Похищенный наследник
Шрифт:
Конечно, как только я поднимаю правую руку, она отшатывается, боясь удара по лицу.
Но у меня нет намерения бить ее. Пока нет.
Вместо этого я прижимаюсь кончиками пальцев к нежно-розовой щеке, слегка усыпанной веснушками. Мне требуется каждая унция самоконтроля, чтобы не впиться пальцами глубоко в ее плоть.
Я провожу большим пальцем по ее губам. Я чувствую, как они дрожат.
— Если бы все было так просто, моя маленькая балерина, — говорю я ей.
Ее глаза расширяются, дрожь пробегает по ее стройной фигуре. Ее пугает, что я так много о ней знаю. Я знаю, чем
Эта девушка даже не представляет, как легко ее читать. Она так и не научилась возводить стены, чтобы защитить себя. Она так же уязвима, как клумба с тюльпанами. Я намерен топтаться по ее саду, вырывая цветы из земли один за другим.
— Я привел тебя сюда не для того, чтобы быстро убить, — говорю я ей. — Твои страдания будут долгими и медленными. Ты станешь лезвием, которым я буду резать твою семью снова, снова и снова. И только когда они будут слабыми, отчаявшимися и полными страданий, только тогда я позволю им умереть. И ты сможешь наблюдать за всем этим, маленькая балерина. Потому что это трагедия, и принцесса-лебедь погибнет только в последнем акте.
Слезы наполняют ее глаза, беззвучно скатываясь по щекам. Ее губы дрожат от отвращения.
Она смотрит на меня и видит чудовище из кошмара.
И она абсолютно права.
За то время, что я работал на Зейджака, я совершал невыразимые вещи. Я шантажировал, крал, избивал, пытал и убивал людей. Я делал все это без угрызений совести.
Все, что было хорошего во мне, умерло десять лет назад. Последний клочок того мальчика, которым я был раньше, был связан с Зейджаком — он был единственной семьей, которая у меня осталась. Теперь его нет, и во мне нет ни капли человечности. Я больше ничего не чувствую, кроме нужды. Мне нужны деньги. Власть. И, прежде всего, месть.
Нет ни хорошего, ни плохого, ни правильного, ни неправильного. Только мои цели и то, что стоит на пути к этим целям.
Несса медленно качает головой, отчего слезы текут еще быстрее.
— Я не собираюсь помогать тебе причинять боль людям, которых я люблю, — говорит она мне. — Неважно, что ты сделаешь со мной.
— У тебя не будет выбора, — говорю я, улыбка искривляет уголки моего рта. — Я же говорил тебе. Это трагедия — твоя судьба уже предрешена.
Ее тело напрягается, и на мгновение я вижу, как в широко раскрытых глазах вспыхивает искра бунтарства. Я думаю, что она может набраться смелости и попытаться ударить меня.
Но она не настолько глупа.
Вместо этого она говорит: — Это не судьба. Ты просто злой человек, который пытается играть в бога.
Она отпускает дверную ручку и встает прямо, хотя это еще больше сближает нас.
— Ты не больше меня знаешь, в какую историю мы попали, — говорит она.
Я могу задушить ее прямо сейчас. Это погасило бы вызов в ее глазах. Это показало бы ей, что какой бы ни была эта история, она не имеет счастливого конца.
Но тогда я лишу себя горького удовольствия, которого ждал все эти месяцы.
Поэтому вместо этого я говорю: — Если ты так решительно настроена написать повествование, почему бы тебе не сказать мне, кого я должен убить первым? Твою мать? Твоего отца? А как насчет Аиды Галло? В конце концов, это
С каждым членом семьи, которого я называю, ее тело дергается, как будто я ее ударил. Кажется, я знаю, что причинит ей наибольшую боль...
— А как насчет нового олдермена? — говорю я. — Вот где начался конфликт — с твоего старшего брата Каллума. Он думал, что он слишком хорош, чтобы работать с нами. Теперь у него хороший офис в мэрии. Его так легко найти там. Или я могу просто пойти к нему в квартиру на Эри-стрит...
— Нет! — кричит Несса, не в силах остановить себя.
Боже, это слишком просто. Это совсем не весело.
— Вот правила на данный момент, — говорю я ей. — Если ты попытаешься сбежать, я тебя накажу. Если ты попытаешься причинить себе вред, я накажу тебя. Если ты откажешься от любого моего приказа... ну, ты поняла. А теперь перестань хныкать и возвращайся в свою комнату.
Несса выглядит бледной и больной.
Она вела себя вызывающе, когда думала, что на кону стоит только ее жизнь. Но когда я назвал ее брата и невестку, это стало для нее реальностью. Это мгновенно лишило ее сопротивления.
Я начинаю жалеть, что выбрал ее для этой маленькой игры.
Не думаю, что она будет сильно сопротивляться.
Конечно, как только я отступаю назад, чтобы дать ей возможность пройти, она покорно бежит обратно в направлении своей комнаты. Даже не попытавшись спасти свое достоинство.
Я достаю свой телефон, чтобы получить доступ к камерам, установленным в каждом углу этого дома.
Я наблюдаю, как она поднимается по лестнице, затем бежит обратно по длинному коридору в гостевые апартаменты в конце восточного крыла. Она захлопывает дверь и падает на древнюю кровать с балдахином, всхлипывая в подушку.
Я снова сажусь на скамейку, чтобы посмотреть, как она плачет. Она плачет целый час, прежде чем окончательно заснуть.
Я не чувствую ни вины, ни удовольствия, наблюдая за ней.
Я вообще ничего не чувствую.
10.
Несса
Следующие четыре дня я провела взаперти в этой комнате.
То, что поначалу казалось огромным пространством, вскоре начинает вызывать ужасную клаустрофобию.
Дверь открывается только тогда, когда горничная три раза в день приносит мне поднос с едой. Ей около тридцати лет, у нее темные волосы, миндалевидные глаза и рот в форме лука Купидона. Она носит старомодную униформу горничной: плотные темные колготки, длинную юбку и фартук. Она вежливо кивает мне, когда ставит новый поднос и поднимает старый.
Я пытаюсь заговорить с ней, но не думаю, что она говорит по-английски. Или, может быть, ей просто приказали не отвечать мне. Раз или два она бросает на меня сочувственный взгляд, особенно когда я становлюсь все более растрепанной и раздраженной, но я не питаю иллюзий, что она собирается мне помочь. Почему она должна рисковать своей работой ради незнакомки?