Похищение

Как всегда, эту книгу я написала не сама. Первым делом мне бы хотелось поблагодарить сержанта Дженис Мэллаберн из полиции округа Мэрикопа. Это не человек, а генератор постоянного тока! Она, наверное, даже не понимала, во что ввязывается, когда согласилась помочь мне после нашего знакомства в тюрьме на Мэдисон-стрит. Она была первой (и последней) наставницей, назвавшей меня Пончиковой

Маньячкой. Спасибо другим моим помощникам из различных ветвей правовой системы: Крису и Кики Китинг, Аллегре Любрано, Кевину Бэггзу (и Джин Арнетт), Дэвиду Бэшу, Джену Стернику, следователю Клэр Демэр, начальнику полиции Нику Джакконе и капитану Фрэнку Морану. В честь судьи Дженнифер Собел я бы хотела провозгласить троекратное «ура»: она лично сопровождала меня в тюрьме, где я провела целый день с единственной целью – чтобы по возвращении люди поверили в мои небылицы. Нью-гэмпширский патрульный Джеймс Стейнмец и его собаки Мэгги и Грета, а также патрульный штата Род-Айленд Мэтт Зарелла из первых рук предоставили мне доказательства незаменимости поисковых собак. Выражаю благодарность врачам-психиатрам и другим медикам, дававшим мне советы относительно скорпионов, трахеотомии, гистерэктомии и подавленных воспоминаний. Перечислю их поименно: Дут Фаген, Джен Айнер, Ральф Кэхали, Дэвид Туб, Роланд Иви и Джим Умлас. За оперативную, как всегда, расшифровку благодарю Синди Фолленсби. Джефф Гастингс, Джоанна Мэпсон, Стив Олспрах – спасибо, что позволили мне вероломно обокрасть ваши жизни. Джейн Пиколт – спасибо за то, что остаешься лучшей первой читательницей. За искреннюю веру в мой талант я бы хотела поблагодарить Кэролин Рейди, Джудит Керр, Сару Брэнхэм, Кэрен Мендер и всех сотрудников издательства «Атрия», от восторга перед которыми у меня голова идет крутом. А непреклонную Камиллу МакДаффи я благодарю за напоминания, как я талантлива, – некоторые еще в этом нуждаются. За пятнадцатую годовщину и многое другое я говорю «спасибо» Лоре Гросс. Эмили Бестлер – спасибо за поддержку. А Кайлу, Джейку, Саманте и Тиму – спасибо просто за то, что вы есть.

Впервые я исчезла, когда мне было шесть лет.

Отец готовил фокус для ежегодного рождественского праздника в доме престарелых, а его помощница – секретарша с настоящим золотым зубом и накладными ресницами, похожими на пауков, – заболела гриппом. Я уже приготовилась было вымаливать роль, когда он сам попросил меня сделать ему одолжение.

Как я уже сказала, мне было шесть лет, и я еще верила, что папа действительно умеет вытаскивать монетки у меня из уха, действительно находит букет цветов в складках халата миссис Клебан и делает так, чтобы вставные зубы мистера ван Луена исчезли. Он постоянно разыгрывал эти фокусы перед старичками, приходившими сыграть в бинго, позаниматься аэробикой или посмотреть черно-белые фильмы с потрескивающим, как пламя, саундтреком. Я знала, что некоторые атрибуты фальшивые – к примеру, его завитые кверху усы или монетка с двумя «орлами», – но была на сто процентов уверена, что своей волшебной палочкой он действительно отправляет меня в какую-то промежуточную зону, где я дожидаюсь сигнала к возвращению.

В тот вечер жильцы трех центров помощи, расположенных в нашем городе, невзирая на мороз и пургу, приехали на автобусе в дом престарелых. Рассевшись полукругом, они наблюдали за отцом, пока я мялась за кулисами. Когда он объявил мой выход («Неподражаемая Корделия!»), я появилась на сцене в расшитом блестками леопардовом костюме, обычно лежавшем без дела в сундуке.

Я многому научилась в тот вечер. Я узнала, что помощницам фокусников приходится встречаться с обманом лицом к лицу. Узнала, что быть невидимой – значит скрутиться в три погибели и позволить черной занавеске накрыть тебя целиком. Узнала, что люди не могут раствориться в воздухе, а если вы кого-то не можете найти, то просто ищете не там, где нужно. И кто-то ответствен за ложную указку.

В этом мире невозможно существовать, не роняя частичек себя. Мы можем прокладывать бетонные дороги из распечатанных балансов наших кредитных карточек, календарей наших встреч и данных нами обещаний. А можем оставлять микроскопические улики, наподобие отпечатков пальцев, улики невидимые, если не знать, где их искать. Но даже в отсутствие того и другого всегда есть запах. Мы живем в облаке, что движется вместе с нами, пока мы проверяем электронную почту, бегаем по утрам или подвозим друзей на машине. Мы постоянно сорим клетками нашей кожи, по сорок тысяч в минуту, и клетки эти взлетают, гонимые потоками воздуха у наших ног и под подбородками.

Сегодня я бегу следом за Гретой. Когда мы достигаем густых зарослей у подножия горы, Грета ускоряет бег. Я чуть ли не по пояс в грязной жиже и талом снегу, а моей ищейке все нипочем. При такой отвратительной погоде двигаться, конечно, тяжело, но эта же погода помогла нам напасть на след.

Офицер, прибывший из полицейского управления города Кэрролл, округ Нью-Гэмпшир, заметно отстал. Ему достаточно одного взгляда на территорию, которую прочесывает Грета, чтобы скептически покачать головой: «Даже и не думайте. Четырехлетнему ребенку ни за что не пробраться сюда по такой слякоти».

И скорее всего, он прав. Сейчас, когда земля остывает в лучах заходящего солнца, воздух спускается с холмов, а это значит, что даже если девочка прошла дальше по равнине, Грета учуяла запах в том месте, где он пропадает. «Грета не согласна с вами», – говорю я.

В нашем деле нельзя позволять себе роскошь недоверия к партнеру. Природа отдала под обоняние половину поверхности собачьего носа и один квадратный дюйм моего. Поэтому если Грета уверяет, что Холли Гардинер ушла с игровой площадки детского сада «Огикс энд Стоунз» и вскарабкалась на вершину горы Десепшн, то я должна полезть туда и найти ребенка.

Грета дергает конец пятнадцатифутового поводка и мчится во весь опор, преодолевая разом несколько сотен футов. Красивая у меня собака: черная «шапочка» на голове, коричневое бархатное «пальтишко», немного нескладное тело девушки, пришедшей на дискотеку и наблюдающей за танцорами с трибуны. Она обегает гладкий голый камень и поднимает глаза на меня. При этом складки ее вытянутой морды становятся еще глубже. Запахи сольются воедино, как зыбь на воде от брошенного камня. На этом месте девочка остановилась передохнуть. – Ищи! – командую я.

Грета мечется по сторонам, выискивая запах, и снова бежит вперед. Я бросаюсь следом. Вздрагиваю я лишь однажды – когда ветка хлещет меня по лицу, вскрывая порез над левым глазом. Сквозь сплетение лозы мы прорываемся на узкую тропинку, которая ведет к прогалине.

Девочка сидит там на влажной земле, крепко обхватив колени руками. Как это всегда бывает, ее лицо на миг становится лицом Софи, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не заключить ее в объятия: это напугало бы ребенка до смерти. Грета подпрыгивает, указывая, что это – тот самый человек, чей запах, въевшийся в шапку из овечьей шерсти, ей поручили искать в яслях в шести милях отсюда.

Девочка изумленно моргает, постепенно, как улитка, выбираясь из панциря страха.

– Ты, должно быть, Холли, – говорю я, присаживаясь на корточки рядом с ней. Сбрасываю куртку, пропитанную теплом моего тела, и накидываю ей на худенькие плечи. – Меня зовут Делия. – Я свистом подзываю собаку. – А это Грета, познакомься.

Я снимаю с животного рабочую сбрую. Грета так усердно машет хвостом, что все ее тело превращается в метроном. Когда девочка протягивает руку, чтобы погладить собаку, я окидываю ее внимательным взглядом.