Погребенный кинжал
Шрифт:
— Я добьюсь их расположения, — сказал Мортарион. — Тебе следовало бы сделать то же самое, Калас.
Далеко за полями раздался звук горна. Это был сигнал к окончанию дневной работы и возвращению в деревню.
Бледный юноша посмотрел в ту сторону, затем ухмыльнулся и кивнул в сторону косы.
— Тебе не нужно ничего добиваться, Жнец. Ты можешь просто взять всё, что хочешь. Ни одна живая душа там не осмелится бросить тебе вызов.
Мортарион медленно покачал головой, глядя на приближающиеся края тумана. Он
— Страх — оружие, которое я использую только против своих врагов.
Ухмылка Каласа сменилась усмешкой, но прежде чем он успел сказать что–то еще, в воздухе раздался отдаленный треск ломающегося дерева и резкий детский крик.
Мортарион крепче сжал косу и повернулся к источнику звука. Вдалеке, за полями, на ветру колыхалось облако пыли, показывая место, где опрокинулась одна из деревенских общинных повозок. Он увидел, как несколько жнецов бросили свою работу и побежали к перевернутой телеге. Крик ребёнка раздался вновь, и на этот раз он был тонким, наполненным болью.
Кто–то позвал на помощь, и остальные побежали обратно в деревню. Затем сверхъестественно острые чувства Мортариона уловили запах свежей крови. Не раздумывая, он воткнул древко косы в коричнево-черную землю и покрыл расстояние до застрявшего фургона за несколько ударов сердца.
Собравшиеся вокруг местные жители попятились, видя его приближение и давая Мортариону возможность увидеть происходящее. Люди тащили тяжелую телегу, нагруженную тюками твердой пшеницы, обратно к складам, и колесо провалилось в незаметную канаву. Он понял, что произошло — массивный вес фургона сломал колесо, когда оно крутанулось не в ту сторону, и вся повозка завалилась набок.
Под ней был ребенок, пойманный в ловушку рамой фургона и зажатый в канаве, где повозка настигла его, когда она падала. Очень худая девчонка, одна из тех молодых селян, кто должен носить мешки с бечевкой для закрепления тюков с зерном. Она побледнела от шока, а кровь свободно текла из раны на её голове. Грязная земля под ней медленно поддавалась, и с каждой минутой фургон все сильнее давил на худое костлявое тело.
— Мы не можем оставить её здесь! — прошипел один из жнецов.
— Солнце уже зашло, — возразил другой. — Туман сгущается одновременно с закатом. Ты знаешь, что это значит.
Мортарион знал. Люди в поселении держали горящими факелы из смоляной смеси в течение всего темного времени суток, чтобы развеять туман, который распространялся по ночам. В этом тумане что–то двигалось и металось: хищные твари, которые, как он прекрасно знал, разорвут на части любого встречного человека. Однако ряды факелов не доставали до сломанной повозки.
— Посмотри на неё! — прорычал второй человек, когда поднялся холодный ветер. — Нам понадобится двадцать крепких душ, чтобы сдвинуть эту штуку! К тому времени, как они придут сюда, туман будет уже здесь! — он с трудом сглотнул. — Было бы милосерднее, если б мы…
— Отойди в сторону, — сказал Мортарион. Жнец потянулся к своему серпу, но даже самый мягкий толчок Мортариона отбросил низшего назад, спиной прямо в грязь. Он обошел упавшего человека и присел на корточки у ступицы сломанного колеса, нащупывая ось.
Ребёнок,
Он отбросил сомнения и расставил ноги на грязной земле, чтобы выпрямиться. Затем Мортарион обхватил обеими руками ось повозки и с тихим рычанием поднял огромный вес. Повозка поднялась из трясины с чавкающим звуком, а он удерживал её на весу.
С минуту никто не произносил ни слова. Все жнецы в шоке замолчали. Пока Калас, наконец, не закричал на них:
— Что вы стоите и глазеете, дураки?! Вытащите её!
Девочка закашлялась и потеряла сознание, пока они вытаскивали её. Мортарион заметил уродливую рану на ноге ребенка, но чувствовал, что она выживет. Когда двое жнецов достали её так быстро, как только могли, он снова опустил повозку, не уронив ни одного из наваленных на неё тюков. Он смотрел, как с наступлением ночи люди уменьшаются в свете зажженных пограничных факелов. Тусклый дневной свет уходил так же быстро, как вода впитывалась в сухую землю.
Человек, которого сбил с ног Мортарион, уже поднялся.
— Нам придется оставить повозку, — похоже, он пользовался определенным авторитетом среди других жнецов, возможно, как бригадир или что–то в этом роде. — Все, берите столько тюков, сколько сможете унести! — он отдал приказ, и остальные жнецы последовали его команде.
— Бросьте их, — сказал Мортарион.
— Мы не можем! — возразил старший. — Это целый день работы. Хотя я и не ждал, что ты поймешь…
Мортарион огляделся. Ветер теперь был сильным и жестким, и вместе с ним клубы тумана двигались всё быстрее. Он мельком глянул на лицо Каласа. Его спутник-изгой вглядывался в пустоту, словно там было что–то, что мог видеть только он.
— В чем дело?
— Они здесь, — прошептал он.
— Живее! — крикнул бригадир, забираясь на перевернутый фургон, чтобы присмотреть за остальными. Он закашлялся и хватал ртом воздух, когда над головой проносились клубы тумана. — Мы не сможем дышать, если задержимся! — он повернулся и ткнул пальцем в Мортариона. — Ты! Если ты такой сильный, то сможешь нести в дюжину раз больше…
Он так и не закончил фразу. Мортарион мельком увидел черную, закутанную в плащ фигуру, поднявшуюся из зарослей необработанной пшеницы и молча промелькнувшую в воздухе, увидел, как она подобралась к человеку сзади и рванулась за добычей.
Тусклая вспышка далекого факела отразилась на широком лезвии короткого бронзового меча, и бригадир лишился головы. Фонтан сверкающей крови брызнул на жнецов, и они в страхе разбежались.
Мысли Мортариона неслись вскачь — как он мог не услышать приближения врага, неужели его отвлекли мысли о девочке? — даже когда другая, более воинственная часть его разума увидела призрачные формы, формирующиеся в глубине туманной завесы. Он пожалел об оставленной косе и попытался схватить что–то похожее на оружие. Его длинные пальцы схватили упавшее зерноуборочное молотило, когда со всех сторон раздались новые крики.