд на примарха.
— Скорвалл видел припадок Рахиба, милорд. И дюжина смертных членов команды, что были вместе с ним.
— Они погибли за то время, которое нам потребовалось, чтобы доставить его в изолятор, — заметил Крозий.
Морарг проигнорировал это замечание и продолжил:
— Я приказал провести полную магнитно-радиационную очистку и дезинфекцию всех мест, которые он посещал. Но там ничего не было. Никаких следов инфекции.
— Болезнь очень избирательна, — заметил Крозий, явно забавляясь этой идеей. — Может быть, она разумна.